В майском номере "Иностранной литературы" у меня публикация: стихи австрийской поэтессы Тамар Радцинер в переводе на русский и заметка о ней.. Электронной версии журнала пока в интернете нет, так что не-подписчки "ИЛ" могут прочесть стихи в моём блоге. В приложении немецкие оригиналы. Их читает дочь поэтессы Ася Радцинер. Я записал её в студии Пи-Эйч накануне переезда радио в новое здание на окраине Праги. Это моя последняя запись в Пи-Эйч. Больше не будет.
Тамар Радцинер (1932-1991) – австрийская поэтесса. Родилась в Лодзи, умерла в Вене. Пережила Освенцим. Принимала участие в польском Сопротивлении. Её родители (отец-фабрикант, мать – пианистка) и почти все близкие погибли в нацистских лагерях и гетто.
В своих немецких стихах Тамар Радцинер путала винительный падеж и родительный. Стихи она отдавала на правку редактору, который был под рукой: старшей дочери Асе (Йоанне). Впоследствии Ася стала известной в Австрии журналисткой-международником. Ася правила стихи, но мать пренебрегала правкой. Она хотела, чтобы стихи нарушали грамматические нормы и не стеснялась в лирике польского акцента. До эмиграции в Австрию (1959 г.) она писала стихи по-польски. У Аси до сих пор хранится тетрадь матери с так и не изданными польскими стихами. Впрочем, немецкая лирика поэтессы при её жизни тоже почти не публиковалась, ну разве что в антологиях. Тамар Радцинер относилась к сочинительству как к психоанализу ("так я экономлю деньги на сеансах психоанализа"). Роль психоаналитика играли немецкая грамматика и синтаксис.
Во время второй мировой войны Тамар Радцинер выжила чудом. В коммунистическую Польшу поверила всей душой: слово "интернационализм" было для неё святым. ХХ съезд КПСС и антисемитская кампания в Польше поставили крест на её убеждениях. Вместе с мужем, депутатом Сейма, и двумя дочерьми она эмигрировала в Австрию. Там она сменила язык и нашла свой артистический дом. В очереди в венской парикмахерской Тамар Радцинер прочла газетное объявление о том, что столичный театр-кабаре знаменитого музыканта, артиста и драматурга Георга Крайслера ищет тексты для песен. Она послала стихи, и её пригласили в кабаре. Это был самый счастливый период в её жизни. Она писала песни, рисовала эскизы декораций, переводила с польского, русского, иврита, идиша.
Звёздным часом её поэтической карьеры стало заседание австрийского парламента, на котором были прочитаны вслух три стихотворения из поэтической антологии австрийских поэтов-евреев. Одно из этих стихотворений принадлежало Тамар Радцинер. Две книги поэтессы увидели свет уже после её смерти. Я прочёл стихи Тамар благодаря знакомству в Праге с Асей, варшавским корреспондентом австрийского радио и телевидения. Мы подружились. Стихи Тамар меня глубоко тронули: эмигранты разных стран часто чувствуют родство. Так иногда случаются переводы: только личное.
Тамар Радцинер не входит в число великих австрийских поэтов, но тем не менее её стихи можно причислить к великой австрийской поэзии ХХ века. Это стихи человека, пережившего смерть и описавшего процесс выживания. Если угодно, они – документ, но документ бесценный, к тому же оставленный человеком поэтически одарённым. Стихи из книги "Meine wahre Heimat" ("Моя настоящая родина") публикуются с любезного разрешения дочери Тамар Радцинер, Аси ( Йоанны) Радцинер.
БЫЛО
Дама разрыдалась,
потому что разбилась
её детская чашка.
Какая жалость, -
сказала я. –
Какая жалость.
Молодой чиновник
из муниципалитета
настаивал:
"Ну хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был!".
Господи, -
сказала я. –
Господи.
Дама вздохнула:
мы тоже, бывало, голодали,
и не в чем было пойти в театр...
Ничего не поделаешь,
была война, –
сказала я. –
Война.
Когда меня спрашивают,
что же это было,
я не знаю, что ответить.
СНОВА
Я снова рожаю
как будто не знаю,
как легко
размозжить
детский череп.
Я снова строю дом
как будто не знаю,
как можно задохнуться
под его развалинами.
