Православная Церковь не слишком отличалась и отличается в своём отношении к «бесчинствам», «кощунствам» и т. п. от католиков и протестантов. Отношение это симпатизирующий Церкви человек назовёт многослойным, не симпатизирующий — лицемерным.
Первый слой — каноны, церковные правила, сложившиеся в первые восемь столетий после Рождества Христова. У католиков эти каноны регулярно пересматриваются, обновляются, у православных законсервированы. Итог при этом один — единственным наказанием является исключение человека из Церкви. Но похоже на партию: исключение может быть разной степени. Сходство не случайно, большевики копировали церковный быт. Самоё легкое наказание — несколько поклонов и молитв («епитимья»), но это не рассматривалось как причинение страдания. Для верующего молитва — удовольствие, иначе какой же он верующий. Наказание настоящее — временное отлучение от причастия. Входи, молись, но не причащайся. Кто тяжело согрешил — и входить не может, это и есть отлучение в полном смысле слова. Оно может быть на разные сроки — и на неделю, и на месяц, а самое длительное за самый тяжёлый грех. Понятно, какой? Конечно — за развод полагалось 15 лет отлучения от Церкви.
Позвольте, а как же все эти средневековые казни еретиков? А это не Церковь делала, это государство. Лицемерие? Да, конечно. Протестанты, которые сожгли Сервета, чуть что — сразу напоминают, что его казнили городские власти, не церковные. Инквизиция лишь передавала осуждённого светским властям, прося не проливать крови. Они и не проливали — отсюда сожжение. Лидеров старообрядчества сожгла светская власть. В XIV веке новгородцы сбросили с моста в реку стригольников, боровшихся с коррупцией в Церкви — это была «градская казнь», гражданская, не церковная.
Наиболее близким аналогом казусу с Pussy Riot может служить дело «жидовствующих» конца XV столетия. Тогда группу высокопоставленных священников Новгорода и Москвы обвинили в издевательстве над иконами и казнили на манер испанской инквизиции, благо у новгородского архиерея как раз оказался один знакомый доминиканец. Обвинение было ложным, процесс — таким же глумлением над законом, как сталинские показухи.
Государственный суд над провинившимися перед Церковью появился в конце IV столетия, когда всех граждан Римской империи обязали быть христианами, причём того направления, которое император соизволил назвать православным.
Лукавство — с точки зрения современного человека — заключается в том, что часто государственный суд осуществлял церковный иерарх. Некоторые категории тяжб рассматривались «смесным», совместным судом князя и епископа. Однако, поскольку епископы часто были ещё и феодалами, обладавшими правом суда в отношении крепостных, они самостоятельно судили своих подданных и за нецерковные преступления, и за церковные, осуждая на смерть, тюрьму, увечья. Самый яркий пример — папы римские, которые одновременно были (и остаются!) и главами религиозной организации, и руководителями государства. Ослабление центральной власти в средневековой Европе — и на Руси тоже — породил множество «князей-епископов» масштабом поменьше. Русским архиереям так же принадлежали и сёла, иногда и города (Алексин — вотчина митрополита Алексия Бяконта, наставника Дмитрия Донского).
Можно назвать положение, при которой епископ в качестве церковного лидера прощает «кощунника», а в качестве светского лидера его же казнит — раздвоением личности. А можно не называть. Раздвоение личности — болезнь, а игра «в качестве таком-то», «в качестве таком-то» - это повседневное занятие совершенно здоровых людей. «В качестве любящего отца» прощаю, но «в качестве ответственного за твоё воспитание» - лишаю сладкого. Нынешние витии, которые от имени Церкви требуют покарать, наказать и проучить, наверняка, если им придётся вдруг оправдываться всерьёз, скажут - «а это мы не от сердца, это мы в качестве...».
Церковь, к сожалению, никогда не пыталась первой выступить против слияния с государством и с удовольствием принимала его помощь. Собственно, говорить о «церкви» и «государстве» и их «слиянии» надо осторожно. Главное совершалось не в организационных структурах, а в сердцах и умах людей, и тут «светские» и «церковные» были совершенно из одного теста деланы, одинаково считали разномыслие и разноверие неуместным и опасным для процветания, безопасности, блага и прочего земного вздора. Более того: неверно считать церковную и светскую элиты более людоедскими, чем «простых людей». Власть развращает, но ведь и «простой человек» - носитель власти: власти отца, матери, домохозяина. Расправа над стригольниками, к примеру, явно была организована новгородскими «низами», и многие подобные расправы вдохновлялись ненавистью низов к тем, кто «высовывается», страхом, что от плюрализма будет засуха и землетрясение.
