Прогремевшее интервью Кадырова радиостанции "Свобода" – нелегкое испытание для слушателя. Труден язык, на котором изъясняется чеченский лидер. Тягостны мысли, которые он высказывает. В частности, о погибшей Наталье Эстемировой, чья смерть, как можно понять, принесла Рамзану больше вреда, чем ее правозащитная деятельность. Или о Путине, за которого он ежеминутно готов жизнь отдать. Собственно, это одна и та же мысль – про Эстемирову и про Путина.

Мир Кадырова – черно-белый, без примесей и полутонов.

Любовь до самозабвения, ненависть – от живота веером. Друг должен сидеть в Кремле, враг должен лежать в земле. Простенькая эта формула определяет прямодушную политику Рамзана. Все прочее – слова, которые он постепенно научился выговаривать, откровенно веселясь: разные там права человека, законы РФ, счастье народа... Впрочем, нет. "Мы служим и стараемся, чтобы больше получить от этого удовольствия для нашего народа", – эту комичную фразу Кадыров произносит всерьез.

Ибо в ней оправдание для человека, который взял на душу столько грехов, что уже, наверное, сбился со счета. Он действительно воспринимает это как миссию: истреблять врагов, чтобы народ обрел счастье. И чем больше, тем лучше. Он искренне не понимает и раздражается, когда ему говорят о том, что преступления надо расследовать, или о том, что права человека надо защищать. Поэтому суд Рамзана короток, и совесть его чиста.

Все дело в том, что устами Кадырова говорит сама война. Точнее, две войны, формировавшие его характер, убеждения и ту специфическую жестокость, которая вырабатывается у выживших под бомбежками. Конечно, далеко не у всех: тут нечто, заложенное от рождения, должно столкнуться с войной, высекая искры. И тогда получается Рамзан, с его хриплым голосом, заглатывающей слова речью и абсолютной беспощадностью к тем, кого он считает врагами.

Собственно, о том, какое поколение вырастет на Кавказе после наведения конституционного порядка, правозащитники, этносоциологи и другие разумные люди предупреждали еще в середине 90-х. Криком кричали, но их предостережения разбивались о кремлевскую стену. И надо было случиться двум войнам, а во власть прийти человеку, за которого Рамзан готов отдать жизнь, чтобы во главе Чечни наконец встал младший Кадыров. В рамках спецоперации, которая называлась "Чеченизация конфликта" и сводилась к тому, чтобы сын муфтия, объявлявшего джихад России, доделал в республике ту работу, которую дважды начинала российская армия.
Он и доделывает.

И с ним не поспоришь, когда, заведясь с полоборота, он начинает реветь о своих правах: "Вот если нас убивают, моего отца убили, я потерял тысячи людей своих, я потерял всех своих родственников, одноклассников, друзей, товарищей!.. Как будто, знаешь, мы не люди... Представь, Кадыров потерял все! Почему они не защищают мои права?" А о том, что его права, рискуя жизнью, защищали российские и западные правозащитники, он не знает и не желает знать. Потому что они были безоружны и не умели убивать. А он умеет, и он уверен в том, что это единственный способ противостоять будановым: проклинать Березовского, поносить Америку, клясться в верности России и лично любимому другу, а там видно будет. Он ведь еще очень молод. И мстить за свою расстрелянную Чечню собирается долго.

Час, проведенный "лицом к лицу" с этим собеседником, оставляет по себе весьма тяжелые воспоминания. Ощущение духоты. Чувство абсолютного тупика. Мысли о том, что так называемой войне с террором конца нет и не будет. Это нелживые мысли, поскольку в чеченском зеркале мы разглядываем свою страну и подводим итоги счастливых нулевых, символом которых в конце десятилетия становится этот человек. Вдоволь нахлебавшийся горя и напившийся крови. Живое порождение бойни, которую Россия выиграла вместе с ним и ныне пожинает плоды победы.