В пять утра просыпается тиранский муэдзин. Он будит горлиц. Горлицы - столичных петухов. С семи - и уже до полуночи - гудят, визжат, надрываются автомашины. В самом центре Тираны, на огромной площади имени национального героя Скандербега, нет светофоров. Машины натыкаются на людей, люди на машины. На этой площади понимаешь, что светофор - самое важное техническое достижение цивилизации. Теперь я точно знаю, какие цвета я люблю больше всего: красный, жёлтый и зелёный. Я даже вспоминаю теперь, что любил светофоры ещё ребёнком, потому что красный, жёлтый и зелёный обещали газированную воду с сиропом. В Тиране без этих знаков городского препинания передвигаться не просто. Казнить, нельзя помиловать. Казнить нельзя, помиловать. Но и к этой уличной акробатике можно привыкнуть. Не привыкаешь к другому. Их видишь сразу. Они ходят стайками. Всегда при детях. В спортивных костюмах. Ими облеплены, буквально залеплены городские телефоны-автоматы. Они кричат в трубки имена близких:

Чемаль! Чемаль!

Мухаммед!

Антигона!

Имена их бесчисленных родичей я уже знаю наизусть. Да ответьте же им, куда вы делись, что же вы молчите, Антигона, Мухаммед, Чемаль!?.. Дома у них нет, но они не бедняки, не нищие. В их угловатой походке, линии плеч, наклоне затылков, постриженных под бокс, в надломе бровей - такая беда, такое горе, что глаза отводишь. Стоит мне увидеть на тиранской площади имени богатыря Скандербега косовских беженцев, как я начинаю бормотать русские стихи:

Гудят накатанные рельсы.
Просторно, холодно, высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку.