Родион Щедрин - музыкант года
Александр Генис: Соломон, декабрь – месяц итогов. Пришла пора назвать музыканта года.
Соломон Волков: Музыкантом 2012 года я называю Родиона Константиновича Щедрина, которому в декабре исполнилось 80 лет, и которого я, не обинуясь, назову величайшим из живущих русских композиторов. Помните, мы с вами проводили цикл в 2011 году, посвященный национальным бардам, композиторам, которые представляют каждый свою нацию. Мы там говорили об Арво Пярте, о Гии Канчели, о Тигране Мансуряне, о Валентине Сильвестрове. Мы тогда сознательно оставили Россию в стороне, не стали ее касаться, потому что мы говорили о постсоветском пространстве. Но если говорить о национальном барде России, то сегодня таковым является, на мой взгляд, именно Родион Щедрин. Это человек невероятной продуктивности, который написал очень много замечательной музыки. Но когда я говорю о Щедрине как о национальном барде современной России, то имею, прежде всего, в виду несколько его капитальнейших опусов. Это его опера «Мертвые души» по Гоголю 1976 года, это его два произведения по Лескову – «Запечатленный ангел», так называемая, русская литургия для хора a capella, и концертная опера «Очарованный странник». «Запечатленный ангел» это произведение 1988 года, «Очарованный странник» - 2002 года. Эта опера, между прочим, была написана по заказу Лорина Маазеля и Нью-йоркской филармонии, и мировая премьера ее прошла здесь. Мне посчастливилось быть на ней, и я свидетель тому, какой огромный успех она имела у американской аудитории. И также это русская хоровая опера «Боярыня Морозова» по мотивам двух Житий - «Жития Протопопа Аввакума» и «Жития боярыни Морозовой». Причем я специально отмечу, что во всех этих четырех операх либретто принадлежит перу самого Щедрина, который словом владеет виртуозно, замечательно понимает драматургию оперного спектакля, и каждое из этих произведений является мощнейшим вкладом в создание русского национального характера в музыке. Добавлю, что сейчас он завершает работу над капитальнейшим новым опусом - оперой «Левша» по Лескову, которая предназначена для премьеры в Мариинском театре, которая, вероятно, состоится на фестивале «Белые ночи» в июне 2013 года.
Александр Генис: Интересно, что все опусы, которые вы назвали, они крайне характерные, экзотические и чрезвычайно русские. Тут есть прямо гипербола русского.
Соломон Волков: Да, именно так, поэтому я и говорю о том, что Щедрин является, на сегодняшний момент, по моему мнению, наилучшим выразителем того, что можно назвать тайной русской души. Потому что каждое из этих произведений является глубоким музыкальным исследованием особенностей русского национального характера. Интересно, что именно в таком качестве у композитора, да и у любого художника, гораздо больше шансов завоевать успех у иностранцев, потому что иностранцам интересно, в первую очередь, то, что необычно, отлично. Что мы хотим узнать о японцах? То, что их отличает от нас. Поэтому мы любим прозу Ясунари Кавабата, но сами японцы предпочитают ту литературу, которая их отличает от других западных стран, и они любят больше всего Кобо Абэ.
Соломон Волков: Щедрин является очень популярным композитором и в России, и его 80-летний юбилей был отмечен очень широко. Как вы справедливо сказали, по всему миру прошли юбилейные концерты, связанные с 80-летием Щедрина, но в России, конечно, к нему экстраординарное внимание. Частично эта новая популярность Щедрина - и в России, и на Западе - обязана Валерию Гергиеву, который является пропагандистом музыки Щедрина - он исполняет его так, как ни одного другого современного композитора, он в него поверил и делает это с огромным энтузиазмом и на замечательной музыкальной высоте. Тут есть один любопытный момент. Считается самым знаменитым произведением на лесковский сюжет опера Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Как вы помните, в статье, которая появилась в «Правде» и послужила началом ожесточенной кампании против этого произведения Шостаковича, которая на самом деле принадлежит если не перу, то голове Сталина, «Сумбур вместо музыки», говорилось о том, что в опере Шостаковича бытовой повести Лескова придан смысл, которого в нем нет. Во всем остальном Сталин был категорически не прав, когда осуждал это произведение, но в этом конкретном замечании есть смысл. Действительно, Шостакович радикально переработал этот очерк Лескова.
