Президент России Владимир Путин впервые появился на публике после 10-дневного отсутствия. Его фотографии со встречи в Петербурге с президентом Киргизии Алмазбеком Атамбаевым стали предметом пристального изучения. "Отсутствие" Путина породило массу слухов и теорий – что он болен, что у него родился ребенок, что его отстраняют от власти, что он взял паузу, не в силах примирить конфликт между ФСБ и главой Чечни Рамзаном Кадыровым из-за убийства оппозиционного лидера Бориса Немцова.

Возвращению Путина на публику предшествовал показ по государственному телевидению документального фильма об обстоятельствах прошлогодней аннексии Крыма Россией. В фильме Путин открыто говорил об участии российских силовых структур в крымских событиях и добавил, что Россия в тот момент могла привести к боевой готовности ядерные силы.

Политолог Николай Петров считает, что "возвращение" Путина ничего не меняет по сути – система в кризисе, "режим вошел в штопор":

– Его десятидневное отсутствие – это краш-тест для системы, и этот тест очень серьезно ударит по системе в будущем. Поскольку в очень персоналистском режиме, каковым является нынешний российский, от личности лидера зависит так много, настолько он лично должен все время вмешиваться – так уж выстроена система – в принятие решений, что любые страхи, что с ним что-то случилось, или сам факт его отсутствия очень сильно может дестабилизировать ситуацию.

– Но люди, вхожие в Кремль, наверное, прекрасно знали, где президент и как он. У Владимира Путина есть история исчезновений в какие-то важные моменты – для принятия решений. Например, обращают внимание на то, что практически одновременно с тем, как Владимир Путин появился после отсутствия, было объявлено, что Следственный комитет не считает убийство Немцова заказным, то есть это самодеятельность тех, кто убил. Если предполагать, что было какое-то противостояние между разными фракциями вокруг Путина, между Кадыровым и ФСБ из-за убийства, то ответ дан, Кадыров выведен из-под удара, все решено.

– Я думаю, что в зависимости от степени близости к Кремлю информированность могла увеличиваться. Но это не снимает остроты самой проблемы. Понятно, что в отсутствии президента система не может нормально функционировать. И сам факт того, что президент может перестать исполнять свои обязанности, может привести к очень глубокому политическому кризису. Что касается противостояния каких-то кланов и сил, то мне кажется, что глубинное противостояние между ФСБ и Кадыровым пока никак и ничем не завершилось. Оно продолжается с переменным успехом. Оно ставит Путина в очень сложное положение, когда найти компромиссный вход, который устроил бы обе стороны, практически невозможно, а унижение любой из этих сторон чревато очень серьезными последствиями, подвижками вблизи от Путина.

– Вы считаете, что такое противостояние существует и что заявление Следственного комитета не является окончательным ответом на всю эту ситуацию? Какая-то из сторон по-прежнему может попытаться переиграть ее?

– Я думаю, что, во-первых, не дано окончательного ответа, а тем более такого ответа, который устраивал бы обе стороны. До этого мы видели целый ряд ситуаций, когда кадыровцы входили в конфликт с ФСБ, в разное время последствия были разными. Как правило, людям из ФСБ отдавался приказ всех выпустить и прекратить расследования – это рассматривалось, как некоторое корпоративное унижение, но унижение на уровне офицерского состава. Теперь мы видим, что конфликт фактически вышел на самый высокий уровень – на уровень руководства и с той, и с другой стороны. Поэтому такого рода решения, когда кто-то чувствует себя несправедливо обиженным, здесь уже практически не может быть. Мы видим на протяжении всех прошедших с момента гибели Немцова дней, как меняются варианты объяснения и варианты интерпретации, но суть остается той же самой, то есть директор ФСБ открыто и публично обвинил целый ряд людей, имевших в прошлом отношение к президенту Чечни Кадырову, в том, что они непосредственно совершили это убийство. А дальше, независимо от того, что Следственный комитет или кто угодно другой заявляет по поводу того, был заказ, не был заказ, остается факт – выдвинуто публичное обвинение, которое Кадыров, надо сказать, тут же принял и сказал, что он верит в то, что те люди, которые названы, могут быть и не причастны к этому. В любом случае – это герои России, то есть в этом смысле был публичный вызов, и на него пришел такой же публичный ответ. И дальше уже на уровне этих людей и Путина решается вопрос о том, как будет развиваться этот политический конфликт.

– Ваше мнение – исчезновение Путина было связано с расследованием убийства Немцова или могут быть другие варианты?

– Я думаю, связано это было или не связано с развитием событий после гибели Немцова, само это развитие поставило Путина в очень нелегкую политическую ситуацию. Что касается непосредственной причины – трудно представить себе, что действующий лидер страны вдруг на 10 дней куда-то исчезает по причине сложности тех проблем, которые перед ним возникли. Думаю, что, как всегда, это была какая-то совокупность факторов. Видимо, какие-то недомогания, неважно, по каким конкретным причинам. И какие-то политические мотивы вполне могли сыграть в этом роль, но не основную и не единственную.

– Можно ли сказать, что сейчас Путин вернулся и расставил все точки над "и"? Или вы считаете, конфликт не разрешен?

– Конечно, нет. Возвращение Путина пока не ответило ни на один из серьезных вопросов. А эти вопросы – это и сама возможность лидера в какой-то момент исчезать по необъяснимым или необъясняемым обществу причинам. Если это может повторяться в будущем, то это очень серьезный фактор политической нестабильности. Второе – это открытый публичный конфликт между преданными Путину, по сути, силовыми корпорациями, он тоже пока никак не разрешен. Удастся ли его разрешить, если – да, то как? Я думаю, он будет иметь серьезные последствия.