Я снова схожусь с людьми
как будто не знаю,
как легко
рвутся связи.
Я ничему не научилась.
Я снова тешусь надеждой
под обломками времени.
ЭМИГРАНТЫ
Вечно в бегах, впопыхах,
задыхаясь,
мы приходим,
чтобы хоть на минуту опустить
чёрные чемоданы
и почувствовать себя людьми.
Но нам суют в руки глобус,
яркий блестящий глобус
из пластмассы
и с лампочкой внутри.
Нас спрашивают:
-Куда вы хотите? Выбирайте.
Вы прибыли из жёлтой зоны.
В зелёной зоне идёт война.
А в розовую вас не зовут...
Других зон у глобуса нет.
А нет ли у вас другого глобуса,
где нашлось бы крохотное место
перевести дух,
выкурить трубку,
пожмуриться на солнце?
-Да вы просто шутники,-
хохочет чиновник.-
-Чего захотели! Другой глобус!
Он похлопывает нас по плечу
и закрывается на обед.
МУРАВЬИ
Маленькие, чёрные, непоседливые,
они вечно чего-то ищут, гонимые
странным безусловным инстинктом.
Вот они тут.
Мерзкие-премерзкие.
Лично мне они ничего не сделали.
Не причинили зла.
Не встали на моём пути:
они существуют в других мирах,
в чужих галактиках,
чем-то даже любопытные,
но мерзкие-премерзкие.
Я достаю баллончик с газом
и распыляю смерть,
истребляю, уничтожаю,
искореняю.
Маленькие чёрные тельца
бьются в судороге,
извиваются и скукоживаются.
На земле царит паника,
кто-то безуспешно спасается бегством,
кто-то героически оттаскивает трупы в сторону.
На неслышимых частотах
звучат стоны и вопли.
Я шагаю
по безжизненным скелетам
и кажусь себе в тысячу раз больше,
потому что у меня в руке смерть.
Я спокоен, я мудр.
Мне немного мерзко.
Я
Бог муравьёв.
ЖИЛИЩЕ
Я живу на дне
песочных часов.
Здесь мягко,
сонно,
сумрачно.
Песок льётся,
моросят крохотные круглые
частицы времени.
Когда я тону в песке с головой,
часы переворачивают.
Воздух оглушает меня,
свет слепит глаза,
жажда жить и отчаяние
на мгновение
разрывают душу.
А после
я возвращаюсь на своё место
на дно песочных часов.
Тамар Радцинер (1932-1991) – австрийская поэтесса. Родилась в Лодзи, умерла в Вене. Пережила Освенцим. Принимала участие в польском Сопротивлении. Её родители (отец-фабрикант, мать – пианистка) и почти все близкие погибли в нацистских лагерях и гетто.
В своих немецких стихах Тамар Радцинер путала винительный падеж и родительный. Стихи она отдавала на правку редактору, который был под рукой: старшей дочери Асе (Йоанне). Впоследствии Ася стала известной в Австрии журналисткой-международником. Ася правила стихи, но мать пренебрегала правкой. Она хотела, чтобы стихи нарушали грамматические нормы и не стеснялась в лирике польского акцента. До эмиграции в Австрию (1959 г.) она писала стихи по-польски. У Аси до сих пор хранится тетрадь матери с так и не изданными польскими стихами. Впрочем, немецкая лирика поэтессы при её жизни тоже почти не публиковалась, ну разве что в антологиях. Тамар Радцинер относилась к сочинительству как к психоанализу ("так я экономлю деньги на сеансах психоанализа"). Роль психоаналитика играли немецкая грамматика и синтаксис.
Во время второй мировой войны Тамар Радцинер выжила чудом. В коммунистическую Польшу поверила всей душой: слово "интернационализм" было для неё святым. ХХ съезд КПСС и антисемитская кампания в Польше поставили крест на её убеждениях. Вместе с мужем, депутатом Сейма, и двумя дочерьми она эмигрировала в Австрию. Там она сменила язык и нашла свой артистический дом. В очереди в венской парикмахерской Тамар Радцинер прочла газетное объявление о том, что столичный театр-кабаре знаменитого музыканта, артиста и драматурга Георга Крайслера ищет тексты для песен. Она послала стихи, и её пригласили в кабаре. Это был самый счастливый период в её жизни. Она писала песни, рисовала эскизы декораций, переводила с польского, русского, иврита, идиша.