Александр Генис: В данном случае Шостакович поступил с Лесковым странным образом - он придал ему шекспировский характер, которого в самом тексте Лескова не найдешь.
Соломон Волков: Кроме того, в ней очень силен гротесковый элемент, который тоже у Лескова совершенно отсутствует.
Александр Генис: Во всяком случае, не в этом сочинении. В «Левше»-то как раз есть, а там - нет.
Соломон Волков: Думал об этом Щедрин, или нет, желал этого, или нет, но в интерпретации Лескова он вступил в некоторое соревнование с Шостаковичем. И я считаю (может быть, я здесь выражу еретическую позицию), что Щедрин оказался более правым, его интерпретация более соответствует лесковскому духу, он выявил в Лескове глубокое спиритуальное начало в тех произведениях, о которых я говорил - «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник». И я уверен, что «Левша» дает возможности и для гротеска, и для буффонады, и для сатиры, очень ярко проявившихся у Щедрина в «Мертвых душах». Но там также есть и другой элемент - трагический. Конечно же, в щедринском «Левше» тоже будет, я предвижу, силен такой трагический элемент. В целом, его интерпретация Лескова мне представляется более справедливой по отношению к этому автору.
Александр Генис: Вообще любопытно, что он выбрал Лескова как главного для себя писателя, и таким образом вывел его, Лескова, в категорию первых классиков.
Соломон Волков: Он вывел его на авансцену.
Александр Генис: Куда Лесков редко попадает.
Соломон Волков: И Лесков будет в будущем во многом рассматриваться сквозь призму щедринской музыки. А в связи с нашим определением Щедрина как музыканта года, я бы хотел показать именно не лесковский его опус, а очень необычное сочинение под названием «Автопортрет», который Щедрин написал в 1982 году к собственному 50-летию, и посвятил себе.
Александр Генис: Это уникальный жанр в музыке.
Соломон Волков: Это не частое явление. И когда это произведение в 1984 году впервые прозвучало в Москве, то оно вызвало некоторый шок, потому что Щедрин всем представлялся тогда таким удачником, блестящей фигурой, всегда радостным, оптимистом, быстрым на реакции (его прозвали за это «космонавтом» тогда). А этот «Автопортрет» представил слушателям совершенно другую фигуру, тоже трагическую, очень интроспективную, погруженную в себя, находящую в себе какие-то качества и свойства, которые не прочитываются посторонним взглядом. Очень, в каком-то смысле, исповедальный опус. Фрагмент из него прозвучит в исполнении Мариса Янсонса и Симфонического оркестра Баварского радио.
(Музыка)
Александр Генис: А теперь, Соломон, я предлагаю вам обсудить новость, которая потрясла жителей Нью-Йорка, любителей литературы и знатоков американской словесности. Другой 80-летний художник произвел сенсацию, которая отразилась на первой странице «Нью-Йорк Таймс» - это писатель Филип Рот, который торжественно и демонстративно заявил, что уходит из литературы и писать больше никогда не будет. Уникальность этого заявления в том, что писатели не уходят на пенсию. Я помню, как лет 10 назад в «Нью-Йорк Таймс» решили сделать серию статей о писателях-пенсионерах. И начали они с Курта Воннегута. Пришел молодой репортер к нему и спросил: «Когда вы выйдете на пенсию?». Воннегут спустил его с лестницы. На этом серия закончилась.
Соломон Волков: Мне кажется, это неправильное понятие - художник на пенсии. И Рот оставил для себя некую лазейку, как следует из этого интервью. Что он сейчас делает? Он работает с собственным биографом, которого он же и выбрал, который пишет капитальную книгу о Филипе Роте. И Рот участвует в этом процессе, потому что этот биограф с жалобной интонацией говорит, что ему поступают буквально тонны всяких рукописных материалов от Рота, где он подробнейшим образом комментирует те или иные эпизоды из собственной литературной биографии.
