Мировой суд Новосибирска прекратил производство по административному делу об оскорблении религиозных символов в отношении режиссера Тимофея Кулябина, поставившего в Новосибирском оперном театре оперу Рихарда Вагнера "Тангейзер", – как и против директора этого театра Бориса Мездрича.

Прокуратура Новосибирска завела административное дело в отношении режиссера и директора Новосибирского государственного театра оперы и балета в конце февраля. Показы нашумевшей оперы состоялись в театре в декабре прошлого года. В произведении Рихарда Вагнера, осмысленном режиссером Тимофеем Кулябиным, действие перенесено в современность, а Тангейзер становится кинорежиссером, который снимает скандальный эротический фильм об Иисусе Христе. Картина вызывает гнев общественности, а ее режиссер оказывается изгнанным с кинофестиваля. Почти то же самое произошло и в действительности. На постановку в прокуратуру пожаловался сам митрополит Новосибирский и Бердский Тихон, заявив, что в постановке осквернен предмет религиозного почитания в христианстве – евангельский образ Иисуса Христа. После этого небезызвестные уже в Новосибирске православные активисты устроили акцию протеста, требуя запретить показ оперы.

Сам Борис Мездрич считает, что решить конфликт можно было бы и в досудебном порядке:

– Моя точка зрения такова: миссия митрополита и вообще миссия священнослужителя такого высокого ранга состоит не в возбуждении общества, тем более в пост, а, наоборот, в любых шагах, которые бы умиротворяли человека, доверившего церкви свое внутреннее состояние. Нельзя столь активно действовать и при этом поддерживать так называемых "православных активистов", которые ведут себя очень некорректно. Вот это очень грустно.

Спектакль был назван критиками знаковым событием в театральной жизни России. Ряд театральных изданий включили "Тангейзер" в список лучших спектаклей страны в 2014 году. Неудивительно, что эксперты не нашли в "Тангейзере" никакого оскорбления религиозных символов. Эксперт-религиовед из МГУ Владимир Винокуров заявил на судебном заседании, что образ Христа, использованный в спектакле, является вымыслом и не имеет ничего общего с евангелическим каноном:

– Церковная атрибутика, о которой озабоченно кричат, что она, дескать, оскорбляет в нашем спектакле чувства верующих, – ее вначале надо видеть! Это первое. Второе: существуют "допроцессуальные нормы", которые в цивилизованном обществе иногда бывают важнее, чем любые процессуальные. Ведь не было ни звонка, ни письма от митрополита и его людей, а сразу все руководство области и прокуратура были озадачены этим спектаклем.

Религиовед Борис Фаликов, преподаватель Российского государственного гуманитарного университета, отмечает: нельзя автора отождествлять с персонажем, при этом в постановке религиозные символы и атрибуты представлены в художественном контексте и поэтому не являются сакральными:

– Поскольку я интересуюсь театром, то узнал об этом деле непосредственно от представителей театрального сообщества, вначале в Москве, потом в Новосибирске, – рассказал Борис Фаликов Радио Свобода сразу после окончания заседания суда. – Спектакль поначалу отсматривали эксперты премии "Золотая маска", которые, в общем, сказали: спектакль страшно интересный, и, скорее всего, будет номинироваться на награду, очень талантливая работа. Я это принял к сведению. Потом стала развиваться вся эта история с иском, который подал митрополит Тихон. Ко мне обратились из Новосибирска и попросили поучаствовать в процессе в качестве эксперта. Но суд отвел такую возможность – была проведена экспертиза местного протоиерея, и они сказали: больше ни в каких экспертах мы не нуждаемся. Судья согласилась привлечь меня к процессу в качестве свидетеля. И вот в этом качестве я проходил по тому и по другому делу – и в отношении Мездрича, и в отношении Кулябина.

– Вы смотрели спектакль или руководствовались только знакомством с либретто оперы и плакатами, которые были приобщены в суде в качестве доказательств?

– Ну что вы, я никогда бы не рискнул высказывать свое мнение, не посмотрев спектакля. Я посмотрел обе видеозаписи, которые были сделаны на спектаклях 20 и 22 декабря. И сразу признаюсь: спектакль произвел на меня большое эстетическое впечатление, мне сразу стало понятно, что ни о каком оскорблении религиозных чувств в данном случае не может быть и речи.

– В чем состояла концепция вашей защиты? Почему вы считаете, что в спектакле нет оскорбления чувств верующих?

– Спектакль Кулябина – традиционный по содержанию и новаторский по форме, он продолжает идеи, заложенные Вагнером в "Тангейзер," и проецирует их в современную реальность. В этой нашей реальности и разворачивается рассказ об очень непростых отношениях между религией и искусством. Менестреля Тангейзера Кулябин превращает в кинорежиссера, в так называемой авторской, режиссерской опере в наше время – это вполне допустимый прием. Кинорежиссер Тангейзер снимает фильм под названием "Грот Венеры" ("Грот Венеры", как вы помните, в вагнеровском либретто есть). Фильм – спорный, он рассказывает о потаенных годах Иисуса Христа, якобы проведенных в "гроте Венеры". Это все – чистый вымысел, вымысел кинорежиссера Тангейзера, которого, в свою очередь, выдумал режиссер Кулябин. Таким образом, это вымысел внутри вымысла, как бы художественный вымысел двойной дистилляции.

Вот именно по этой причине такая постановка никак не может оскорбить чувства верующих. Судьба Тангейзера показана в трагическом ключе. Его коллеги на кинофестивале (в опере Вагнера имело место состязание менестрелей) подвергли Тангейзера остракизму, тем паче что сам он ведет себя несколько неадекватно, немножко в духе Ларса фон Триера, с вызовом. И сам фильм у него довольно спорный получается. Тангейзер становится, в общем, парией, его подвергают остракизму коллеги по ремеслу. Более того, он впадает в такой делириум, горячечный бред, ему видится, что он идет в Рим просить прощения у папы римского. Этот спектакль – о непростой судьбе современного художника, который бросил вызов религиозным догмам, бросил вызов условностям, и за это, в общем-то, пострадал. Сам режиссер относится к этой фигуре неоднозначно. Можно сказать, что никакого антирелигиозного направления в этой опере нет, скорее, режиссер протягивает руку православной церкви для диалога, для разговора о сложных проблемах взаимоотношений искусства и религии. И что он получает в ответ? В ответ он получает оплеуху, митрополит Тихон его вызывает в суд. Что, в общем-то, смотрится совершенно абсурдно. Потенциального союзника превращают во врага, в кощунника и прочее.

– Вам понятны мотивы, по которым митрополит Тихон вдруг заинтересовался этой оперой? Речь идет о простых охранительных рефлексах со стороны клира Русской православной церкви или мы сталкиваемся с глубоким идеологическим убеждением воцерковленных людей: вообще ничего, противоречащего классическому библейскому канону, не может быть показано?

– Я боюсь, тут и то, и другое. Сначала – о группе ревнителей православия, которые, собственно говоря, и написали письма с жалобой митрополиту Тихону. Это, как я понимаю, такие неофиты, в религии недавно, они невежественны – как всякие, в общем-то, неофиты, и в религиозном плане невежественны, и в эстетическом плане невежественны. В эстетическом плане они совершили грубейшую ошибку. Еще в школе нам говорили, что нельзя отождествлять автора с героем. Представляете себе, что случится, если мы будем отождествлять Достоевского с его многочисленными совершенно отвратительными героями, с каким-нибудь Смердяковым или Ставрогиным? Это литературная техника безопасности, этому еще в школе учат.

Но ревнители православия совершили и очень серьезную религиозную ошибку. Если человек глубоко во что-то верит, если скажем, высшая реальность для него абсолютна, то он не может с тем же рвением верить в вымышленную художественную реальность, в реальность вымысла. Для по-настоящему религиозного человека это вещи несопоставимые. Если человек – грамотный верующий, тогда то, что он видит на сцене или то, о чем он читает в книжке, не может коснуться его религиозных чувств, задеть их. А вот в случае религиозного невежества это случиться может.

Что касается православных иерархов, митрополита Тихона, то тут, я боюсь, сказалось желание устроить серфинг на волне, которую поднимают ревнители церкви. Митрополит себе какой-то политический авторитет нарабатывает, он ведь недавно в Новосибирске – а тут ему уже и губернатор позвонил выяснить, что к чему... Весь этот феномен в целом имеет абсолютно кафкианский характер. Режиссера отождествили с персонажем и подали на него в суд. Достоевского отождествили со Ставрогиным и подали на него в суд.

– Вы считаете, дело закрыто? Или вы думаете, что проигравшая сторона будет обжаловать решение судьи?

– Проигравшая сторона будет, конечно, оспаривать. Вряд ли у них это получится, но, тем не менее, все формальности они соблюдут. Меня, честно говоря, смущает другое. Очередное представление оперы должно пройти 14 марта, и вот вроде бы городские власти или прокуратура (я точно не могу сказать) просят отменить спектакли до того, как формально закончится все это судебное дело, все апелляции и прочее. И вот это – очень сильный удар по спектаклю. Чтобы собрать такой сложный оперный спектакль, с зарубежными артистами, у которых свои графики выступлений, чтобы отрепетировать, сыграть, требуется много энергии и денег. Скажем, датчанин, который поет Тангейзера, уже приехал в Новосибирск и уже репетирует. Это, во-первых, финансовый удар по театру, а во-вторых, это и удар по творчеству режиссера и по его спектаклю. Когда теперь они соберутся, чтобы это сыграть? Оперные спектакли – штука хрупкая. Если действительно, не дай бог, запретят спектакль 14-го числа – это будет очень печально, – сетует московский религиовед Борис Фаликов.

Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"