Я расстроена возвращением на родину. Собственно, потому, что в течение своего путешествия по США все больше очаровывалась и радовалась, что живу в Москве. Сперва был Нью-Йорк: гулливерские улицы и здания (да-да, как в песне "небоскребы, небоскребы, а я маленький такой"), Москва приземистее, правда, в ширину раздалась, я бы сузила, но все равно – чем ближе к человеческому измерению, тем уютнее. Нью-Йорк – Вавилон: здесь нет коренного населения, соответственно, "культурной нормы". Вот фотомагазин, который держит религиозный еврей - в шабат закрыто. Кому как удобно, так и делают. Храмы каких-то невообразимых сект – сперва удивляешься, потом думаешь, почему бы и нет. Английская речь слышна не чаще, чем русская, китайская, испанская – любая. Голубиный (pigeon) инглиш позволяет понимать всех. И кто с чем пришел, с тем может в Нью-Йорке оставаться, нет таких нарядов и привычек, которые выглядели бы неуместными. Англичане говорят: "Нет плохой погоды, есть плохая одежда", а здесь и плохой погоды нет. Американцы пьют воду исключительно со льдом, холод считают предрассудком (мне рассказали, что местные врачи не верят в охлаждение как в источник гриппа, ОРЗ, прострелов и воспалений), так что форма одежды – это сугубо вопрос дизайна. Идет компания девушек: одна в теплой куртке и вьетнамках на босу ногу, другая в джинсах, футболке и меховых сапогах, третья – в вечерней, как мы бы сказали, юбке и кроссовках. Нет тут людей странных, чужих, недоделанных, неправильных – просто все разные, и если отличаются чем-то неприятным и нетерпимым, то нарушением закона. Все остальное должно, обязано быть приятным и терпимым.

В Америке другой строй чувствования: отрицательные эмоции, тем более, их публичное проявление – совершенно не комильфо. Понятно, что убавляя громкость у злости, обиды, ненависти, убавляешь ее и у всевозможных восторгов. Когда что-то получилось – это, конечно, радость, но не чудо, не свалившееся счастье, а некий заслуженный результат. Пока я была в Америке, проходили выборы, к которым американцы относятся очень серьезно. Сторонники республиканцев (русские американцы – почти все) поздравляли друг друга с победой, сторонники демократов говорили "увы": понятно, что кризис, народ недоволен, цены растут, демократы как бы ответственны, хотя это просто такой период.

Казалось бы, какая связь между политическим укладом и системой чувствования? Прямая: каждые четыре года выбираешь не просто президента или сенатора, а определенную конфигурацию социальной жизни, и она – не навсегда, только до следующих выборов. Так и всякая незадача – временная: если тебе отказали в двадцати местах (работодатели, издатели, спонсоры), в двадцать первом всё получится. Не вышло сегодня – выйдет завтра. Долго не получается – значит, делаешь что-то не так или ждешь не того результата, который предполагает твой запрос. Ключевое слово американской жизни – ОК. В Карлайле, малюсеньком городке в Пенсильвании, русская преподавательница, оказавшаяся там недавно, сказала мне: "Здесь непривычно, скучаю по Москве, но в Москве преподавателям платят такие копейки, что на это нельзя жить". – А что Вас больше всего напрягает, - спрашиваю? – Понимаете, здесь у всех всегда всё ОК. Вот упал человек на улице, к нему подходят и спрашивают: "Are You OK?". - Ясно же, что не окей, что ему плохо, у нас так и спросят: "Вам плохо?". А в Америке плохо быть не должно. Пусть руки-ноги переломаны, но они же срастутся, это просто временное неудобство, и даже в нем можно найти что-то позитивное: прочесть много книг, посмотреть много фильмов, подумать о жизни, придумать что-то новое, пока болеешь. Так что пострадавший всегда ответит: "I am OK".

Выборы застали меня в Нью-Хэмпшире, где голосовал за демократа мой переводчик и издатель Джим Кейтс. Расстроился, конечно, но тут же нашел "окея": жена его голосует в Массачусетсе (у них два дома), а этот штат проголосовал продемократически. Да и Сенат сохранил маленький демократический перевес. Так что ок. Как раз, когда мы с Джимом гуляли, со мной приключилась рассказанная мне за несколько дней до того история: я упала, не заметив выбоины на улице, сильно ушиблась, ко мне бросились прохожие: "Are You OK?". "I am OK", - выдавила я с усилием. И ничего, зажило.

За две недели Москва, куда стремились изучающие русский язык студенты и аспиранты, которым я читала стихи, и для меня идеализировалась – кофейни с фарфоровыми чашечками, а не стоячки с эспрессо (раньше был только "американо" - прогресс!) в больших картонных стаканах, не еда на ходу, не гамбургеры в коробочке, не картофель-фри в пакетике… Нью-Йорк грязнее и шумнее Москвы: если в Москве я не слышу на улице звонка мобильного, то в Нью-Йорке не разбираешь даже речи по телефону – шум перекрывает: сирены, клаксоны, город гудит на разные лады.

В общем, вернулась я домой (свой дом я всегда люблю), а тут – журналиста избили до полусмерти, не сам упал-поломался – убивали! И моего приятеля, поэта-переводчика, точно также убивали недавно на улице – его-то за что? То, что сам этот вопрос, "за что", всем понятен – свидетельство серьезной социальной беды. Еще некий член Комиссии Президиума Генерального совета Партии Единая Россия по координации агитационно-пропагандистской работы в регионах (новояз разросся) О.Матвейчев заявил: "…власть это пастухи а быдло это скот который пастухи пасут… знаете о чем я мечтаю? вышла бы танковая армия и всю сволоту все говно нации намотала на гусеницы…жаль только площади такой нет вот в Китае хорошо было Тянь ань мынь вмещает один миллион человек...". Насилие и ненависть. По вертикали и по горизонтали. Всё не ок. Не остается в душе места для окея, даже в своей любимой квартире, когда за окном ненависть и насилие, невозможно от них отвернуться.