70 лет назад, в конце зимы 1945 года, Красная армия заняла Варшаву и Будапешт. К началу весны большая часть Восточной Европы была освобождена от нацистов, бои переместились в основном на территорию самой Германии. В Польше, Венгрии, Румынии и других странах региона утвердились у власти новые правительства – еще не коммунистические, но "покраснеют" они скоро – уже через два-три года, при ощутимом содействии Москвы. Тогда же, в феврале 1945-го, Ялтинская конференция "большой тройки" предопределила раздел Европы на западную и советскую сферы влияния. Еще не закончилась "горячая" война с Гитлером, а мир уже начал движение в сторону холодной войны между недавними союзниками. Можно ли было ее предотвратить? И не стоит ли в связи с украинским кризисом Европа на пороге нового долгого военно-политического противостояния, похожего на тогдашнее?

Обсудить эти вопросы Радио Свобода пригласило двух западных историков. Британец Джеффри Робертс – профессор Коркского университета (Ирландия), автор многих книг по истории Советского Союза и Второй мировой войны, часть из которых опубликована в России ("Сталин. От Второй мировой до “холодной войны", "Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь “холодной войны", "Сталинский маршал: Георгий Жуков"). Профессор Бостонского университета (США), чешско-американский историк Игор Лукеш – автор ряда работ по истории Центральной и Восточной Европы середины прошлого века ("Чехословакия между Сталиным и Гитлером", "Мюнхенская конференция 1938: прелюдия ко Второй мировой", "На пороге “холодной войны”: американские дипломаты и шпионы в послевоенной Праге").

Советизация востока Европы: план или "вдохновение"?

– Совсем недавно отмечалось 70-летие Ялтинской конференции "большой тройки". Много говорилось о том, как лидеры антигитлеровской коалиции чертили новые границы в Европе, прежде всего Восточной. По вашему мнению, понимали ли тогда западные союзники, что фактически отдают половину Европы во владение диктаторского режима, лишь немногим лучшего, чем гитлеровский? Или в начале 1945 года западный взгляд на СССР был еще совсем иным, чем всего лишь год спустя, когда Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую речь в Фултоне?

​Игор Лукеш: Что касается передачи половины Европы Сталину – сомневаюсь, что западные союзники видели это именно так. Возможно, Черчилль в какой-то мере видел, но никак не Рузвельт, который в Ялте был уже очень больным, умирающим человеком, ему оставалась пара месяцев жизни. Но и тогда, когда он еще был здоров, Рузвельт был подвержен иллюзиям о том, что с "дядей Джо" можно успешно договариваться. При этом нельзя отрицать, что и Черчилль, и Рузвельт настаивали: в итоговый протокол Ялтинской конференции нужно внести пункт о том, что вопрос о дальнейшей политической ориентации восточноевропейского региона должен быть решен на открытых, свободных и демократических выборах в каждой из соответствующих стран. Правда, думаю, что это было сделано по принципу "и волки сыты, и овцы целы", поскольку если не Рузвельт, то Черчилль точно догадывался о том, что понимает Сталин под "свободными демократическими выборами".

​Джеффри Робертс: Западные лидеры в Ялте не думали, что предали страны Восточной Европы, передавая их под сталинский контроль. Следует помнить, что в Ялте была подписана, в частности Сталиным, Декларация об освобождении стран Восточной и Центральной Европы, гарантирующая им свободу и демократию. Конечно, западные лидеры осознавали, что в освобожденных Красной армией странах какое-то время в послевоенный период будет доминировать советское влияние. Тем не менее они полагали, что в конечном итоге эти страны станут свободными и демократическими. Тем самым требования Сталина в отношении проблем безопасности СССР были бы удовлетворены. Следует также учитывать, что Черчилль и Рузвельт надеялись, что сотрудничество с Советским Союзом будет продолжено и в послевоенное время. Сталин разделял эти надежды. На конференции в Ялте царил очень оптимистичный взгляд на послевоенный мир. Союзники предполагали, что впереди у них мирный, демократичный и свободный послевоенный период, когда будет учтена и гарантирована безопасность не только Советского Союза, но и Соединенных Штатов и Великобритании.

– Существовал ли у Кремля сколько-нибудь продуманный план "советизации" Центральной и Восточной Европы? Или же представления Сталина о будущем этого региона поначалу были несколько иными?

Джеффри Робертс: В 1945 году Сталин хотел создать в Центральной и Восточной Европе советскую зону влияния, чтобы обеспечить безопасность своей страны. В то время война шла к концу. Советский Союз потерял во время войны более 20 миллионов человек, что все еще ощущается в наше время. Не следует также забывать, что некоторые освобожденные Красной армией страны Восточной и Центральной Европы выступали во время войны на стороне нацистской Германии – в частности Венгрия, Румыния, Болгария, Словакия, Хорватия. Поэтому неудивительно, что Сталин после войны был озабочен безопасностью западных границ СССР. В конце концов, стремление победившей стороны обладать сферой влияния – традиционная и естественная концепция. Она предполагает наличие дружественных победителю правительств в интересующем его регионе.