– Вчерашний документальный фильм о возвращении Крыма, где Путин открыто признается, что это была операция силовых структур России, где он упоминает ядерное оружие, – это работает на него как на сильного лидера, с вашей точки зрения? Это возвращение могучего лидера страны?

– Мне кажется, что главная проблема, связанная с Крымом и с решением Путина перейти от легитимности демократической, построенной на выборах, к легитимности военно-мобилизационной, заключается в том, что назад пути нет. Вернуться к демократической легитимности Путин уже не может, а поддерживать мобилизационную ему все труднее и труднее, потому что такого рода побед, как Крым, предъявить обществу не может. А по мере того, как взятие Крым уходит в прошлое, позитив для Путина, популярность и т. д., тоже сокращается. Мне кажется, сам этот фильм и такая довольно жесткая риторика и открытие каких-то условных тайн, о которых раньше власть не сообщала, – это способ таким относительно легким образом восстановить в памяти и укрепить ту легитимность Путина, военно-вождистскую, которая связана с Крымом, и при этом относительно недорогой ценой, то есть не ценой каких-то военных побед, а ценой напоминания и обсуждения этих побед, которые были совершены, с точки зрения Кремля, год назад.

– За последние дни появилось ощущение какой-то новой политической реальности. При этом ясного представления о том, какая она, нет. С вашей точки зрения, что-то новое мы можем сказать о режиме Путина – это какая-то новая эпоха?

– Мне кажется, что все радикальные перемены произошли в прошлом году. Сегодня, мне кажется, приходит постепенное осознание и политическими элитами, и какой-то частью общества того, что сделанные в прошлом году шаги во многом необратимы. Это принципиально другая реальность по сравнению с прошлым, когда раньше режим мог делать шаг в одну сторону, а потом через некоторое время возвращаться назад или делать два шага в противоположную сторону, сейчас это уже невозможно. Понимание того, что многие вещи необратимы, что страна с действующим режимом прошла целый ряд развилок, которые теперь просто так повернуть назад нельзя, приходит сегодня вместе с осознанием того, что та цена, которая год назад воспринималась очень легко, которая с подачи власти считалась отсутствующей, – становится все более и более ощутимой, причем, ощутимой не для лиц из ближнего окружения лидера, а для рядовых граждан.

– С этой точки зрения как может развиваться ситуация? Что является наиболее сложными проблемами для Путина?

– Мне кажется, что траекторию, в которой находится режим, можно охарактеризовать как движение самолета в штопоре, в том смысле, что изменить ее власть практически не может. Она может только немного регулировать скорость. И варианта выхода из этой траектории вижу всего три. Один вариант – это самолет разваливается в воздухе. Этим вариантом я бы обозначил радикальную трансформацию режима, которая возможна только со сменой лидера, которая может привести к выходу из этого состояния штопора. Второй вариант – самолет достигает земли, и это политический кризис, коллапс и появление нового режима на обломках старого. Третий вариант, который, по-видимому, в голове у Кремля, – внешние факторы, которые могут вывести самолет из штопора. Есть Украина, где экономическая и политическая нестабильность очень высоки. Есть Европа, которая сейчас очень сильно сфокусирована на конфликте на востоке Украины, но перед которой стоит целый ряд собственных серьезных проблем. И вот расчет как раз вполне может делаться на то, что в течение, условно, полутора лет, что остаются до столкновения с землей, вполне могут произойти внешние серьезные события, которые смогут вытолкнуть самолет из штопора и, тем самым, обеспечить сохранение режима.

– Вы считаете реалистичной смену пилотов, первый вариант?

– Сейчас, когда Путин отсутствовал в течение 10 дней, не было недостатка в самых разных теориях, версиях, включая и то, о чем вы спросили, некое консолидированное усилие политических элит, которые хотят подтолкнуть лидера в нужную сторону. И если это не получается, то заменить его. Никаких институтов, никаких механизмов, которые могли бы это обеспечить, нет. Поэтому как это может произойти и может ли это в принципе произойти – большой вопрос. Я не думаю, что это вариант наиболее вероятный.

– Вы сказали, что столкновение с землей будет через 1,5 года. Эта оценка откуда берется?

– Мне кажется, что по целому ряду и действий, и заявлений власти понятно, что та достаточно острая или, по крайней мере, экономически болезненная для страны конфронтация с Западом, которая имеет место сейчас, гибельна для экономики страны и в плане банковского сектора, и в плане реальной экономики, когда в нефтегазовом секторе уже сейчас ощущается недостаток и технологий, и механизмов, без которых обеспечить сохранение добычи нефти и газа на уровне не представляется возможным. Принимая во внимание, что страна фактически закрыта на выезд для значительных категорий элит, силовых элит, это тоже не может продолжаться вечно, если только власть не найдет способ компенсировать им эти очень серьезные потери и радикальное изменение в стиле жизни. Все это, мне кажется, свидетельствует о том, что даже планы у Кремля рассчитаны на продолжение конфронтации максимум на год-полтора с дальнейшим выходом из нее. А вот этот выход возможен либо в силу изменения позиций Запада, что мне представляется малореальным, либо в силу каких-то радикальных шагов по трансформации режима, которые могут снять остроту этого противостояния.