Игорь Померанцев: Кутаиси. В старом справочнике о нем сказано: "Губернский город при реке Риони. Много терпел от турок и монголов. Среди прочего развито виноделие, до тысячи ведер вина". В советской энциклопедии, несмотря на стерильный стиль, есть несколько слов и даже строк, передающих колорит Кутаиси: "Сохраняет черты средневекового города с запутанной сетью улиц и переулков. Дома с застекленными галереями расположены друг над другом по крутым склонам гор". В этом выпуске "Поверх барьеров" по запутанной сети кутаисских улиц и переулков нас водит кинодраматург Дэви Иванов-Чиковани.
Юрий Вачнадзе: "Кутаиси, Кутаиси. Сердце мое вечно с тобой". Песня, любимая всей Грузией. Что уж говорить о самих кутаисцах. Подверженный сильным природным ветрам и еще более мощным ветрам истории, бывший в кои веки престольным, город смывает оседающую пыль, освежается водами своенравной Риони. Резвящиеся средь голышей потоки разом приводят в чувство и после утомительного сражения, и после неутомимого кутежа. Надо всем этим царит расположенный на возвышенности, славный храм Баграта. А вокруг кипит жизнь. Торговцы открыто торгуют товарами из-под прилавка, кутилы направляются на очередную стрелку в духан, милиционеры делают вид, что делают дело. Увы! Все это картина уже вчерашнего дня. Вернее, вчерашнего столетия. Того Кутаиси больше нет. Но есть память о нем, о его жителях. Коренных и пришлых. Из сел Западной Грузии, Менгрелии, Гурии, Рати. К самым что ни есть коренным жителям города, вместе с грузинами, испокон веков, аж целых двадцать шесть столетий причислялись евреи. Это не была диаспора в нынешнем понимании. Евреи представляли собой неотъемлемую, полнокровную часть кутаисского общества. Здесь были блестящие врачи: Волохи, Тагдидешвили, Кшонзеры, Пичхадзе. Прекрасные инженеры, педагоги. При этом существовало условное разделение на так называемых "русских" и "грузинских" евреев. Первые больше тяготели к российской культуре. Вторые - с явным удовольствием - частично растворялись в грузинской. И тех и других в определенной мере объединяли две реалии: великолепное знание грузинского языка и особый, кутаисский юмор. О юморе грузинских евреев, в особенности простонародной части кутаисского еврейства, рассказывает проведший молодость в Кутаиси киносценарист Дэви Иванов-Чиковани. В советское время, в годы учебы на Высших сценарных курсах в Москве Дэви настолько прославился своими устными новеллами, что один из руководителей курсов Георгий Данелия сказал своим коллегам-педагогам: "Оставьте его в покое. Не надо ему писать. Пусть рассказывает".
Дэви Иванов-Чиковани: Город потерял очень много, когда евреи уехали из Кутаиси. Энергетика пострадала города. Они сохраняли то еврейство, тот ген сохраняли, эти кутаисские евреи. Как и другие кутаисцы, они, возможно, и не знакомы друг с другом, это ведь до трехсот тысяч человек населения. Не знакомы, но все друг о друге знают. Не здороваются, потому что не представлены. Они иронично относятся к поступкам и к сказанному. Допустим, Серго говорит что-то. Гаго знает: Серго говорит одно, думает другое, а сделает третье. Поэтому к сказанному слову все относятся с иронией. Евреи в этом деле - огромные партнеры. С большим юмором, с иронией. Когда я как-то приехал в Кутаиси и сказал: "Что, Авдор, уехали евреи, да?" Авдор ответил с сожалением: "Да, уехали, - говорит - и уезжают". С такой тоской сказал. Партнеры теряют партнеров. Евреи также со своей стороны больше дружили и общались с грузинами, с христианами, чем между собой. Между собой у них были деловые отношения. И в криминальном мире очень хороший тандем сложился между евреем и грузином. Потому, что еврей никогда не продаст, не заложит. Изобретателен, умен, на него можно положиться. Грузин - рискованный. Имеретинец, в особенности, кутаисец. Рискованность и расчет - все это их сближало.
