Жара как новая реальность

Сергей Медведев: Будущее наступило жарким летом 2021 года. В Москве несколько недель стояла рекордная жара – 35 градусов. В Канаде, на северо-западе США температура перевалила за 50 градусов. В Кувейте от жары плавятся автомобили.

Что это – реальность глобального потепления? Какие климатические риски оно несет, как нам к нему адаптироваться? У нас в гостях Павел Константинов, доцент МГУ, кандидат географических наук.

Корреспондент: Метеорологи сообщают, что за последние 30 лет температура летом в Москве выросла на 2 градуса. В других странах тоже наблюдается аномальная жара. Постепенное повышение температуры климатологи связывают с глобальным изменением климата. Потепление влияет не только на самочувствие и смертность, но и на инфраструктуру, в том числе и жилые дома проектируются с учетом местного климата.

^{Видеоверсия программы}

Глобальное потепление может изменить температурные условия целых стран и даже привести к переделу мировой экономической географии. Специалисты говорят, что каждый дополнительный градус среднегодовой температуры на Земле способен оставить около миллиарда людей без пригодных для жизни условий. Имеют все шансы стать необитаемыми территории в Центральной Африке, Индии, Австралии и Южной Америке.

Сергей Медведев: Лето 2021 года – это уже новая норма, нам следует привыкать к такого рода жаре?

Павел Константинов: Это, слава богу, не новая норма, но подобные события будут с каждым десятилетием происходить все чаще. Даже если мы все сейчас по щелчку пальцев перейдем на безуглеродные технологии, то где-то еще 20–30 лет инерция системы будет влиять на климат. Будет происходить увеличение количества и повторяемости неблагоприятных явлений погоды, к которым относятся и такие волны жары.

Сергей Медведев: Я заметил, что за последние десять лет ветер в московском регионе стал гораздо сильнее, падает больше деревьев.

Павел Константинов: Конечно, тех событий, которые валят деревья, стало немножечко больше, чем в конце ХХ века. Но с другой стороны, в среднем скорость ветра в Москве падает – это и из-за застройки, и из-за региональных климатических особенностей. И это не очень хорошо: с ветром все-таки проще переносить плюс 30. Кроме того, более слабый ветер хуже рассеивает атмосферные загрязнения, аэрозоли, выхлопы автотранспорта. Поэтому для экологии ослабление ветра в городах – это большая проблема.

Сергей Медведев: Будет и больше экстремально холодных зим, чаще будут аномальные ливни? Количество сообщений, приходящих от МЧС, по-моему, увеличивается год от года.

Павел Константинов: Статистически повторяемость не только летних, но и зимних неблагоприятных явлений (сильных снегопадов, случаев ледяного дождя) действительно растет. Для территории России это, наверное, одно из самых неприятных последствий потепления климата. У нас система народного хозяйства и система предупреждения исторически все-таки адаптированы к прохладному, но достаточно спокойному климату. Россия – холодная страна, и повторяемость торнадо в сравнении с США тут на порядки меньше.

Сергей Медведев: У японцев всегда есть готовность к неблагоприятным погодным явлениям (цунами, землетрясениям), и даже американец всегда готов к тому, что будет объявлено наводнение, потоп, ураган: он заколачивает свой легкий домик фанерными щитами, садится в большой джип и вместе с семьей едет в соседний штат спасаться от урагана. В России нет такой моментальной готовности к чрезвычайной ситуации.

Павел Константинов: В странах с неблагоприятной, опасной погодой уровень развития, например, радарной метеорологии в 70-80-е годы ХХ века был на порядок выше: этого требовали те потери, которые несли люди и государство из-за таких опасных явлений. В странах с более спокойной погодой это было просто не очень нужно. А сейчас получается, что нужно уже практически всем.

Сергей Медведев: Впечатляют кадры из Ванкувера, из Сиэтла, с севера-запада США, юго-запада Канады, где было 50 градусов. Там огромные спортзалы и торговые центры были переоборудованы под временное содержание людей, пострадавших от жары, люди со своими животными сутками сидят на раскладушках. В России надо быть готовым к такому же? Здесь же гораздо меньше кондиционеров.

Павел Константинов

Павел Константинов: Нужно как минимум иметь это в виду. Региональные чрезвычайные службы о таком задумываются. Еще в 2010 году в Москве и в некоторых других городах открывались дневные центры для пенсионеров, кондиционированные помещения, куда человек мог просто прийти и провести необходимое ему время в комфортной обстановке. Это решение спасло определенное количество жизней. Но надо это развивать и распространять и в более прохладные регионы. Произошедшее в Канаде – тревожный звоночек. В тех широтах плюс 49,5 – это, конечно, нонсенс. Предыдущий рекорд был плюс 45 градусов. У нас в Москве рекорд превышен на 0,2 градуса, и все СМИ об этом дружно сообщают, а там сразу на 5 градусов. В метеорологической истории по всему миру такое происходит несколько раз за столетие.

