Ни прощенья, ни снисхождения! Очевидно, по канонам церкви, Лев Толстой пребывает в аду, и извлечь его оттуда невозможно. Видимо, нельзя и перенести его на православный погост, если у кого возникнет такое желание. Мне непонятна эта жестокость к писателю и через сто лет после его смерти. Он прославил Россию больше, чем кто бы то ни было. Его мировая слава стала синонимом величия русской литературы. Однако мировоззрение Толстого, проповедовавшего непротивление злу насилием и свободную интерпретацию Евангелия, вызывает до сих пор споры. В 1901 году русская православная церковь отлучила писателя от церкви как антихристианского деятеля, и сейчас, несмотря на просьбы общественности, отказалась пересмотреть свое сомнительное решение. Впрочем, сам Толстой вряд ли бы огорчился по этому поводу. Мощь его таланта дала ему уникальную возможность идти своим путем и воспеть жизнь во всех ее проявлениях.

Я испытываю физиологическое удовольствие от чтения Толстого, и чем дальше, тем больше. Его художественное слово рождает запахи, шумы, вибрации чувств, настроений. Оно шире любой философской доктрины и значительнее самого автора, которого оно использует самым безжалостным образом. Возможно, во всей литературе не было такого писателя, который выпустил на свободу свое слово, и оно восхищает своей силой – и порой пугает своей откровенностью. Слово Толстого вырвалось из-под власти писателя и затопило все смыслы бытия, оставшись загадкой в самом себе. Марсель Пруст считал Толстого всемогущим Богом, который контролирует поступки и размышления своих героев. Но, всматриваясь в Толстого, видно: это – великодушный Бог, который тем и велик, что дает свободу выбора своим героям, и они, врезаясь в нашу память, в конечном счете, становятся живее живых людей. Первый бал Наташи Ростовой, сцены скачек в "Анне Карениной", описание болезни и смерти Ивана Ильича наполняют читателя первородным восторгом и ужасом встречи с жизнетворным телом самого существования. Кажется, что Толстой только для того и родился, чтобы низвергнуть законы литературы и посмеяться над ее претензиями называться учебником жизни. Толстой не любил рассуждать о литературе и не любил таких писателей, как Данте и Шекспир. Он не считал себя профессиональным писателем. Скорее всего, он был просто серийным убийцей литературных канонов. В теле и сознании самого Толстого бурлили такие необузданные страсти, похожие на бесконечные кутежи, что свести концы с концами было невозможно. Он состоял из противоречий. Он был монстром поведения, непредсказуемым скандалистом, ненавидел прогресс в век прогресса, восславил свободу женщины в мире светских условностей, любил простого мужика, будучи по крови и повадкам самым отъявленным барином. Ленин на редкость точно назвал его "зеркалом русской революции", которая бурлила кровью анархического бунта.

Без Толстого мир был бы бледнее, беднее. Его корявые, как корни деревьев, фразы, его точные, как выстрел, наблюдения, принадлежат не только нам, но и будущим поколениям. Нужна ли Толстому церковная любовь? Скорее, церкви нужна любовь Толстого. Ну, подождем еще сто лет. Может быть, тогда вернут его из ада?