Александр Генис: Тем не менее, романы он писать больше не будет. Это любопытно, потому что Филип Рот - писатель огромной продуктивности.
Соломон Волков: Каждый год, в последнее время, он, по-моему, писал по роману.
Александр Генис: Больше 30 книг, и многие из них он написал, когда ему уже было за 70. Причем очень известные книги, например, «Заговор против Америки», популярная книга, она, по-моему, в России вышла. Но Филип Рот - человек, который всю жизнь должен был получить Нобелевскую премию, но не получил ее.
Соломон Волков: Не связан ли его отказ от писания новых книг с тем обстоятельством, что ему упорно не дают Нобелевской премии? Не случайно это заявление последовало вскоре после очередного присуждения Нобелевской премии, когда очень многие говорили и думали, что ее получит Филип Рот, а получил ее до сих пор никому не известный китайский автор.
Александр Генис: Дело в том, что Шведская академия к американцам относится с явным предубеждением, они говорит, что американцы мало переводят книг, мало участвуют в литературной жизни других стран, поэтому Америка находится на обочине мировой словесности.
Соломон Волков: И не получили Нобелевскую премию ни Норман Мейлер, ни Артур Миллер, ни многие другие гиганты.
Александр Генис: Но главное, что ее не получил Сэлинджер, и этого я уж никогда не прощу Нобелевскому комитету. Все это, по-моему, звучит просто глупо. Но Филип Рот это очень тяжело переживает. Когда ему дали премию его родного Ньюарка (он родился в Ньюарке, это такай маленький соседский город, к Нью-Йорку примыкает), то он сказал: «Ну что же, Ньюарк будет моим Стокгольмом». Однако, меня интересует в данной ситуации другое. Как вы считаете, у писателя есть предел литературный? Есть время, когда он должен прекратить писать? Это вопрос ведь очень непростой. Фазиль Искандер очень красиво высказался. Он сказал, что «опрятность старости заключается в том, чтобы охранять достижения своей молодости», когда надо вовремя суметь замолчать, чтобы не испортить то, что ты написал раньше.
Соломон Волков: По-моему, ярким примером такого самоограничения, наложенных на себя вериг и нежелания выдавать на гора некачественный продукт является в современной России Андрей Битов. Человек, который уже довольно давно прекратил писать фикшн, который превратил в особый и чрезвычайно интересный жанр свои устные интервью. Если когда-нибудь будут собраны интервью Битова, их можно будет читать и перечитывать как лучшую битовскую прозу.
Александр Генис: Это вообще святая правда, потому что Битов не раз выступал в наших передачах, и меня всегда поражало, что на любой вопрос Битов отвечал не так, как я предвидел. Он всегда находил некий поворот сюжета и никогда не говорил самых очевидных вещей. Это правда, что он превратил интервью в литературу.
Соломон Волков: Подумайте о некоторых современниках Битова, которые продолжали выпускать каждый год по пухлому роману, и романы эти явным образом стирали достижения этих писателей в молодости.
Александр Генис: Да, мне, конечно, приходит в голову несколько фамилий, но я не хочу их называть. А что еще делать писателю? Это ведь страшная вещь. Как можно прекратить писать, когда ты делаешь это каждый день в течение всей своей жизни?
Соломон Волков: Битов показал пример того, как это можно сделать, если ты трезво оцениваешь свои возможности, ситуацию, множество разных других вещей. Именно случай Битова меня заставлял размышлять об этом. Как так? Дело писателя - сесть к столу, положить перед собой лист бумаги или, в современной ситуации, сесть к компьютеру и начать, как вы любите говорить, «Иван Петрович подошел к окну», и так далее.
Александр Генис: Вот это-то и ужасно. Все, что пишется инерционно, нужно выбрасывать.
Соломон Волков: Но это делают очень немногие.
Александр Генис: Но меня пугает другое. Пенсионер это человек, который, наконец-то, может делать то, что он хочет. Но писатель всегда хотел одного - делать то, что он делает.