Звёздным часом её поэтической карьеры стало заседание австрийского парламента, на котором были прочитаны вслух три стихотворения из поэтической антологии австрийских поэтов-евреев. Одно из этих стихотворений принадлежало Тамар Радцинер. Две книги поэтессы увидели свет уже после её смерти. Я прочёл стихи Тамар благодаря знакомству в Праге с Асей, варшавским корреспондентом австрийского радио и телевидения. Мы подружились. Стихи Тамар меня глубоко тронули: эмигранты разных стран часто чувствуют родство. Так иногда случаются переводы: только личное.
Тамар Радцинер не входит в число великих австрийских поэтов, но тем не менее её стихи можно причислить к великой австрийской поэзии ХХ века. Это стихи человека, пережившего смерть и описавшего процесс выживания. Если угодно, они – документ, но документ бесценный, к тому же оставленный человеком поэтически одарённым. Стихи из книги "Meine wahre Heimat" ("Моя настоящая родина") публикуются с любезного разрешения дочери Тамар Радцинер, Аси ( Йоанны) Радцинер.
БЫЛО
Дама разрыдалась,
потому что разбилась
её детская чашка.
Какая жалость, -
сказала я. –
Какая жалость.
Молодой чиновник
из муниципалитета
настаивал:
"Ну хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был!".
Господи, -
сказала я. –
Господи.
Дама вздохнула:
мы тоже, бывало, голодали,
и не в чем было пойти в театр...
Ничего не поделаешь,
была война, –
сказала я. –
Война.
Когда меня спрашивают,
что же это было,
я не знаю, что ответить.
СНОВА
Я снова рожаю
как будто не знаю,
как легко
размозжить
детский череп.
Я снова строю дом
как будто не знаю,
как можно задохнуться
под его развалинами.
Я снова схожусь с людьми
как будто не знаю,
как легко
рвутся связи.
Я ничему не научилась.
Я снова тешусь надеждой
под обломками времени.
ЭМИГРАНТЫ
Вечно в бегах, впопыхах,
задыхаясь,
мы приходим,
чтобы хоть на минуту опустить
чёрные чемоданы
и почувствовать себя людьми.
Но нам суют в руки глобус,
яркий блестящий глобус
из пластмассы
и с лампочкой внутри.
Нас спрашивают:
-Куда вы хотите? Выбирайте.
Вы прибыли из жёлтой зоны.
В зелёной зоне идёт война.
А в розовую вас не зовут...
Других зон у глобуса нет.
А нет ли у вас другого глобуса,
где нашлось бы крохотное место
перевести дух,
выкурить трубку,
пожмуриться на солнце?
-Да вы просто шутники,-
хохочет чиновник.-
-Чего захотели! Другой глобус!
Он похлопывает нас по плечу
и закрывается на обед.
МУРАВЬИ
Маленькие, чёрные, непоседливые,
они вечно чего-то ищут, гонимые
странным безусловным инстинктом.
Вот они тут.
Мерзкие-премерзкие.
Лично мне они ничего не сделали.
Не причинили зла.
Не встали на моём пути:
они существуют в других мирах,
в чужих галактиках,
чем-то даже любопытные,
но мерзкие-премерзкие.
Я достаю баллончик с газом
и распыляю смерть,
истребляю, уничтожаю,
искореняю.
Маленькие чёрные тельца
бьются в судороге,
извиваются и скукоживаются.
На земле царит паника,
кто-то безуспешно спасается бегством,
кто-то героически оттаскивает трупы в сторону.
На неслышимых частотах
звучат стоны и вопли.
Я шагаю
по безжизненным скелетам
и кажусь себе в тысячу раз больше,
потому что у меня в руке смерть.
Я спокоен, я мудр.
Мне немного мерзко.
Я
Бог муравьёв.
ЖИЛИЩЕ
Я живу на дне
песочных часов.
Здесь мягко,
сонно,
сумрачно.
Песок льётся,
моросят крохотные круглые
частицы времени.
Когда я тону в песке с головой,
часы переворачивают.
Воздух оглушает меня,
свет слепит глаза,
жажда жить и отчаяние
на мгновение
разрывают душу.
А после
я возвращаюсь на своё место
на дно песочных часов.