Кроме того, у Сталина были и политические амбиции в отношении Европы: он стремился к ее политическому и идеологическому преобразованию. Ему хотелось, чтобы местные компартии играли более существенную роль в послевоенной европейской политике. Всё это Сталин рассматривал как составной элемент будущей безопасности Советского Союза. При этом он надеялся на продолжение сотрудничества с США и Великобританией. Для него было кое-что еще более важное – проблема Германии: предотвращение ее возможной новой агрессивной экспансии. Это была главная причина его стремления к длительному послевоенному сотрудничеству с западными союзниками.

Таким образом, у Сталина была многоцелевая концепция послевоенного преобразования Европы. Через два-три года после окончания войны оказалось, что эта концепция вылилась в жесткий контроль над освобожденными странами, создавшими коммунистический блок под главенством СССР. Однако не думаю, что это входило в намерения Сталина в 1945 году; в то время его амбиции еще были довольно ограниченны. Крах его сотрудничества с западными державами привел к холодной войне, и именно в этом контексте Сталин изменил свою политику в отношении стран Восточной и Центральной Европы, что в конечном итоге привело к советизации и коммунизации этого региона.

​Игор Лукеш: Насчет сталинских планов существует несколько теорий и интерпретаций. Одна из них, действительно, смотрит на советизацию востока Европы и Балкан как на результат заранее составленного Советами плана. Опираясь на разного рода документы, а также выступления Сталина разных лет, сторонники этой теории утверждают следующее. Начиная чуть ли не с 1920-х годов, но более активно – по мере ухудшения международной ситуации с середины 30-х, Сталин все чаще развивает такую мысль: большая война будет, но это будет война между империалистическими державами, и в нее СССР поначалу не вступит. Он подождет, пока "империалистические хищники" истощат друг друга, и тогда Красная армия войдет в Восточную Европу, превратив империалистическую войну в классовую. Таким образом, кстати, Сталин выступает как последовательный ленинист, так как Ленин, как известно, рассматривал подобные сценарии, когда началась Первая мировая война. То есть, согласно этой версии, события 1945-48 годов в Восточной Европе – это окончание реализации плана, имевшегося у Сталина и Коминтерна по меньшей мере с конца 30-х годов. Ну, естественно, с вариациями, возникшими после того, как война начала развиваться по несколько иному сценарию, чем изначально предполагали в Кремле.

С моей же точки зрения, это было сочетание плана и импровизации. Нельзя отрицать, что Советы (и нынешнее российское руководство эту черту во многом унаследовало) всегда мыслили более долгими промежутками времени, чем их западные противники, особенно американцы. Ведь президентский срок в США – всего 4 года. Так что в послевоенные годы у Москвы, судя по всему, была убежденность в том, что страны Восточной Европы наконец будут советизированы, – но в Кремле были какое-то время готовы подождать и даже шли на внешне нелогичные шаги. Например, советские войска были выведены из Чехословакии – одновременно с американскими, находившимися в районе города Плзень, – уже в конце 1945 года. Почему, если Сталин намеревался подчинить Чехословакию? Не исключено, что тем самым он хотел развязать руки в борьбе за власть в стране местным коммунистам, для которых присутствие советских войск парадоксально было бременем – хотя бы потому, что солдаты Красной армии не всегда корректно вели себя с гражданским населением…

Холодная война как дело выбора

– Профессор Робертс, в своей книге "Войны Сталина" вы пишете: "То, что Сталину не удалось с демократической точки зрения использовать результаты своей победы, безусловно, было следствием политических свойств его диктаторского режима. Однако вина лежит и на западных политиках, вроде Черчилля и Трумэна. Они не смогли понять, что, помимо мнимой коммунистической угрозы, существовала возможность создать такое устройство послевоенного мира, которое позволило бы избежать холодной войны с ее идеологическим противостоянием, скрывающим парадоксальную правду: Сталин был диктатором, который победил Гитлера и тем самым помог спасти мир для демократии". Ваша книга вышла 9 лет назад. За это время ваши оценки послевоенной роли Сталина и его западных партнеров не изменились? Что позволяет вам говорить о советском диктаторе как потенциальном партнере, а не противнике демократических стран?

Джеффри Робертс: Нет, мои оценки не изменились. Я верю, что холодной войны можно было избежать. Она была делом выбора. Причем этот выбор зависел в большей степени от западных лидеров, чем от Сталина. Выбор был сделан, поскольку западные лидеры были крайне обеспокоены политикой, которую проводил Сталин в странах Восточной и Центральной Европы, она им казалась угрожающей. Сталин же полагал, что его действия очень ограниченны, умеренны и носят оборонительный характер. Ему казалось, что это Запад хочет лишить Советский Союз зоны безопасности, возникшей у него после Второй мировой войны. Сталин не хотел холодной войны и стремился ее избежать. При этом он столкнулся с серьезной проблемой: в случае мирного сосуществования с Западом ему пришлось бы неизбежно подвергнуть советское общество и советскую политическую систему западному влиянию. Он не мог совместить свою власть, свой режим, да и весь советский коммунистический проект с союзом с Западом. Сталин изолировал свою страну от западного влияния, но в военные год вел сотрудничество с Западом. Холодной войны можно было избежать, партнерство Советского Союза и западных демократий было вполне реально. Случись это, и либерализация советского режима, начавшаяся после смерти Сталина в 1953 году, могла бы произойти намного раньше, что могло бы привести к более фундаментальным изменениям советского общества и политической системы СССР. Трагедия холодной войны состояла не только в том, что она вызвала крайне опасное международное противостояние, но и в том, что она оказала разрушительное влияние на послевоенное развитие Советского Союза.

– Профессор Лукеш, вы согласны с тем, что часть вины за начало холодной войны лежит на западных партнерах и позднейших противниках Сталина?

​Игор Лукеш: Запад, конечно, тоже не без вины. Но эту вину я вижу прежде всего в совершенно нереалистичной уверенности западных лидеров, особенно американских, в том, что после войны наступит прочный мир. Военные планы союзников, прежде всего США, основывались на убежденности: на СССР как союзную державу вполне можно положиться. В это верил слабеющий Рузвельт, умерший незадолго до победы. Его сменил президент Трумэн, не столь доверчивый, но поначалу не искушенный во внешней политике. Ту же иллюзию разделяли и высшие генералы – начальник штаба американской армии Джордж Маршалл, главнокомандующий силами союзников в Европе Дуайт Эйзенхауэр и командующий 12-й группой армий Омар Брэдли. Для них всех окончание войны представляло собой главным образом проблему логистики: союзные армии должны встретиться с частями Красной армии так, чтобы избежать с ними каких-либо трений. Отсюда – известное решение Эйзенхауэра не рассматривать Берлин как главную стратегическую цель (он даже утверждал, что с военной точки зрения Любек важнее Берлина). Отсюда же – стратегия Эйзенхауэра и Маршалла, в соответствии с которой американские войска двигались по Германии на юг, в Баварию, оттуда в Австрию, фактически в обход Чехословакии, отнесенной к советской сфере влияния. Все это были шаги политически безграмотных людей. И, конечно, весной 1945 года никто из них не видел в Сталине потенциального противника. Наоборот – партнера, с которым можно договариваться о стабильности в Европе. В этом состояла их наивность и их ошибка.

Новое противостояние

– Видите ли вы какие-либо параллели с ситуацией середины 40-х годов прошлого века в нынешнем противостоянии России и Запада из-за Украины?

Джеффри Робертс: Начать с того, что Запад рассматривает действия Путина в отношении Украины как агрессивные и экспансионистские. Точно так же Запад относился после войны к европейской политике Сталина, которая также представлялась ему агрессивной и экспансионистской, угрожавшей западным интересам. Действия Сталина в определенной степени были ответными и оборонительными. Путин также полагает, что политика России в отношении Украины вызвана защитой российских интересов, в частности, интересами национальной безопасности. В обоих случаях Россия и Запад абсолютно по-разному оценивали происходящее в Европе. Кроме того (и это вторая параллель), СССР доминировал в Восточной Европе. Запад считал его власть и влияние чрезмерными и угрожающими западным интересам. Путин также обладает практически полным контролем над юго-восточной Украиной. Третья параллель состоит в том, что после Второй мировой войны у Сталина и Запада была возможность продолжить сотрудничество и избежать холодной войны. В украинском конфликте создалась аналогичная ситуация. Путин и Запад стоят перед выбором: расширить конфликт или прийти к сотрудничеству. Россия и Запад стоят сейчас перед важным политическим выбором, как было после Второй мировой войны. Но главная параллель, на мой взгляд, состоит в том, что после Второй мировой войны был сделан ошибочный выбор в международных отношениях, который привел к холодной войне. Сейчас также сделан ошибочный выбор, который потенциально чреват новой холодной войной между Россией и Западом.

​Игор Лукеш: Некоторые ошибки западных лидеров повторяются. Об одной я уже упомянул: это склонность в первую очередь Соединенных Штатов мыслить краткими промежутками времени. У России видно преимущество по части долгосрочного планирования и терпеливости. Собственно, это проистекает из различия между демократией, где от политиков общество ждет успехов, в противном случае – до свидания, и авторитарным режимом, где лидер может делать почти все что хочет, не неся ответственности перед избирателями, как сейчас фактически господин Путин.

По отношению же к Украине главную ошибку Запада я вижу в том, что долгие годы Европа и США ей особенно не интересовались, в то время как Кремль строил там сеть своих контактов, влияния. И только потом, когда начался Майдан и кризис на Украине приобрел столь острую форму, что игнорировать его стало невозможно, – тут европейцы и американцы от относительного бездействия перешли к лихорадочным действиям. Запад начал интересоваться Украиной и ее проблемами на 10-15 лет позже, чем стоило бы. В этом я вижу большой просчет.