Соломон Волков: Что меня смешит в этом интервью Рота - где он говорит, что решительно и окончательно прекратил писать фикшн? Что он, наконец, нашел себе занятие и принимает гостей. Вот раньше у него не было такой возможности, потому что раньше, когда съезжались гости, они отвлекали его от главного дела , от писания, а сейчас он с таким удовольствием принимает гостей, у него всегда полон дом, и люди остаются на много дней. Вот мне интересно, надолго ли хватит такого гостеприимства у Филипа Рота?
Александр Генис: Интересно, Томас Манн, писатель, который был, может быть, самым большим графоманом из великих писателей, он просто оставил такое количество текста, в какой-то момент сказал, что он прекращает сочинять романы и будет вместо этого писать письма. Благодаря этому у нас остались великолепные письма Томаса Манна. Но интересно, что умер Томас Манн, работая над своим последним, незаконченным романом.
Соломон Волков: Нет, я думаю, что это все-таки та сирена, которая человека, который умеет и знает, как это делать, в конце концов, заманивает в свои сети. И что-то мне подсказывает, что Филип Рот еще не сказал своего последнего слова в области романа.
Александр Генис: Соломон, а как старики в музыке живут?
Соломон Волков: Во-первых, что такое старик и что такое юный человек в культуре? По-моему, юный человек в культуре это человек, сколько бы ему ни было лет, который творит с юношеским энтузиазмом. И вот таким является наш музыкант года Родион Щедрин. Но есть уникальные случаи, вроде американского композитора Эллиотта Картера, который недавно умер в возрасте 103 лет, и который продолжал сочинять буквально до самого последнего времени. Самые последние сочинения Картера еще недоступны в записи, но я хочу показать прелестный его опус, сочиненный в 1993 году, когда ему было 85 лет. Он был на 5 лет старше Рота и продолжал сочинять вовсю. Это пьеса для кларнета соло и она называется «Гра». Это польское слово, которое означает «игра». Пьеса посвящена другому 80-летнему тогда композитору, ныне покойному, Витольду Лютославскому, замечательному автору, их с Картером связывала большая дружба. И прозвучит эта прекрасная, занимательная пьеса в исполнении кларнетиста Рето Биери, лейбл «ECM».
(Музыка)
Соломон Волков: Недавно на лейбле «ECM» вышел новый диск Арво Пярта, замечательного эстонского композитора, очень популярного в Нью-Йорке. И недавно здесь прошел концерт, целиком составленный из его произведений.
Александр Генис: Интересно, что отзыв на этот концерт заключал в себе новое слово, которое вошло в английский язык. Перевести его надо, наверное, так «пяртианство». Мы говорим «моцартианские мотивы», а автор этой рецензии сказал, что мы нуждаемся в этом слове, чтобы понять, что отличает музыку Пярта от любой другой. Что это значит?
Соломон Волков: Это специфический стиль Пярта, это «новая простота», которая соединяется с глубокой спиритуальностью. И действительно, вы по нескольким тактам можете узнать музыку Пярта. У него появилось много последователей. Пярт специализируется на музыке духовной, как известно, он православный, глубоко верующий человек. И его произведения стали составной частью литургической музыки по всему миру. Все это происходило на моих глазах - произошло чудо становления этого имени от совсем неизвестного и совсем экзотического.
Александр Генис: Из маленькой Эстонии, которую никто не может найти на карте.
Соломон Волков: Американцы должны были все это усвоить. И они усвоили. И музыка эта встречается в благоговейной тишине с большим вниманием и восторгом. И новейший диск на «ECM» это продолжение длинной серии выпуска Пярта на этом лейбле, потому что они же его и открыли западной аудитории. Манфред Айхер, продюсер и глава этого лейбла, своими руками способствовал созданию всемирной популярности Арво Пярта. В канун Рождества я хочу показать маленький прелестный опус под названием «Рождественская колыбельная», который является одним из произведений Пярта, записанных на этом новейшем выпуске под названием «Adam's Lament».
Прозвучит он в исполнении женского хора и струнного оркестра под управлением эстонского дирижера Тыну Калюсте. Рекомендую!
(Музыка)