Насчет надежности евреев. Мой дядя Одешелидзе, Жора Одешелидзе, интеллигент из Тбилиси, прекрасный инженер, большой кутила, приехал как-то в Кутаиси в командировку и должен был навестить нас, разумеется. В Кутаиси любят угощать, но не надо воспринимать это угощение, что, ах, в вас просто души не чают. Просто это является обязанностью - раз, и, во-вторых, хозяин - он сам развлекается, вроде как в театре маленький спектакль устраивает, тосты произносит. Надоел он всем какими-то там сентенциями, а новый человек, слушатель, нашелся - это и есть подоплека всего дела. Ну, дядя Жора, выпивши, первый раз пришел к нам домой и не знал номера нашего дома. Улица Тельмана - это улица двести метров от силы. Там жили католики и евреи. Вот дядя Жора, выпивши, спрашивает: "Где здесь Дэвико живет, где Ломке живет, Русудано, Васо (то есть мой отец)?" Никто не знает. Дядя Жора говорит: "Ведь это улица Тельмана?" "Тельмана!" "Троцкого, да?" Ну, "Троцкого" - совсем перепугались. "Как это - Троцкого!" (А она называлась раньше именем Троцкого, сейчас имени Ушанги Чхеидзе). "Да, улица Тельмана, бывшая Троцкого". "И тут Чиковани-Ивановы не живут?" "Нет, - говорят - не живут, первый раз слышим". Дядя Жора чуть с ума не сошел. "Не может быть, - говорит - все их знают в Кутаиси, а вы их не знаете? На этой улице ведь". "Нет, - говорят - не знаем!" Начали друг друга расспрашивать: "А ты эту фамилию, эти имена не слыхал?" Около часа прошло, пьяный дядя Жора чуть с ног не валится, не может до нас никак добраться. Вдруг я выхожу на улицу, вижу - дядя Жора стоит, выпивши. Я говорю: "Дядя Жора!" Обнимаемся. Я его любил очень. Образованнейший, интеллигентный человек. Он меня обнимает, говорит: "Дэвико, ты на этой улице живешь?". "Да, вот наш дом". "Никто - говорит - тебя не знает здесь". Я говорю: "Как не знает, мы все вместе выросли". "А почему - говорит - никто мне не сказал, где вы живете?" Потом подходят эти грузины, евреи, извиняются, мы, мол, не знали, что он твой дядя. Он сам не назвался, а черт его знает, новый человек, новое лицо, вдруг спрашивает - мало ли что бывает.
Был такой Бенико Бабаликашвили. Высокий, здоровый был мужчина. Килограммов так 170-180. Огромная масса, но не жир, а мускулы. И он был "палаваном" от города, когда к нам приезжали профессиональные борцы и цирк-шапито приезжал. Херц, Голуб, помню хорошо, грузин Кахетелидзе. Они между собой боролись, через них грузовики переезжали, они чуть ли не слонов подымали. И с кутаисской стороны выступал Бенико Бабаликашвили. То Херц ложился, то Бенико ложился, то Голуб. Ажиотаж нарастал, они патефон заводили. И патефон играл. И финальная встреча уже шла взаправду - борьба. Все аплодировали, болели за Бенико Бабаликашвили. Он считался у нас в городе неприкосновенным, так сказать. Милиция, власти, все остерегались с ним в конфликт вступать. Он, в основном, чем занимался? Покупал баранов или барашков. Хорошо мог выбирать баранов. У евреев особый упор делается на чистоту продукта. "Кошерным" называется продукт. Потом баранов резали - и в розничную продажу. Он какой-то навар от этого имел. Но потом Бенико купил машину "Победа". Эта машина халтурила, так сказать, "леваком". Но Бенико сам не водил машину, а нанял шофера, так как когда он сам садился в машину, то машина кренилась. А у нас начальником 2-го отдела милиции был Дзинделашвили, если не ошибаюсь, такая фамилия. Так вот этот Дзинделашвили не очень приятный был человек. Он сказал Бенико: "Пускай твоя машина меня куда-то там повезет". А Бенико его тоже недолюбливал, он сказал: "Нет. Моя машина тебя никуда не повезет". "Нет, повезет!" "Не повезет!" И Бенико приказал водителю: "Езжай, не слушай его!". Тогда рассвирепевший этот Дзинделашвили достал пистолет и прямо чуть ли не в висок, прямо в бровь стукнул Бенико. На цыпочках так поднялся и стукнул - как евреи потом рассказывали. Хлынула кровь, Бенико - рукой за эту рану. И завопила вся улица Шаумяна, все евреи поднялись: "Как это - Бенико!" Ну, кроме евреев, и грузины все за него встали. "Как это, Дзинделашвили Бенико ударил!" А какая управа на милицию? Бенико повернулся и пошел прямо в горсовет, то есть к властям. Жаловаться на этого самодура-милиционера. Несколько тысяч человек идут за ним. Это площадь Кутаисская, где памятник Сталину стоял. Почти пересекли эту площадь, идет галдеж. А горисполком метрах в 60-ти уже. Достает из кармана Бенико платок и хочет утереть эту кровь. И кто-то из евреев крикнул: "Бенико! Не утирай лоб! До Кремля иди так!" Ой, хохот поднялся. Все представили, как Бенико будет идти до Кремля 3000 км. Рассмеялся и сам Бенико. Смеется Бенико, смеются евреи, смеемся все. Первое выступление евреев, наверное, за всю историю Советской власти.
