Марина Тимашева, Москва: Классик российской мультипликации Андрей Хржановский снял новый фильм. Он называется "Полтора кота. Этюды по мотивам произведений Иосифа Бродского". Сценарий написан самим Андреем Хржановским в соавторстве с Юрием Арабовым.
Название фильма абсолютно точно. Это действительно этюды, построенные на автобиографической прозе Бродского, немногих ( но из лучших) его стихах , его замечательных остроумных рисунках и фотографиях из архива. По технологии фильм очень сложен. Документальные съемки смонтированы с оживающими на ваших глазах черно-белыми фотографиями, те, благодаря компьютерным возможностям, образуют причудливые коллажи с движущимися рисунками, а один эпизод фильма заставил поверить, что найдена потерянная пленка, на которую маленького Бродского снимал его отец. Андрей Хржановский минутное сомнение опроверг
Андрей Хржановский: Это мистификация. Он не найден. Он будет найден.
Марина Тимашева: Высказывание режиссера оптимистично, но не его картина. "Коту наплевать на существование общества "Память", отдела пропаганды ЦК КПСС и даже на Президента США. Чем я хуже?" - примерно так пишет Бродский. Это желание уподобиться коту, а также шутки Анны Ахматовой о том, что ее большой кот ( "не кот, а полтора кота") похож на Иосифа и приводит в фильм главного героя - потешного взъерошенного рисованного кота, и впрямь - вылитого Бродского. Это кот вместе с обыкновенными зрителями смотрит фильм про Тарзана - Бродский считал образ воплощением мечты советского человека о свободе. Это он печатает на той самой пишущей машинке, которую потрошили на таможне, разобрав до единого винтика. Это он приходит к парадоксальному выводу: " с нашим ... индивидуализмом мы были больше американцами, чем сами американцы". Это коты лазают по мачтам корабля, воплощая мечту юного Бродского о морском училище. Правда, огромный с протянутой рукой памятник Ленина бежит не за котом, а за самим маленьким Осей, пытаясь настигнуть и наставить на путь истинный. Роль Бродского-мальчика сыграл Саша Гинзбург:
Андрей Хржановский: Это наше случайное приобретение, надо сказать, не безоблачное для наших нескольких дней общения. Мальчик из простой, обычной, как раз советской, еврейской школы Ленинского проспекта. Школа, видимо, действительно замечательная. Там замечательный директор, замечательные дети, мы сделали много фотопроб, но в нем мы нашли как раз, что, мне казалось, могло соответствовать образу того самого Бродского, который, в конце концов, ушел, развернувшись посреди урока, проучившись, кстати сказать, в семи, или в восьми, или в десяти школах Петербурга, и имея устойчивую двойку по английскому языку. Этот мальчик нам показался подходящим, и надо сказать, что мальчик этот во время съемок тоже вел себя очень последовательно, когда ему надо было, чтобы от него отвязались, он говорил: "Так, в этой комнате никакого Саши нет, в этой комнате есть Иосиф Бродский", - и все, и на этом все объяснения заканчивались.
Марина Тимашева: Картина Андрея Хржановского остроумная, но невеселая. Недаром она заканчивается строками из стихов Бродского "посмертная мука и при жизни саднит". Андрей Хржановский объясняет:
Андрей Хржановский: Ну, вы знаете, почему мы относимся к тому или иному поэту, художник, композитору, как к классику и к гению - потому что мы понимаем, что лучше, чем он, выразить твои мысли и чувства, ощущения трудно, поэтому мне как бы остается группировать это таким образом, чтобы не позорить первоисточник и приложиться к нему по мере совпадения каких-то личных чувств, сопереживаний...
