Министерство образования Свердловской области выпустило распоряжение о внеплановой проверке библиотек школ и училищ с тем, чтобы изъять из них книги английских ученых Джона Кигана и Энтони Бивора о Второй мировой войне, выпущенные при поддержке фонда "Открытое общество" Джорджа Сороса. Энтони Бивор, в частности, известен книгами "Сталинград" и "Падение Берлина. 1945", в которых, среди прочего, упоминались эпизоды жестокости Красной Армии по отношению к мирному населению Германии.

Кандидат исторических наук, специалист по истории России 20-го века Александр Фокин считает решение свердловских чиновников "дурным исполнительством".

–​ Что вы можете сказать о работах Энтони Бивора? В чем их ценность?

– Книга "Сталинград", которая принесла ему популярность, неоднозначна. Многие историки ее критикуют. Я тоже отношусь к ней, скорее, критично. Проблема в том, что он отчасти историк, отчасти публицист. Эта публицистичность, попытка заманить читателя, очень видна. Все эти сюжеты об изнасилованиях, преступлениях, совершенных советскими солдатами, привлекают публику. Об этом мало говорили, мало источников. И его заслуга – в том, что эта тема поднимается в историографии. И ее надо обсуждать, находить взвешенные позиции, а не кидаться шапками. Нужна объективная историческая экспертиза. Он выносит неприглядные черты, но на основании документов. И если его опровергать, то тоже на основании архивов – сколько преступлений было, какова периодичность. И тогда уже делать вывод о поведении советских войск. Единственный, на мой взгляд, инструмент научной дискуссии – это предложение более объективной взвешенной точки зрения. Если российские современные историки считают, что это не правда, не надо ее запрещать, надо опровергать своими собственными аргументированными работами.

​–​ А может быть, все-таки, школа – это не место для исторических дискуссий, и в библиотеках учебных заведений не должно быть литературы, чья историчность сомнительна?

– Очень сложно определить, что исторично, а что нет. В смысле учебников все четко – есть гриф "рекомендовано Министерством образования и науки". И по сути, школы этим и занимаются. В прошлом году я принимал участие в обсуждении историко-культурного стандарта. Один человек, присутствовавший на встрече, сказал, что историков вообще нельзя допускать до преподавания в школе, потому что они все время сомневаются, мол, разные теории, разные точки зрения. А этого быть, по его мнению, не должно. История должна быть прямой, как палка, воспитывать патриотизм и все. И никакой иной функции в историческом образовании быть не должно. Наше государство действует, исходя из этого. А я считаю, что главная цель образования – выработать у учащихся критическое мышление. Чтобы человек мог сопоставлять разные точки зрения. Задача учителя – научить ребенка разбираться, а не дрессировать его.

–​ Итак, если обобщить, как бы вы оценили решение чиновников об изъятии этих книг?

– На мой взгляд, это очень негативный шаг, когда какие-то политические силы начинают вмешиваться в науку и диктовать, что хорошо, а что плохо. Далеко ходить не надо, можно вспомнить 20-й век, Советский Союз, другие режимы, гонения на генетику, кибернетику, историю. Все это приводило к застою. После распада СССР прошло уже больше 20 лет, но не вставал такой вопрос, что есть плохие книги, а есть хорошие. Это очень симптоматичный шаг, что наше общество движется в каком-то неправильном направлении, меня это отчасти даже пугает внутренне. Каждое утро я открываю какой-нибудь новостной ресурс и жду, чем же сейчас наша власть меня удивит. На данный момент, мне кажется, проблема не в идеологии, а в дурном исполнительстве. Кто-то где-то сказал, что Фонд Сороса – это плохо, надо срочно отчитаться, что мы с ним боремся. Ситуация современной России – это отсутствие внятной идеологии, а вместо нее холуйское и глупое исполнение местными органами власти каких-то сигналов сверху.

–​ Почему именно сейчас, спустя 70 лет, в России стали так часто использовать образы той войны, тщательно отделяя от них все, что может помешать их сакрализации?

– Я думаю, что это связано не столько с войной, сколько с так называемым "патриотическим стоп-листом". И так получилось, что Фонд Сороса, который сейчас считается "пропагандистом негативных ценностей, расшатывающим российские устои", действительно финансировал большое количество научных и публицистических материалов. Все это время они лежали и никому не мешали, а сейчас оказалось, что они "вредные". Я думаю, это связано с закручиванием гаек в условиях начавшейся новой холодной или, как ее называют, санкционной войны. С другой стороны, Великая Отечественная война в современной политической традиции становится одним из базовых мифов, который может сплотить все население. Очень мало найдется людей, которые пожелают его оспаривать. Тем более он привлекателен как внешнеполитический фактор: Советский Союз как освободитель. "Это мы освободили Европу от чумы фашизма, поэтому все страны должны быть нам благодарны". Поэтому для современной российской политической элиты Великая Отечественная война – это беспроигрышный козырь. И любые попытки этот козырь омрачить или снизить его стоимость встречаются в штыки. Это и запрет на разговор о коллаборационизме, и на обсуждение возможных преступлений советских солдат в годы войны.