Был один еврей - карманный воришка. Пожилой, старый. Звали его Танго. Потому, что он ездил из Кутаиси в Цхалтубо, а там, в основном, русский контингент отдыхал. Ревматики со всего Союза съезжались, и после ванной процедуры им рекомендовалось танцевать. То есть, разминать суставы. Играла музыка, дамы танцевали, кавалеров было всегда меньше, чем дам. И вот туда приезжал Танго, с дамами танцевал и из ридикюля крал какие-то там гроши - карманником был. Его поймала одна дама, за руку схватила. Ну, милиция - одно, второе, десятое, и его арестовали. И вот этого Танго судят в Кутаиси. Судья суд обставлял, как театральный спектакль. Вызывал спецохрану, они с автоматами стояли. Год полагалось человеку, он давал - десять. Потом это обжаловалось наверху, кто-то кому-то платил. Он им клиентуру просто посылал в Верховный суд. Но он и сам развлекался этими делами. Суд он там вел через переводчиков - театр устраивал. А кутаисцы, и я тоже в том числе, любили зимой ходить в суд. Там тепло, иногда ищешь товарища - где он, что-то его не видно. Заходишь в суд - а он там уже на скамье подсудимых сидит. И вот судят этого Танго. Через переводчика этой женщине объясняют, в чем дело, и автоматчики стоят. И вот Танго доказывает, что он не крал в тот день. И он приводит такой аргумент: "Вот во время войны я на фронте был (а он не был на фронте, всегда по тюрьмам околачивался, но фронт знал по кино). Меня вызывает командир. Наша атака захлебнулась, - говорит". Переводят этой женщине, что он был на фронте, и атака захлебнулась. "И командир говорит: "Вот тебе две гранаты, ползи и взорви дот". Я взял две гранаты, засунул за пояс сзади и пополз в обход. Полз, полз, полз и когда приполз к этому доту, дот оказался взорванным". "Как взорванным?" - судья спрашивает. Всё переводят этой женщине. "Да вот так. Наша артиллерия ударила, и дот взорвался. И наши пошли в атаку и взяли позиции немцев". "Ну и что ты этим хочешь сказать? - судья говорит -Ты не взорвал, пушка взорвала. А ты при чем здесь?" Переводят это женщине. "Как при чем? Я эти две гранаты на склад сдал, не присвоил. И меня еще обвиняют, что я деньги краду?" А она: "Негодяй! Подонок!" Догадалась, наконец, что это спектакль разыгрывают. Ну и дали тогда ему десять-двенадцать лет. Сразу вкатили. Танго спокоен, потому что не раз судился, знает, что следующая инстанция это дело рассмотрит, и дадут ему года два.
Был у нас Додик один в Кутаиси. Первый морфинист, которого я помню. Бывший "вор в законе", как сейчас говорят. Очень обходительный был парень, среднего роста, худой. И этот Додик рассказывает: "Один раз я сделал морфий на квартире, на "хазе" у еврея (евреи сдавали свои комнаты на улице Шаумяна). И вот я под кайфом, ногу на ногу закинул, карманы пиджака руками крест накрест обхватил, чтобы не сперли у меня чего-нибудь. А там - шестеро малолеток. Один еле-еле бегает, второй ползает по полу - еврейские дети. И один пацан маленький (тогда было в моде на ботинках, на носках и на каблуках подковы делать на шурупах, чтобы они не стирались) хочет новую подкову у меня снять. Никак у него это не получается - крепко привинчена. Подполз этот шпендрик маленький, а я не могу ни ногой его пнуть, ничего - под таким я кайфом. Принес он отвертку и при помощи своего другого брата, который уже мог ходить (а этот ползал), они у меня подкову отвинтили. И эти люди поехали в Израиль! Несчастный Израиль! Какая команда туда поехала!"