С XVII века по всей Европе, с XVIII века и в России нечто меняется в сердцах людей — и это называется «секуляризацией». Одним из проявлений нового тренда становится нежелание преследовать кого-либо за веру или неверие, толерантное отношение к тому, что в Средние века наказывалось смертью. Ситуация складывается довольно странная. Государство даже активнее, чем в Средние века, пытается насадить религиозное единообразие. В России, в частности, идут репрессии против духоборов, квакеров, молокан, старообрядцев, греко-католиков. Причём одним из основных обвинений в адрес инаковерующих оказывается «бесчинство». Власть и народ не в силах признать, что человек может отвергать иконы в силу определённых убеждений, и квалифицируют нежелание держать в избе иконы как хулиганство. Главным наказанием становится ссылка, от помещения в монастырь на несколько недель до ссылки в Сибирь на несколько лет. С другой стороны, власть (и население) довольно спокойно начинают относиться к случаям действительного неуважения к святыням, случающимся у формально православных. Хотя с середины XIX века «вольное» отношение к собственной вере становится почти нормой, количество наказаний за «вольности» резко снижается. Доносы почти не пишут, а когда и пишут, то власти предпочитают этим доносам ходу не давать. Появляется представление о частной жизни, противоречащее средневековой установке на коллективизм (почему бумага с запретом отпевать Толстого готовилась Синодом с чрезвычайно большой неохотой, очень долго, - боялись скандала, скандал и получился). Но, надо повторить, терпимость была с одним условием: больше одного не собираться. Иначе - «секта», «совращение из православия», а это уже совсем другая и довольно сердитая статья.
Что было бы сделано с людьми, которые бы позволили себе в соборе накануне коронации кричать «Богородице, деспота прогони»? Преступление было бы расценено как выпад не против религии, а против императора. Лукавство ситуации с пуссинидами именно в том, что и защитники, и противники девушек на первый план ставят религиозный, а не политический фактор, забывая о том, что их арестовали накануне дня «президентских выборов» - обряда коронации на новый лад. В XVI веке безо всякого суда за такое просто убили бы, как убил Иван Грозный одного псковского юродивого. Представление о том, будто юродивым всё дозволялось — глубокое заблуждение, юродство всегда преследовали и к XIX веку практически извели. В XIX веке — до судебной реформы — могли бы и в Сибирь отправить. В сущности, Достоевского сослали примерно за то же, за что теперь мытарят пуссинид — за выступление против самодержца с использованием христианской терминологии. После судебной реформы, скорее всего, дело предпочли бы замять, а если бы дошло до суда... Если уж Засулич оправдали, которая в губернатора стреляла, то кольми паче оправдали бы трёх курсисток, которые бы в Казанском соборе посмели бы, сорвав косынки, что-нибудь прокричать против царизма. Ещё раз: всё это было бы заботой государственной власти, а не церковной. Церковная власть в это время распоряжалась уже почти исключительно духовенством, о чём живописно поведал Николай Лесков в очерке «Епархиальный суд» - за бесчинное поведение в храме (обычно вызванное пьянством), за которое по канонам нужно было бы отлучить от Церкви, священника попросту посылали работать на монастырском огороде несколько недель.
К суду над пуссинидами история церковных наказаний никакого отношения не имеет. Ссылка прокурора на церковные каноны, как демонстрировал и автор этих строк, и другие эксперты, извращают смысл канонов (не говоря о том, что ссылка эта антиконституционна). Да и сам суд — совковый, обыкновенный большевистский террор. Те православные, которые радуются этому суду и требуют каких-то наказаний, подлежат отлучению от Церкви, поскольку ненависть и церковность несовместимы. Да только как их отлучишь! Они сами кого хочешь отлучат! Поневоле начнёшь уважать людей, которые уходят из Церкви и стараются потихоньку жить по совести, - они, конечно, не следуют призыву Христа быть Церковью, быть единым стадом, но они хотя бы, в отличие от кое-кого, не пародируют Церковь. А нынче пародийная церковность, церковность людоедов и палачей, ходит гоголем, получает от государства деньги, здания, земли, выедает мозги школьникам... Ну что тут скажешь — разве что «Богородице, прогони...». Хотя... Дело ведь в системе. Ну, прогонит Матерь Божия Путина, так ведь система останется, придёт другой. Так что молиться надо как-то иначе и о другом. Но это уже личное дело каждого.
