Cкандалы последнего времени, связанные с РПЦ, заставили говорить об отношениях церкви с российской властью и обществом. Преследование панк-группы Pussy Riot, устроившей громкую акцию в храме Христа Спасителя в Москве, судебное разбирательство из-за квартиры, соседней с квартирой патриарха Кирилла, полемика вокруг роскошных часов главы РПЦ, тяжба из-за недвижимости между церковью и детской больницей. Все эти истории ставят сложные вопросы: насколько близкими могут быть отношения церковных иерархов с руководителями государства, допустима ли для священнослужителей жизнь в роскоши и, должны ли они проявлять снисхождение к тем, кто нападает на церковь? Радио Свобода решило сравнить положение РПЦ в России с положением крупнейших религиозных организаций в других странах.
Сегодня в цикле "Церковь между властью и обществом" – разговор о роли христианства в Германии, где из 80 миллионов жителей 25 миллионов являются католиками и примерно столько же – протестантами. В Германии нет государственной религии, государственной церкви и формально церковь отделена от государства. Между тем в современном германском обществе Германии можно наблюдать разные виды взаимодействий религиозных общин с государством. Об истории их взаимодействия в интервью Радио Свобода рассказал берлинский протестантский пастор, общественный и культурный деятель Хартмут Дикманн:
– В историческом контексте отношения между церковью и государственной властью в Германии переживали разные вехи. Католицизм всегда был чем-то особенным, он претендовал на особую роль и в большей степени стремился к независимости от государства. Протестантизм же, еще со времен Реформации, нуждался в защите и поддержке, которую он искал у власть имущих. Частично поэтому протестантизм стремился к христианизации всего общества. И были времена, когда главный священнослужитель был одновременно еще и кайзером, и главнокомандующим. Но позднее события первой мировой войны, поражение в ней, а затем и становление национал-социализма продемонстрировали все увеличивающуюся пропасть между церковью и обществом, церковью и властью. После 1945 года, в действиях как католической, так и протестантской церкви, стала прослеживаться тенденция к вмешательству в политику, в частности, в предвыборную борьбу. Церковь давала рекомендации пастве, за кого голосовать, за кого нет (например, не голосовать за левых, за коммунистов), но эта тактика быстро себя исчерпала.
Для современной Германии характерна ситуация, когда государство оказывает помощь церкви в решении ее задач, и наоборот. К примеру, государство помогает церкви взимать через свои фискальные органы так называемый "церковный налог". Церковь же активно помогает государству в решении социальных проблем, и ее роль в этом вопросе трудно переоценить. Поэтому между государством и церковью отношения строятся по принципу "брать и давать", но в идеологической сфере на сегодняшний день никаких пересечений между церковью и государством нет.
– В Германии существует гуманистический союз, который борется за полное отделение церкви от государства. Какова его роль в современном германском обществе?
– Германия относится к тем странам, в которых критика церкви и религии, открытое выражение непонимания необходимости института церкви, находит все более ярое воплощение. Но надо помнить, что история германского национал-социализма с 1933 по 1945 годы, положила начало враждебному отношению к религии, и это отношение культивировалось позже в ГДР, вплоть до 1989 года. Гуманистический союз действовал активнее в Западной Германии, чем в Восточной, и его последователи утверждали: мы не хотим жить с концепцией бога, не хотим из научных соображений, из этических соображений, мы хотим найти ответы на вопросы о жизни и смерти без помощи гипотезы бога. Это было одной из движущих сил этого союза, который в 60-е годы был значительно сильнее, чем сегодня, – говорит Хартмут Дикманн.
В 2009 году 48-летний немецкий режиссер Кристоф Шлингензиф поставил спектакль флюксус-ораторию "Церковь страха перед чужим во мне". В начале 2008 года у Шлингензифа был обнаружен рак легких, после операции, в результате которой у него было удалено одно легкое и часть диафрагмы, а также длительного курса химиотерапии, Шлингензиф издал свой дневник, который вел на протяжении всех месяцев лечения. Позже он поставил на его основе и спектакль, в котором явно усматривались элементы богохульства. Хартмут Дикманн говорит, что Шлингензиф действовал вполне в духе христианских призывов: "Покажи свои раны публично!":
– Он поставил спектакль для того чтобы сделать зримыми свои страдания и дать толчок к дискуссии.