Наш сосед - Давид Мардахиашвили. Мы его называли Дзия. "Дзия" - по-грузински "дядя". Высокий, красивый был парень. Был без денег, ничем не занимался. Старший брат Соломон - кутила, его сестра Мери чем-то еще занималась. Мать - домохозяйка, Иса, младший брат несчастный, погиб - утонул в Риони. Всю семью содержал и кормил Гаго - отец. У него одного глаза не было, ревматик, носильщиком работал на вокзале. Что он переносил? Какие вещи там таскал? Бог его знает! Но всю семью содержал Гаго. А Дзия щеголял. Они бедно жили. Процентов 80 евреев в Кутаиси жило очень бедно. Но они друг другу помогали. "Я беден, знаете, у меня того-то нет!" - никогда и никому они этого не говорили. И вот на Дзию положили глаз. Богатая семейка в зятья его хочет. Честный парень, представительный, культурный, такой "вышедший в люди", можно сказать. Везде его принимают. Театрал. А Дзия - ни в какую. Как это? "Я, если женюсь, то женюсь по любви" - говорит. И вот тогда что решили - Дзия по вечерам идет в город, потом возвращается по этой дороге - у нас маленькая улица Тельмана, булыжником мощеная, белые тротуары из белого шлифованного камня, между стыками росла маленькая травка - и там заложили "джадо". "Джадо" - это колдовской амулет. Приворожить хотят Дзию. Дзия пройдет раз, пройдет два, пройдет три, и это "джадо" будет действовать. Узнал об этом Дзия. "Черта с два - говорит - я буду ходить по этой улице". Начал в город ходить, обходя это место кругом. Узнали и мы и другие, что там есть "джадо". На Дзию не действует "джадо", он туда не ходит, да? А может на меня подействует? Черт знает, что случится! И вообще вся улица перестала туда ходить. Мимо их дома, где заложено "джадо", никто не ходит. А трава растет между булыжниками, между белыми камнями, по пояс выросла трава. Шоферы узнали, что там "джадо" - и машины тоже туда не ездят. Выросла трава выше пояса уже, человек пропадает в траве. Милиция пришла: "Давайте ходите по этой дороге! Вы почему по этой улице не ходите?" "А мы как хотим, так и ходим. Мы направо все ходим. Зачем нам налево ходить?" А за поворотом, куда Дзия начал ходить, был КЭЧ. КЭЧ - это квартирно-эксплуатационная часть. Маленький гарнизон там стоял, маленькая русская часть. И вот узнали военные, что там "джадо", и что никто не ходит там, и что там трава. Наверное, кто-то им приказал, и пришел средних размеров танк. "У вас тут проклятое место - офицер говорит - трава растет, хоть коси". Кто-то куда-то показал, и танк жжж: пошел, пошел. Через траву один раз прошел, задний ход дал, потом прямо и - крутанулся на месте, чтобы уничтожить это "джадо". И вдруг задрожала земля, и танк носом провалился в яму пяти или шести метров глубиной. Потом выяснилось: оказывается, там когда-то было кладбище и церковь была католическая, кого-то хоронили. Еле танкист выбрался на броню, стоит, смотрит на траву, на провалившийся танк. Мертвая тишина. И он говорит: "Джадо". Ахнула публика: "Слушай, что случилось бы с Дзией, когда даже танк провалился. Несчастный сын Гаго спасся". По сей день на Тельмана помнят этот "джадо".
В Кутаиси как-то привезли из Цхалтубо Кучуба. Был такой Кучуб, личный водитель Сергея Лазо. Это было мероприятие - старый большевик, отдыхает в Цхалтубо, за 80 лет старику. В театре собралась публика. Кучуб выступил и рассказал, как сожгли японцы Лазо в топке паровоза. И зал ахнул. Как "сожгли"! Что за безобразие! Они думали, что это сейчас или вчера сожгли. А Кучуб в другой беседе по-другому рассказывает, под градусом - третий вариант рассказывает. И вот в Кутаиси как-то полюбили этого Кучуба и сказали: "Не надо его отпускать в Цхалтубо. Кучуб будет мой личный гость сегодня, потом мой личный гость завтра". Горисполком сказал, что это прекрасно. Составили список. Все подписались, что тот, у кого остановится Кучуб, гарантирует ему жизнь и сохранность, что он не будет перепивать, и только вино, а не водку давать. И так на целый месяц Кучуб стал почетным гражданином города Кутаиси. И за этот месяц он рассказал тридцать разных версий, как сожгли Лазо.
