О смерти профессора Богдана Осадчука, одного из самых интересных украинских интеллектуалов прошлого столетия, мне сообшили польские коллеги. Некрологи тоже появились в польских СМИ - здесь Осадчука называют поборником украинско-польского примирения, вспоминают о его многолетнем сотрудничестве с «Культурой» Ежи Гедройца, о высшей польской награде, которой его наградил президент Александр Квасьневский.
Когда я рассказал обо всем этом в своей телевизионной программе, многие зрители с благодарностью написали, что только сейчас узнали об этом замечательном человеке. Только сейчас, в день смерти... Нечто похожее, кстати, произошло с самим Ежи Гедройце - об этом выдающемся мыслителе и редакторе, тонком знатоке не только польской, но и русской культуры, друге Дмитрия Философова и вдохновителе максимовского «Континента» многие читатели в России узнали из некролога, опубликованного мной в одном из интернет-изданий.
Это к вопросу о информационнном и культурном пространстве, в котором мы живем - пространстве, в котором скромный подвиг уступает место навязчивой рекламе той или иной целлулоидной личности. В котором не умеют думать о перспективе, в котором вообще с трудом оценивают влияние личности на сдвиги, происшедшие в умах европейцев за последние десятилетия.
Богдан Осадчук был прежде всего европейским интеллектуалом - цель, важная для многих его соотечественников в Украине, но пока что недостижимая для большинства из них. Он умел мыслить широко, оставаясь в то же время украинцем, искренне верящим, что рано или поздно на карте мира появится страна, о существовании которой мало кто в Европе подозревал.
Умение мыслить нестандартно и чувство собственного достонства было в нем семейным. Его отец, учитель-украинец, потерял работу в Польше, защищая еврейского мальчика от ксендза-антисемита - почти небывалая история тех лет, но вполне понятная для каждого, кто знал Осадчука-младшего. Оказавшийся в Берлине молодой человек из Коломыи не был провинциалом именно благодаря своему умению уважать себя и понимать других.
Эта широта мышления позволяла ему писать о советском мире для немецких газет - и сотрудничать с польскими интеллектуалами-эмигрантами, готовившими общественное мнение своей страны к болезненному признанию реальности новых границ на Востоке. Польско-украинскую пропасть было не так уж просто засыпать - особенно в те годы. Но то, что делали «Культура» и Осадчук, оказалось впечатляющим - и действительно повлияло на мироощущение польской элиты уже в новой, некоммунистичекой стране.
Был романтиком - думал, что на дорвавшуюся до денег украинскую элиту можно повлиять также, как на польскую, старался советовать и помогать даже людям, не способным оценить его интеллекта и опыта. Был либералом - непростая участь для человека в эмиграции, мире, где гораздо проще все делить на черное и белое. Был оптимистом - и имел потрясающий вкус к жизни, еще в 80-85 лет элегантно танцевал с дамами на приемах после Экономического форума в Кринице. Но был однолюбом - и потерял этот вкус к жизни после кончины своей супруги.
Словом - был одним из тех, благодаря кому XX век в нашем сознании выглядит временем благородных поступков и удивительных, теплых и самоотверженных людей, а не эпохой войн, концлагерей и тиранов.
Когда я рассказал обо всем этом в своей телевизионной программе, многие зрители с благодарностью написали, что только сейчас узнали об этом замечательном человеке. Только сейчас, в день смерти... Нечто похожее, кстати, произошло с самим Ежи Гедройце - об этом выдающемся мыслителе и редакторе, тонком знатоке не только польской, но и русской культуры, друге Дмитрия Философова и вдохновителе максимовского «Континента» многие читатели в России узнали из некролога, опубликованного мной в одном из интернет-изданий.
Это к вопросу о информационнном и культурном пространстве, в котором мы живем - пространстве, в котором скромный подвиг уступает место навязчивой рекламе той или иной целлулоидной личности. В котором не умеют думать о перспективе, в котором вообще с трудом оценивают влияние личности на сдвиги, происшедшие в умах европейцев за последние десятилетия.
Богдан Осадчук был прежде всего европейским интеллектуалом - цель, важная для многих его соотечественников в Украине, но пока что недостижимая для большинства из них. Он умел мыслить широко, оставаясь в то же время украинцем, искренне верящим, что рано или поздно на карте мира появится страна, о существовании которой мало кто в Европе подозревал.
Умение мыслить нестандартно и чувство собственного достонства было в нем семейным. Его отец, учитель-украинец, потерял работу в Польше, защищая еврейского мальчика от ксендза-антисемита - почти небывалая история тех лет, но вполне понятная для каждого, кто знал Осадчука-младшего. Оказавшийся в Берлине молодой человек из Коломыи не был провинциалом именно благодаря своему умению уважать себя и понимать других.
Эта широта мышления позволяла ему писать о советском мире для немецких газет - и сотрудничать с польскими интеллектуалами-эмигрантами, готовившими общественное мнение своей страны к болезненному признанию реальности новых границ на Востоке. Польско-украинскую пропасть было не так уж просто засыпать - особенно в те годы. Но то, что делали «Культура» и Осадчук, оказалось впечатляющим - и действительно повлияло на мироощущение польской элиты уже в новой, некоммунистичекой стране.
Был романтиком - думал, что на дорвавшуюся до денег украинскую элиту можно повлиять также, как на польскую, старался советовать и помогать даже людям, не способным оценить его интеллекта и опыта. Был либералом - непростая участь для человека в эмиграции, мире, где гораздо проще все делить на черное и белое. Был оптимистом - и имел потрясающий вкус к жизни, еще в 80-85 лет элегантно танцевал с дамами на приемах после Экономического форума в Кринице. Но был однолюбом - и потерял этот вкус к жизни после кончины своей супруги.
Словом - был одним из тех, благодаря кому XX век в нашем сознании выглядит временем благородных поступков и удивительных, теплых и самоотверженных людей, а не эпохой войн, концлагерей и тиранов.