– Если бы панк-молебен, подобный московскому, произошел бы в стенах германской христианской церкви, какой была бы реакция?
– Сегодня совет каждой церкви сам волен принимать решение относительно того, надо ли обращаться в полицию с заявлением о нарушении неприкосновенности храма и наказывать нарушителей. Конечно, в отдельных случаях ответственность за принятие такого решения может взять на себя и церковное руководство на уровне федеральной земли, но в подобных вопросах нет генеральной линии. У нас остаются в силе статьи закона, предусматривающие наказание за богохульство. На основании этих законов можно вчинить иск, но такое происходит все реже и реже. Глядя на современную жизнь, я бы сказал, что любая религия должна допускать богохульство и спокойно к нему относиться. Богохульство в наше время - часть религиозного сознания. Хотя бы потому это должно быть нормальным, что само христианство возникло из богохульства. Бог подвергся издевательствам на кресте и его страдания дали силу верующим. Возвращаясь к вашему вопросу, в Германии случай, подобный московскому, никогда бы не привел к мало-мальски длительному тюремному заключению.
– Возможно ли, что к такой терпимости вела и старая средневековая традиция карнавалов?
– В какой-то мере, но сегодня этого уже нет, и в дни традиционных карнавалов шутят, в основном, политики и о политике. А когда-то люди в такие дни могли вытворять в церкви самые разные безобразия. Дозволялось в игровом ключе обращаться к ослу, будто к священнику, а сам священник должен был играть роль осла. Все переворачивалось с ног на голову, это была попытка взглянуть на мир с другой стороны. В средневековье практиковались так называемые "ослиные мессы", ослиные церковные праздники, напоминающие о бегстве девы Марии с младенцем из Египта, но все это было полно юмора и эротических элементов. Это были праздники низвержения человеческих авторитетов, и делалось это для того, чтобы после этого все возвращалось к нормальному порядку и вело к большей скромности всех участников действа. Тогда церковь была настолько сильна, что могла себе подобное позволить, не боясь потери авторитета. Сегодня такой силы она не имеет.
Сегодня в цикле "Церковь между властью и обществом" – разговор о роли христианства в Германии, где из 80 миллионов жителей 25 миллионов являются католиками и примерно столько же – протестантами. В Германии нет государственной религии, государственной церкви и формально церковь отделена от государства. Между тем в современном германском обществе Германии можно наблюдать разные виды взаимодействий религиозных общин с государством. Об истории их взаимодействия в интервью Радио Свобода рассказал берлинский протестантский пастор, общественный и культурный деятель Хартмут Дикманн:
– В историческом контексте отношения между церковью и государственной властью в Германии переживали разные вехи. Католицизм всегда был чем-то особенным, он претендовал на особую роль и в большей степени стремился к независимости от государства. Протестантизм же, еще со времен Реформации, нуждался в защите и поддержке, которую он искал у власть имущих. Частично поэтому протестантизм стремился к христианизации всего общества. И были времена, когда главный священнослужитель был одновременно еще и кайзером, и главнокомандующим. Но позднее события первой мировой войны, поражение в ней, а затем и становление национал-социализма продемонстрировали все увеличивающуюся пропасть между церковью и обществом, церковью и властью. После 1945 года, в действиях как католической, так и протестантской церкви, стала прослеживаться тенденция к вмешательству в политику, в частности, в предвыборную борьбу. Церковь давала рекомендации пастве, за кого голосовать, за кого нет (например, не голосовать за левых, за коммунистов), но эта тактика быстро себя исчерпала.