Сейчас ищут, где Колхида. Где этот край? Я сказал одному археологу: "Дорогие мои, не надо искать где-то какие-то руины. На кутаисца посмотрите. Без комплексов человек, полный достоинства. Он и сегодня себя считает жителем столицы колхов".
Юрий Вачнадзе: "Кутаиси, Кутаиси. Сердце мое вечно с тобой". Песня, любимая всей Грузией. Что уж говорить о самих кутаисцах. Подверженный сильным природным ветрам и еще более мощным ветрам истории, бывший в кои веки престольным, город смывает оседающую пыль, освежается водами своенравной Риони. Резвящиеся средь голышей потоки разом приводят в чувство и после утомительного сражения, и после неутомимого кутежа. Надо всем этим царит расположенный на возвышенности, славный храм Баграта. А вокруг кипит жизнь. Торговцы открыто торгуют товарами из-под прилавка, кутилы направляются на очередную стрелку в духан, милиционеры делают вид, что делают дело. Увы! Все это картина уже вчерашнего дня. Вернее, вчерашнего столетия. Того Кутаиси больше нет. Но есть память о нем, о его жителях. Коренных и пришлых. Из сел Западной Грузии, Менгрелии, Гурии, Рати. К самым что ни есть коренным жителям города, вместе с грузинами, испокон веков, аж целых двадцать шесть столетий причислялись евреи. Это не была диаспора в нынешнем понимании. Евреи представляли собой неотъемлемую, полнокровную часть кутаисского общества. Здесь были блестящие врачи: Волохи, Тагдидешвили, Кшонзеры, Пичхадзе. Прекрасные инженеры, педагоги. При этом существовало условное разделение на так называемых "русских" и "грузинских" евреев. Первые больше тяготели к российской культуре. Вторые - с явным удовольствием - частично растворялись в грузинской. И тех и других в определенной мере объединяли две реалии: великолепное знание грузинского языка и особый, кутаисский юмор. О юморе грузинских евреев, в особенности простонародной части кутаисского еврейства, рассказывает проведший молодость в Кутаиси киносценарист Дэви Иванов-Чиковани. В советское время, в годы учебы на Высших сценарных курсах в Москве Дэви настолько прославился своими устными новеллами, что один из руководителей курсов Георгий Данелия сказал своим коллегам-педагогам: "Оставьте его в покое. Не надо ему писать. Пусть рассказывает".
Дэви Иванов-Чиковани: Город потерял очень много, когда евреи уехали из Кутаиси. Энергетика пострадала города. Они сохраняли то еврейство, тот ген сохраняли, эти кутаисские евреи. Как и другие кутаисцы, они, возможно, и не знакомы друг с другом, это ведь до трехсот тысяч человек населения. Не знакомы, но все друг о друге знают. Не здороваются, потому что не представлены. Они иронично относятся к поступкам и к сказанному. Допустим, Серго говорит что-то. Гаго знает: Серго говорит одно, думает другое, а сделает третье. Поэтому к сказанному слову все относятся с иронией. Евреи в этом деле - огромные партнеры. С большим юмором, с иронией. Когда я как-то приехал в Кутаиси и сказал: "Что, Авдор, уехали евреи, да?" Авдор ответил с сожалением: "Да, уехали, - говорит - и уезжают". С такой тоской сказал. Партнеры теряют партнеров. Евреи также со своей стороны больше дружили и общались с грузинами, с христианами, чем между собой. Между собой у них были деловые отношения. И в криминальном мире очень хороший тандем сложился между евреем и грузином. Потому, что еврей никогда не продаст, не заложит. Изобретателен, умен, на него можно положиться. Грузин - рискованный. Имеретинец, в особенности, кутаисец. Рискованность и расчет - все это их сближало.