Сергей Медведев: Тепловой купол.

Павел Константинов: Это модное слово, его сейчас все используют. Но по-хорошему ничего нового не произошло: тепловой купол формировался в Москве в 2010 году, сформировался и сейчас. Интересно другое: очень жаркий воздух с Мексиканского залива, из Техаса, практически не видоизменившись, дошел до этих северных областей, где попал в зону влияния теплового купола. Например, чем мы успокаиваем людей в июне и июле 2021 года: у нас такая ситуация не аналогична 2010 году, к нам пока приходят относительно более холодные воздушные массы, чем тогда, и им еще требуется время на дополнительный разогрев в этом тепловом куполе.

Сергей Медведев: Сколько жизней унесла жара 2010 года в России?

Павел Константинов: В Москве дополнительная смертность в среднем составила 11 тысяч человек, а по всей европейской территории страны – около 64 тысяч: это население небольшого российского города. Экономические потери, если взять максимально широкие пределы, оцениваются как 1,5–2% от ВВП.

Сергей Медведев: Страшные цифры! В одной из статей Павла я вычитал цитату из академика Обухова о том, что в эпоху глобального потепления климат становится более нервным. Нам нужно ждать от нашей погоды не только большей жары, но и большей экстремальности.

Рассуждает член совета Climate Action Network стран Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии Светлана Романко.

Светлана Романко: Мы стараемся реже упоминать определение "глобальное потепление", используем термин "климатический кризис". Уже очевидно, что эти волны аномальной жары и также холода в некоторых регионах в определенное время года, и связанные с этим катаклизмы происходят не просто так. Виной всему человеческая деятельность по использованию природных ресурсов: нефти, газа и угля.

Использование ископаемого топлива началось в конце XVII века в Англии, что позволило этой стране в свое время стать метрополией, потому что труд людей возможно было заменить просто сжиганием ископаемого топлива, а это в свою очередь вызвало индустриальную революцию. А начиная с ранних лет ХХ века, когда мы стали более активно использовать, производить и покупать, нам потребовалось больше энергии, и все это, конечно, привело к нынешним последствиям.

На каждого жителя в каждой стране есть углеродный след, условная норма количества углекислого газа, которую человек производит, потребляя некие продукты. В некоторых странах, особенно в развитых, используют очень много продуктов и товаров, и это приводит к тому, что это количество составляет, допустим, 35 тонн в год для жителя США. Да, выбросы увеличиваются, и мы очень далеко отходим от нормы, предусмотренной Парижским соглашением (удержание глобального потепления на уровне полутора градусов). Для того чтобы стабилизировать климатический кризис в этих рамках, нужно сократить выбросы наполовину в каждой стране мира до 2030 года, что очень сложно, а в некоторых странах даже невозможно.

Сергей Медведев: К нам присоединяется Полина Каркина, координатор проектов по климату и энергетике Гринпис России. На ваш взгляд, происходящее – это уже часть глобального потепления?

Полина Каркина: Безусловно, это один из признаков изменения климата. Несколько лет назад 11 тысяч ученых со всего мира написали обращение, где говорится о том, что климатический кризис уже здесь, он ускоряется, и он происходит быстрее, чем предсказывали наши модели, что вызывает большую обеспокоенность. Увеличение продолжительности, частоты и интенсивности тепловых волн, то есть периодов длительной жары – это один из самых понятных признаков, и по мере дальнейшего потепления планеты увеличивается частота таких явлений.

Сергей Медведев: То есть мы однозначно не удерживаемся в рамках потепления на полтора градуса, а идем к трем градусам?

Полина Каркина

Полина Каркина: Есть оценки организации UNEP: их последний доклад говорит о том, что текущие цели стран дают нам три или даже больше градусов потепления по сравнению с доиндустриальным уровнем в этом веке. Также есть оценки того, когда потепление может превысить отметку полтора градуса. Это важная цель, поскольку она зафиксирована в Парижском соглашении, и все, что будет после этого, уже довольно опасно. При текущих выбросах мы можем перейти этот рубеж между 2032 и 2050 годом. Три градуса – это скорее середина или вторая половина века.

Сергей Медведев: Но даже если мы сейчас все начнем применять технологии по снижению выбросов, даже если мы станем карбонно-нейтральными, с нулевыми выбросами, все равно мы не остановим климат, он разогнался, и Земля будет нагреваться еще сто лет?

Полина Каркина: Да, это, к сожалению, так: климатическая система довольно инертна. По расчетам ученых, проходит примерно десять лет между выбросами и потеплением. То есть то, что происходит в этом году в Москве, это влияние выбросов, которые были примерно десять лет назад. Кроме того, углекислый газ остается в атмосфере сотни лет, и даже если сегодня остановить выбросы, он будет оставаться там, природные системы не могут поглотить все это быстро, и какое-то время потепление будет продолжаться. Самое лучшее, на что можно надеяться, это то, что в какой-то момент ситуация стабилизируется, потепление немножко пойдет на спад, и, возможно, потом мы сможем пойти в сторону меньших градусов.

Сейчас есть оценки, что некоторое превышение ненадолго полутора градусов может случиться в ближайшие пять лет с вероятностью 40%. То есть мы можем, например, превысить этот предел, а потом снова пойти вниз, но это будет очень сильно зависеть от траектории снижения выбросов разных стран. Ведь одно дело принять все эти цели, а другое дело их выполнить. Многие страны уже сказали, что к середине века у них будет углеродная нейтральность, то есть все выбросы, которые останутся, будут уравновешены поглощением.

К этому можно идти разными путями. У нас в стране сегодня, к сожалению, звучит риторика насчет поглощения углерода лесами. Вместо того, чтобы фокусироваться на снижении выбросов во всех секторах экономики, и только после того, как мы все сократили, мы стараемся поглотить то, что никак не можем сократить, у нас любят говорить, что в России очень много леса, и вообще весь мир нам должен. Это не соответствует действительности, потому что ситуация с лесным хозяйством очень серьезная, и лес не может поглотить все, что мы выбрасываем, особенно когда, как сейчас, происходят огромные неконтролируемые пожары.

Сергей Медведев: Сейчас горит Якутия. С жарой этого года, боюсь, опять будет сценарий лесных пожаров с миллионами горящих гектаров. Как спасти человечество? Существуют хотя бы утопические рецепты от неминуемо наступающего глобального потепления: геоинжиниринг, новые технологии захвата углерода из воздуха?

Полина Каркина: Позиция Гринпис, которая совпадает с позициями той же ООН: нам нужно стремиться именно к сокращению выбросов с помощью существующих технологий. Как говорят ученые, сегодня ограничение потепления в относительно безопасных пределах полутора градусов все еще возможно. Нужны широкомасштабные изменения во всех секторах экономики, сокращение потребления, действия на всех уровнях – государство, бизнес, общество. Если все это будет делаться максимально быстро и масштабно, то у нас еще есть шанс не допустить катастрофического сценария.

О геоинжиниринге стали говорить как о плане Б, но, к сожалению, это очень опасная опция, Гринпис выступает против. Никто еще не доказал, что это будет безопасно. Это все равно что стремиться избавиться от последствий предыдущего загрязнения атмосферы каким-то новым загрязнением. Например, одна из техник, которая предлагается: распылить сульфатные аэрозоли в нашу атмосферу по примеру вулканических извержений; когда они образуются, это дает некоторый эффект охлаждения. Но неизвестно, какими будут последствия после такого распыления. Есть некоторые оценки того, сколько понадобится самолетов, которые должны будут постоянно кружить в нашей атмосфере, для того чтобы это сработало. Масштаб действий очень большой, и не факт, что это будет экономически доступно.

Кроме того, логика геоинжиниринга уводит нас от основного решения – сокращения выбросов. Мы начинаем думать, что можно не сокращать выбросы, потому что у нас есть план Б. Но по факту реального проверенного и безопасного плана Б у нас нет. Самое лучшее – это сокращение выбросов. Например, в энергетике это энергоэффективность, возобновляемые источники энергии, электрификация транспорта, промышленных процессов. Это новые подходы к лесному хозяйству, к обращению с отходами, циклическая экономика, целый набор известных решений, которые уже внедряются во всем мире, где-то быстрее, где-то медленнее, и тем же путем должна идти Россия.

Сергей Медведев: Нынешним летом мы получили мощный звонок из будущего. Я надеюсь, придет понимание, что это не абстрактные разговоры, когда люди договариваются о квотах, а Эл Гор выпускает алармистские фильмы. Это то потепление, когда климат в Москве постепенно начинает напоминать климат в Ростове, лето в Ростове начинает напоминать лето в Волгограде, а Волгоград начинает напоминать Сахару с пылевыми и песчаными бурями.

Глобальное потепление происходит здесь и сейчас, поэтому здесь и сейчас нам нужно действовать и выполнять все те вещи, которые прозвучали в сегодняшней программе.