Для современной Германии характерна ситуация, когда государство оказывает помощь церкви в решении ее задач, и наоборот. К примеру, государство помогает церкви взимать через свои фискальные органы так называемый "церковный налог". Церковь же активно помогает государству в решении социальных проблем, и ее роль в этом вопросе трудно переоценить. Поэтому между государством и церковью отношения строятся по принципу "брать и давать", но в идеологической сфере на сегодняшний день никаких пересечений между церковью и государством нет.
– В Германии существует гуманистический союз, который борется за полное отделение церкви от государства. Какова его роль в современном германском обществе?
– Германия относится к тем странам, в которых критика церкви и религии, открытое выражение непонимания необходимости института церкви, находит все более ярое воплощение. Но надо помнить, что история германского национал-социализма с 1933 по 1945 годы, положила начало враждебному отношению к религии, и это отношение культивировалось позже в ГДР, вплоть до 1989 года. Гуманистический союз действовал активнее в Западной Германии, чем в Восточной, и его последователи утверждали: мы не хотим жить с концепцией бога, не хотим из научных соображений, из этических соображений, мы хотим найти ответы на вопросы о жизни и смерти без помощи гипотезы бога. Это было одной из движущих сил этого союза, который в 60-е годы был значительно сильнее, чем сегодня, – говорит Хартмут Дикманн.
В 2009 году 48-летний немецкий режиссер Кристоф Шлингензиф поставил спектакль флюксус-ораторию "Церковь страха перед чужим во мне". В начале 2008 года у Шлингензифа был обнаружен рак легких, после операции, в результате которой у него было удалено одно легкое и часть диафрагмы, а также длительного курса химиотерапии, Шлингензиф издал свой дневник, который вел на протяжении всех месяцев лечения. Позже он поставил на его основе и спектакль, в котором явно усматривались элементы богохульства. Хартмут Дикманн говорит, что Шлингензиф действовал вполне в духе христианских призывов: "Покажи свои раны публично!":
– Он поставил спектакль для того чтобы сделать зримыми свои страдания и дать толчок к дискуссии.
– Если бы панк-молебен, подобный московскому, произошел бы в стенах германской христианской церкви, какой была бы реакция?
– Сегодня совет каждой церкви сам волен принимать решение относительно того, надо ли обращаться в полицию с заявлением о нарушении неприкосновенности храма и наказывать нарушителей. Конечно, в отдельных случаях ответственность за принятие такого решения может взять на себя и церковное руководство на уровне федеральной земли, но в подобных вопросах нет генеральной линии. У нас остаются в силе статьи закона, предусматривающие наказание за богохульство. На основании этих законов можно вчинить иск, но такое происходит все реже и реже. Глядя на современную жизнь, я бы сказал, что любая религия должна допускать богохульство и спокойно к нему относиться. Богохульство в наше время - часть религиозного сознания. Хотя бы потому это должно быть нормальным, что само христианство возникло из богохульства. Бог подвергся издевательствам на кресте и его страдания дали силу верующим. Возвращаясь к вашему вопросу, в Германии случай, подобный московскому, никогда бы не привел к мало-мальски длительному тюремному заключению.
– Возможно ли, что к такой терпимости вела и старая средневековая традиция карнавалов?
– В какой-то мере, но сегодня этого уже нет, и в дни традиционных карнавалов шутят, в основном, политики и о политике. А когда-то люди в такие дни могли вытворять в церкви самые разные безобразия. Дозволялось в игровом ключе обращаться к ослу, будто к священнику, а сам священник должен был играть роль осла. Все переворачивалось с ног на голову, это была попытка взглянуть на мир с другой стороны. В средневековье практиковались так называемые "ослиные мессы", ослиные церковные праздники, напоминающие о бегстве девы Марии с младенцем из Египта, но все это было полно юмора и эротических элементов. Это были праздники низвержения человеческих авторитетов, и делалось это для того, чтобы после этого все возвращалось к нормальному порядку и вело к большей скромности всех участников действа. Тогда церковь была настолько сильна, что могла себе подобное позволить, не боясь потери авторитета. Сегодня такой силы она не имеет.