Насчет надежности евреев. Мой дядя Одешелидзе, Жора Одешелидзе, интеллигент из Тбилиси, прекрасный инженер, большой кутила, приехал как-то в Кутаиси в командировку и должен был навестить нас, разумеется. В Кутаиси любят угощать, но не надо воспринимать это угощение, что, ах, в вас просто души не чают. Просто это является обязанностью - раз, и, во-вторых, хозяин - он сам развлекается, вроде как в театре маленький спектакль устраивает, тосты произносит. Надоел он всем какими-то там сентенциями, а новый человек, слушатель, нашелся - это и есть подоплека всего дела. Ну, дядя Жора, выпивши, первый раз пришел к нам домой и не знал номера нашего дома. Улица Тельмана - это улица двести метров от силы. Там жили католики и евреи. Вот дядя Жора, выпивши, спрашивает: "Где здесь Дэвико живет, где Ломке живет, Русудано, Васо (то есть мой отец)?" Никто не знает. Дядя Жора говорит: "Ведь это улица Тельмана?" "Тельмана!" "Троцкого, да?" Ну, "Троцкого" - совсем перепугались. "Как это - Троцкого!" (А она называлась раньше именем Троцкого, сейчас имени Ушанги Чхеидзе). "Да, улица Тельмана, бывшая Троцкого". "И тут Чиковани-Ивановы не живут?" "Нет, - говорят - не живут, первый раз слышим". Дядя Жора чуть с ума не сошел. "Не может быть, - говорит - все их знают в Кутаиси, а вы их не знаете? На этой улице ведь". "Нет, - говорят - не знаем!" Начали друг друга расспрашивать: "А ты эту фамилию, эти имена не слыхал?" Около часа прошло, пьяный дядя Жора чуть с ног не валится, не может до нас никак добраться. Вдруг я выхожу на улицу, вижу - дядя Жора стоит, выпивши. Я говорю: "Дядя Жора!" Обнимаемся. Я его любил очень. Образованнейший, интеллигентный человек. Он меня обнимает, говорит: "Дэвико, ты на этой улице живешь?". "Да, вот наш дом". "Никто - говорит - тебя не знает здесь". Я говорю: "Как не знает, мы все вместе выросли". "А почему - говорит - никто мне не сказал, где вы живете?" Потом подходят эти грузины, евреи, извиняются, мы, мол, не знали, что он твой дядя. Он сам не назвался, а черт его знает, новый человек, новое лицо, вдруг спрашивает - мало ли что бывает.
Был такой Бенико Бабаликашвили. Высокий, здоровый был мужчина. Килограммов так 170-180. Огромная масса, но не жир, а мускулы. И он был "палаваном" от города, когда к нам приезжали профессиональные борцы и цирк-шапито приезжал. Херц, Голуб, помню хорошо, грузин Кахетелидзе. Они между собой боролись, через них грузовики переезжали, они чуть ли не слонов подымали. И с кутаисской стороны выступал Бенико Бабаликашвили. То Херц ложился, то Бенико ложился, то Голуб. Ажиотаж нарастал, они патефон заводили. И патефон играл. И финальная встреча уже шла взаправду - борьба. Все аплодировали, болели за Бенико Бабаликашвили. Он считался у нас в городе неприкосновенным, так сказать. Милиция, власти, все остерегались с ним в конфликт вступать. Он, в основном, чем занимался? Покупал баранов или барашков. Хорошо мог выбирать баранов. У евреев особый упор делается на чистоту продукта. "Кошерным" называется продукт. Потом баранов резали - и в розничную продажу. Он какой-то навар от этого имел. Но потом Бенико купил машину "Победа". Эта машина халтурила, так сказать, "леваком". Но Бенико сам не водил машину, а нанял шофера, так как когда он сам садился в машину, то машина кренилась. А у нас начальником 2-го отдела милиции был Дзинделашвили, если не ошибаюсь, такая фамилия. Так вот этот Дзинделашвили не очень приятный был человек. Он сказал Бенико: "Пускай твоя машина меня куда-то там повезет". А Бенико его тоже недолюбливал, он сказал: "Нет. Моя машина тебя никуда не повезет". "Нет, повезет!" "Не повезет!" И Бенико приказал водителю: "Езжай, не слушай его!". Тогда рассвирепевший этот Дзинделашвили достал пистолет и прямо чуть ли не в висок, прямо в бровь стукнул Бенико. На цыпочках так поднялся и стукнул - как евреи потом рассказывали. Хлынула кровь, Бенико - рукой за эту рану. И завопила вся улица Шаумяна, все евреи поднялись: "Как это - Бенико!" Ну, кроме евреев, и грузины все за него встали. "Как это, Дзинделашвили Бенико ударил!" А какая управа на милицию? Бенико повернулся и пошел прямо в горсовет, то есть к властям. Жаловаться на этого самодура-милиционера. Несколько тысяч человек идут за ним. Это площадь Кутаисская, где памятник Сталину стоял. Почти пересекли эту площадь, идет галдеж. А горисполком метрах в 60-ти уже. Достает из кармана Бенико платок и хочет утереть эту кровь. И кто-то из евреев крикнул: "Бенико! Не утирай лоб! До Кремля иди так!" Ой, хохот поднялся. Все представили, как Бенико будет идти до Кремля 3000 км. Рассмеялся и сам Бенико. Смеется Бенико, смеются евреи, смеемся все. Первое выступление евреев, наверное, за всю историю Советской власти.