Марина Тимашева: Фильм показали впервые в музее Мейерхольда небольшой компании немолодых, интеллигентных людей. Фильм очень личный и восприятие его первыми зрителями - такое же. О своих впечатлениях говорит доктор искусствоведения, профессор Инна Соловьева:
Инна Соловьева: Это тот случай, когда говорить необыкновенно трудно, даже не потому, что не подберешь особенно прекрасных слов, которые здесь нужно было бы подобрать, но потому что с этим хочется остаться нет наедине, а ищешь второго свидания, с тем, чтобы это снова пересмотреть, так хочется иметь дома, хочется запомнить насовсем, чтобы у тебя это всплывало минутами и снова возвращалось. Необыкновенная законченность, не сложившаяся какая-то пленительность этой вещи - это свойство этой картины. Я не знаю, как это делалось, я не знаю ни чудес техники, которые здесь применены, ни даже чудес души, которые здесь сказались, души самого Андрея Хржановского, который это делает. По-моему, это совершенно пленительно.
Марина Тимашева: Сразу по окончании просмотра Инна Натановна Соловьева сказала "Фантастическая страна". Я переспрашиваю, что она имела в виду?
Инна Соловьева: Почему фантастическая страна? Казалось бы, нас приучают к тому, что надо быть наглыми, спокойными, умелыми, процветающими, думающими о себе, думающими об успехе, думающими об этом - абсолютно отключают нас от наших основ, на которых собственно мы живем, и, я думаю, должны были бы жить, но, в общем, перестаем жить, перестаем, это так. Вдруг, когда совершенно непонятно, идет такая необыкновенная боковая ветвь, на которой все живо. Дело не в том, почему Хржановский сохранился не изгнанным, казалось бы, ну вот, изгнали Бродского, и изгнали, и освободились от какого-то совершенно лишнего в нашем сегодняшнем, сегодняшнем, не тогдашнем, в тогдашнем составе он был очень даже нужный человек, почему изгоняли, а сегодня он зачем нужен, с его поэзией, с его тоской, с его случайностью, с его насмешкой над Ахматовой, которая может быть при влюбленности, при чем угодно, зачем все это нужно, зачем столько тонкостей?.. Какие нежности при нашей бедности и нашем жалком богатстве, которое мы сегодня в себе воспитываем! Вот откуда столько нежности при нашей бедности? Оказывается, что мы можем сохранить и свою бедность, высокую, прекрасную, и свою нежность, которая неизвестно откуда возникает, и свою игру со всем этим, свою цену всего этого. Это замечательное произведение жизни, в большей степени даже, чем художественное.
Название фильма абсолютно точно. Это действительно этюды, построенные на автобиографической прозе Бродского, немногих ( но из лучших) его стихах , его замечательных остроумных рисунках и фотографиях из архива. По технологии фильм очень сложен. Документальные съемки смонтированы с оживающими на ваших глазах черно-белыми фотографиями, те, благодаря компьютерным возможностям, образуют причудливые коллажи с движущимися рисунками, а один эпизод фильма заставил поверить, что найдена потерянная пленка, на которую маленького Бродского снимал его отец. Андрей Хржановский минутное сомнение опроверг
Андрей Хржановский: Это мистификация. Он не найден. Он будет найден.
Марина Тимашева: Высказывание режиссера оптимистично, но не его картина. "Коту наплевать на существование общества "Память", отдела пропаганды ЦК КПСС и даже на Президента США. Чем я хуже?" - примерно так пишет Бродский. Это желание уподобиться коту, а также шутки Анны Ахматовой о том, что ее большой кот ( "не кот, а полтора кота") похож на Иосифа и приводит в фильм главного героя - потешного взъерошенного рисованного кота, и впрямь - вылитого Бродского. Это кот вместе с обыкновенными зрителями смотрит фильм про Тарзана - Бродский считал образ воплощением мечты советского человека о свободе. Это он печатает на той самой пишущей машинке, которую потрошили на таможне, разобрав до единого винтика. Это он приходит к парадоксальному выводу: " с нашим ... индивидуализмом мы были больше американцами, чем сами американцы". Это коты лазают по мачтам корабля, воплощая мечту юного Бродского о морском училище. Правда, огромный с протянутой рукой памятник Ленина бежит не за котом, а за самим маленьким Осей, пытаясь настигнуть и наставить на путь истинный. Роль Бродского-мальчика сыграл Саша Гинзбург:
Андрей Хржановский: Это наше случайное приобретение, надо сказать, не безоблачное для наших нескольких дней общения. Мальчик из простой, обычной, как раз советской, еврейской школы Ленинского проспекта. Школа, видимо, действительно замечательная. Там замечательный директор, замечательные дети, мы сделали много фотопроб, но в нем мы нашли как раз, что, мне казалось, могло соответствовать образу того самого Бродского, который, в конце концов, ушел, развернувшись посреди урока, проучившись, кстати сказать, в семи, или в восьми, или в десяти школах Петербурга, и имея устойчивую двойку по английскому языку. Этот мальчик нам показался подходящим, и надо сказать, что мальчик этот во время съемок тоже вел себя очень последовательно, когда ему надо было, чтобы от него отвязались, он говорил: "Так, в этой комнате никакого Саши нет, в этой комнате есть Иосиф Бродский", - и все, и на этом все объяснения заканчивались.