–​ Можно ли провести какие-то исторические параллели таким фактам, как изъятие исторических книг из библиотек?

– Мы со студентами проходим историю современной журналистики – есть у меня такой предмет. И одной из тем в этом курсе является изучение цензуры. Самый простой пример – "Сатанинские стихи" Салмана Рушди, за которые его приговорили к смертной казни, была вынесена фетва. И до сих пор он вынужден опасаться за свою жизнь. Хотя книга художественная и не претендует на научность. На Западе можно вспомнить "Обезьяньи процессы" – до сих пор идет борьба за креационизм против теории эволюции, и иногда реакционная политика побеждает. Но конечно, в странах западной демократии такую ситуацию представить гораздо сложнее – что по политическим мотивам какая-то историческая литература будет изыматься. Без решения суда к тому же. Любое государство занималось цензурированием, просто в 20-м веке это превращается в чудовищные формы. Мы проходим трактат "Ареопагитика" Джона Мильтона, который еще в середине 17-го века протестовал против цензуры, ставил вопрос: как человек, который не разбирается в истории, философии, может оценивать работу профессионала? Я нигде не видел упоминание экспертизы, почему вдруг именно эти книги оказались вредными и неугодными.

​–​ На ваш взгляд, можно ли говорить, что россияне и народы Восточной Европы по-разному оценивают события Второй мировой войны и роль СССР в частности?

– Пока трудно сказать однозначно. Какая-то часть воспринимает нас как освободителей, другая – не воспринимает. Но исторический мейнстрим памяти на стороне второй. И сами государства поддерживают этот миф, что не надо воспринимать СССР как освободителя. Либо просто говорят, что вместо одной диктатуры пришла другая. Эта точка зрения в Восточной Европе сейчас превалирует. И молодое поколение восточноевропейцев воспитываются на этом контексте – что Советский Союз, освободив от немцев, установил свою диктатуру. И, с уходом старшего поколения, которое выросло при социализме, СССР, все больше будет терять ореол победителя и освободителя, – заключает историк Александр Фокин.

Несмотря на то что в России книги британских историков Джона Кигана и Энтони Бивора не запрещены судом к распространению, а, согласно закону об образовании, школы имеют право самостоятельно принимать решение, какую литературу необходимо иметь в своей библиотеке, прокуратура Свердловской области не усматривает на данный момент оснований для проведения проверки по факту изъятия книг этих авторов.

Энтони Бивор в колонке, опубликованной в газете "Гардиан", заявил, что очень удивлен, что его книги не были изъяты раньше, так как еще 13 лет назад, в 2002 году, когда была опубликована книга "Падение Берлина. 1945" посол России в Лондоне Григорий Карасин (сейчас заместитель министра иностранных дел России) обвинил его во "лжи, клевете и поношении Красной Армии". После этого Карасин пригласил Бивора на "ланч с водкой". При встрече посол заявил, что страшные испытания, через которые прошли по меньшей мере три поколения советских людей, сделали победу 1945 года "сакральной" даже для противников сталинского режима. И публикация данных о массовых изнасилованиях является для них "величайшим оскорблением".

"Это вполне очевидно, – пишет Бивор, – но я не могу делать вид, что ничего подобного не происходило". Историк подчеркивает, что при написании своих книг он пользовался источниками в многочисленных российских архивах. Бивор ссылается в частности на доклад начальника политотдела Первого Украинского фронта генерала Цыганкова, в котором тот сообщает о массовых изнасилованиях советских женщин, угнанных во время оккупации на принудительные работы в Германию. Цыганков предлагает принять меры, чтобы информация об этих фактах не получила распространения. В докладах НКВД из Восточной Пруссии говорится о многочисленных случаях самоубийств среди немецких женщин, которые не могли больше вынести унижения и нападения со стороны советских солдат. Дневники работавших в Германии военных корреспондентов подтверждают эти данные, – пишет Бивор, приводя в качестве примера запись журналистки, назвавшей Красную Армию "армией насильников". Серьезному риску подвергалась жизнь тех офицеров, которые пытались остановить солдат, напивавшихся перед очередной "ночной охотой", – оружие, которым солдаты угрожали своим жертвам, вполне могло быть повернуто против командиров. Историк также приводит данные, согласно которым нередко советские военнослужащие-евреи, у которых были достаточные основания для мести немцам, наоборот, защищали женщин от изнасилований.

По мнению Бивора, изымая его книги, российские власти "пытаются представить новую версию истории". "Я категорически против любых попыток диктовать правду, касается ли это отрицания Холокоста, геноцида армян или "сакральной" победы над Германией", – подчеркивает Энтони Бивор.