Был один еврей - карманный воришка. Пожилой, старый. Звали его Танго. Потому, что он ездил из Кутаиси в Цхалтубо, а там, в основном, русский контингент отдыхал. Ревматики со всего Союза съезжались, и после ванной процедуры им рекомендовалось танцевать. То есть, разминать суставы. Играла музыка, дамы танцевали, кавалеров было всегда меньше, чем дам. И вот туда приезжал Танго, с дамами танцевал и из ридикюля крал какие-то там гроши - карманником был. Его поймала одна дама, за руку схватила. Ну, милиция - одно, второе, десятое, и его арестовали. И вот этого Танго судят в Кутаиси. Судья суд обставлял, как театральный спектакль. Вызывал спецохрану, они с автоматами стояли. Год полагалось человеку, он давал - десять. Потом это обжаловалось наверху, кто-то кому-то платил. Он им клиентуру просто посылал в Верховный суд. Но он и сам развлекался этими делами. Суд он там вел через переводчиков - театр устраивал. А кутаисцы, и я тоже в том числе, любили зимой ходить в суд. Там тепло, иногда ищешь товарища - где он, что-то его не видно. Заходишь в суд - а он там уже на скамье подсудимых сидит. И вот судят этого Танго. Через переводчика этой женщине объясняют, в чем дело, и автоматчики стоят. И вот Танго доказывает, что он не крал в тот день. И он приводит такой аргумент: "Вот во время войны я на фронте был (а он не был на фронте, всегда по тюрьмам околачивался, но фронт знал по кино). Меня вызывает командир. Наша атака захлебнулась, - говорит". Переводят этой женщине, что он был на фронте, и атака захлебнулась. "И командир говорит: "Вот тебе две гранаты, ползи и взорви дот". Я взял две гранаты, засунул за пояс сзади и пополз в обход. Полз, полз, полз и когда приполз к этому доту, дот оказался взорванным". "Как взорванным?" - судья спрашивает. Всё переводят этой женщине. "Да вот так. Наша артиллерия ударила, и дот взорвался. И наши пошли в атаку и взяли позиции немцев". "Ну и что ты этим хочешь сказать? - судья говорит -Ты не взорвал, пушка взорвала. А ты при чем здесь?" Переводят это женщине. "Как при чем? Я эти две гранаты на склад сдал, не присвоил. И меня еще обвиняют, что я деньги краду?" А она: "Негодяй! Подонок!" Догадалась, наконец, что это спектакль разыгрывают. Ну и дали тогда ему десять-двенадцать лет. Сразу вкатили. Танго спокоен, потому что не раз судился, знает, что следующая инстанция это дело рассмотрит, и дадут ему года два.
Был у нас Додик один в Кутаиси. Первый морфинист, которого я помню. Бывший "вор в законе", как сейчас говорят. Очень обходительный был парень, среднего роста, худой. И этот Додик рассказывает: "Один раз я сделал морфий на квартире, на "хазе" у еврея (евреи сдавали свои комнаты на улице Шаумяна). И вот я под кайфом, ногу на ногу закинул, карманы пиджака руками крест накрест обхватил, чтобы не сперли у меня чего-нибудь. А там - шестеро малолеток. Один еле-еле бегает, второй ползает по полу - еврейские дети. И один пацан маленький (тогда было в моде на ботинках, на носках и на каблуках подковы делать на шурупах, чтобы они не стирались) хочет новую подкову у меня снять. Никак у него это не получается - крепко привинчена. Подполз этот шпендрик маленький, а я не могу ни ногой его пнуть, ничего - под таким я кайфом. Принес он отвертку и при помощи своего другого брата, который уже мог ходить (а этот ползал), они у меня подкову отвинтили. И эти люди поехали в Израиль! Несчастный Израиль! Какая команда туда поехала!"