Марина Тимашева: Картина Андрея Хржановского остроумная, но невеселая. Недаром она заканчивается строками из стихов Бродского "посмертная мука и при жизни саднит". Андрей Хржановский объясняет:
Андрей Хржановский: Ну, вы знаете, почему мы относимся к тому или иному поэту, художник, композитору, как к классику и к гению - потому что мы понимаем, что лучше, чем он, выразить твои мысли и чувства, ощущения трудно, поэтому мне как бы остается группировать это таким образом, чтобы не позорить первоисточник и приложиться к нему по мере совпадения каких-то личных чувств, сопереживаний...
Марина Тимашева: Фильм показали впервые в музее Мейерхольда небольшой компании немолодых, интеллигентных людей. Фильм очень личный и восприятие его первыми зрителями - такое же. О своих впечатлениях говорит доктор искусствоведения, профессор Инна Соловьева:
Инна Соловьева: Это тот случай, когда говорить необыкновенно трудно, даже не потому, что не подберешь особенно прекрасных слов, которые здесь нужно было бы подобрать, но потому что с этим хочется остаться нет наедине, а ищешь второго свидания, с тем, чтобы это снова пересмотреть, так хочется иметь дома, хочется запомнить насовсем, чтобы у тебя это всплывало минутами и снова возвращалось. Необыкновенная законченность, не сложившаяся какая-то пленительность этой вещи - это свойство этой картины. Я не знаю, как это делалось, я не знаю ни чудес техники, которые здесь применены, ни даже чудес души, которые здесь сказались, души самого Андрея Хржановского, который это делает. По-моему, это совершенно пленительно.
Марина Тимашева: Сразу по окончании просмотра Инна Натановна Соловьева сказала "Фантастическая страна". Я переспрашиваю, что она имела в виду?
Инна Соловьева: Почему фантастическая страна? Казалось бы, нас приучают к тому, что надо быть наглыми, спокойными, умелыми, процветающими, думающими о себе, думающими об успехе, думающими об этом - абсолютно отключают нас от наших основ, на которых собственно мы живем, и, я думаю, должны были бы жить, но, в общем, перестаем жить, перестаем, это так. Вдруг, когда совершенно непонятно, идет такая необыкновенная боковая ветвь, на которой все живо. Дело не в том, почему Хржановский сохранился не изгнанным, казалось бы, ну вот, изгнали Бродского, и изгнали, и освободились от какого-то совершенно лишнего в нашем сегодняшнем, сегодняшнем, не тогдашнем, в тогдашнем составе он был очень даже нужный человек, почему изгоняли, а сегодня он зачем нужен, с его поэзией, с его тоской, с его случайностью, с его насмешкой над Ахматовой, которая может быть при влюбленности, при чем угодно, зачем все это нужно, зачем столько тонкостей?.. Какие нежности при нашей бедности и нашем жалком богатстве, которое мы сегодня в себе воспитываем! Вот откуда столько нежности при нашей бедности? Оказывается, что мы можем сохранить и свою бедность, высокую, прекрасную, и свою нежность, которая неизвестно откуда возникает, и свою игру со всем этим, свою цену всего этого. Это замечательное произведение жизни, в большей степени даже, чем художественное.
