У русских читателей всегда был свой Даррелл. Пока весь мир восхищался изощренным "Александрийским квартетом", мы, ничего не зная о Лоренсе Даррелле, полюбили его младшего брата, причем так крепко, что уже не смогли восстановить историческую справедливость по отношению к этой обильной талантами семье.
Сам я читаю Джеральда Даррелла столько, сколько себя помню. За годы совместной жизни с его книгами я убедился в том, что они помогают от всего – от двоек до старости. Читатели Даррелла образуют всемирное тайное общество. "Тайное" – потому, что сами о нем не знают, пока не встретят себе подобного. Зато потом – не разлей вода: родство душ, особенно – в России. Мы у него вычитывали то, что другим не приходило в голову: вопиющую аполитичность. Даррелла нельзя было вставить в идеологический контекст. В его книгах не было не только правых и левых, но даже правых и неправых. Герои Даррелла делятся не на положительных и отрицательных, а на людей и зверей. Причем, что редкость среди заядлых любителей животных, Дарреллу нравятся и те, и другие. Даррелл считал зло экстравагантностью, забавной причудой, милой чудаковатостью, смешным изъяном характера. Он научился этому у зверей. Разве может быть зло в мире животных? Они же не доросли до зла – их ведь никто не изгонял из райского сада.
Даррелла, кажется, тоже. Одна из его книг о Корфу так и называется: "Сад богов". Эта книга входит в трилогию о Корфу. Она стала шедевром Даррелла, несмотря на то что люди тут играют куда большую роль, чем звери. Оправдываясь, автор пишет: "Я сразу сделал серьезную ошибку, впустив на первые страницы своих родных. Очутившись на бумаге, они принялись укреплять свои позиции и наприглашали с собой всяких друзей во все главы".
Даррелл так сочно описал свою чудную, взбалмошную семью, что она уже перестала быть его собственностью. (Нечто похожее, только с горькой поправкой на ухабы отечественной истории, сумел проделать со своей родней Довлатов.) Даррелловскую семью хочется взять напрокат – в его родственников можно играть. Собственно, дома мы так много лет и делаем. Однажды я даже отправился в литературное паломничество на тот волшебный греческий остров, где Даррелл провел свое удивительное детство. Дом Дарреллов я нашел по описанию в книге. За прошедшие полвека он мало изменился. Правда, в нем открылся ресторанчик. Могло быть хуже. В 1960-х на Корфу начался пляжный бум, заманивший сюда солнцем и дешевой драхмой английских туристов. К счастью, даррелловские пенаты уцелели. Хочется думать, что их спасла литературная слава владельцев. Во всяком случае, в гостиной на самом видном месте висит портрет Даррелла. Правда, старшего, а не младшего.
Лучшим памятником нашему Дарреллу служит тот клочок средиземноморского пейзажа, что виден с крыльца: густое чернильное море, лысые горы на близком горизонте и ленивые ящерицы, гревшиеся на растрескавшейся штукатурке. Эти классические декорации так похожи на эдемские, что, кажется, людям и зверям тут легче ужиться. Наверное, это и помогло Дарреллу создать свою обаятельную анималистскую прозу. Удерживаясь на грани, отделяющей ученое занудство от дилетантского умиления, он заманивал в мир животных и тех, кто чувствовал себя здесь чужим.
Секрет Даррелла в том, как он лепил образ зверя. Животные у него никогда не превращаются в диснеевских зверюшек. Он избегал любимого приема баснописцев – антропоморфизма. Звери у Даррелла всегда остаются самими собой. Они – не люди, этим и интересны. Даррелл ценил в звере инакость, непохожесть на других, в первую очередь на нас. Животное у него индивидуально вдвойне: как личность и как представитель своего вида. Поэтому у Даррелла нет неинтересных животных: головастика он описывает с не меньшим восторгом, чем леопарда.
Прелесть зверя для Даррелла не в том, что он красивый или тем более полезный, а в том, что он другой. Обычно человек помещает "другого" выше себя. Другим может быть Дух, Бог, Великая природа или даже неумолимый закон исторической необходимости. Но возможна и обратная метафизика – теология, вектор которой направлен вниз. Об этом, в сущности, и писал Даррелл. "Другой" для него – каждый зверь, делящий с нами планету и тайну жизни на ней.