Наш сосед - Давид Мардахиашвили. Мы его называли Дзия. "Дзия" - по-грузински "дядя". Высокий, красивый был парень. Был без денег, ничем не занимался. Старший брат Соломон - кутила, его сестра Мери чем-то еще занималась. Мать - домохозяйка, Иса, младший брат несчастный, погиб - утонул в Риони. Всю семью содержал и кормил Гаго - отец. У него одного глаза не было, ревматик, носильщиком работал на вокзале. Что он переносил? Какие вещи там таскал? Бог его знает! Но всю семью содержал Гаго. А Дзия щеголял. Они бедно жили. Процентов 80 евреев в Кутаиси жило очень бедно. Но они друг другу помогали. "Я беден, знаете, у меня того-то нет!" - никогда и никому они этого не говорили. И вот на Дзию положили глаз. Богатая семейка в зятья его хочет. Честный парень, представительный, культурный, такой "вышедший в люди", можно сказать. Везде его принимают. Театрал. А Дзия - ни в какую. Как это? "Я, если женюсь, то женюсь по любви" - говорит. И вот тогда что решили - Дзия по вечерам идет в город, потом возвращается по этой дороге - у нас маленькая улица Тельмана, булыжником мощеная, белые тротуары из белого шлифованного камня, между стыками росла маленькая травка - и там заложили "джадо". "Джадо" - это колдовской амулет. Приворожить хотят Дзию. Дзия пройдет раз, пройдет два, пройдет три, и это "джадо" будет действовать. Узнал об этом Дзия. "Черта с два - говорит - я буду ходить по этой улице". Начал в город ходить, обходя это место кругом. Узнали и мы и другие, что там есть "джадо". На Дзию не действует "джадо", он туда не ходит, да? А может на меня подействует? Черт знает, что случится! И вообще вся улица перестала туда ходить. Мимо их дома, где заложено "джадо", никто не ходит. А трава растет между булыжниками, между белыми камнями, по пояс выросла трава. Шоферы узнали, что там "джадо" - и машины тоже туда не ездят. Выросла трава выше пояса уже, человек пропадает в траве. Милиция пришла: "Давайте ходите по этой дороге! Вы почему по этой улице не ходите?" "А мы как хотим, так и ходим. Мы направо все ходим. Зачем нам налево ходить?" А за поворотом, куда Дзия начал ходить, был КЭЧ. КЭЧ - это квартирно-эксплуатационная часть. Маленький гарнизон там стоял, маленькая русская часть. И вот узнали военные, что там "джадо", и что никто не ходит там, и что там трава. Наверное, кто-то им приказал, и пришел средних размеров танк. "У вас тут проклятое место - офицер говорит - трава растет, хоть коси". Кто-то куда-то показал, и танк жжж: пошел, пошел. Через траву один раз прошел, задний ход дал, потом прямо и - крутанулся на месте, чтобы уничтожить это "джадо". И вдруг задрожала земля, и танк носом провалился в яму пяти или шести метров глубиной. Потом выяснилось: оказывается, там когда-то было кладбище и церковь была католическая, кого-то хоронили. Еле танкист выбрался на броню, стоит, смотрит на траву, на провалившийся танк. Мертвая тишина. И он говорит: "Джадо". Ахнула публика: "Слушай, что случилось бы с Дзией, когда даже танк провалился. Несчастный сын Гаго спасся". По сей день на Тельмана помнят этот "джадо".
В Кутаиси как-то привезли из Цхалтубо Кучуба. Был такой Кучуб, личный водитель Сергея Лазо. Это было мероприятие - старый большевик, отдыхает в Цхалтубо, за 80 лет старику. В театре собралась публика. Кучуб выступил и рассказал, как сожгли японцы Лазо в топке паровоза. И зал ахнул. Как "сожгли"! Что за безобразие! Они думали, что это сейчас или вчера сожгли. А Кучуб в другой беседе по-другому рассказывает, под градусом - третий вариант рассказывает. И вот в Кутаиси как-то полюбили этого Кучуба и сказали: "Не надо его отпускать в Цхалтубо. Кучуб будет мой личный гость сегодня, потом мой личный гость завтра". Горисполком сказал, что это прекрасно. Составили список. Все подписались, что тот, у кого остановится Кучуб, гарантирует ему жизнь и сохранность, что он не будет перепивать, и только вино, а не водку давать. И так на целый месяц Кучуб стал почетным гражданином города Кутаиси. И за этот месяц он рассказал тридцать разных версий, как сожгли Лазо.
Сейчас ищут, где Колхида. Где этот край? Я сказал одному археологу: "Дорогие мои, не надо искать где-то какие-то руины. На кутаисца посмотрите. Без комплексов человек, полный достоинства. Он и сегодня себя считает жителем столицы колхов".