Арестованный в Костроме глава избирательного штаба партии ПАРНАС Андрей Пивоваров вышел на свободу, вернулся в Санкт-Петербург и дал интервью корреспонденту Радио Свобода.
28 июля Пивоваров был задержан, а затем арестован на два месяца – вместе с сотрудником МВД Алексеем Никаноровым, который, как считает следствие, незаконно предоставил оппозиционеру доступ к базе данных УМВД, чтобы тот мог проверить паспортные данные отдавших свои подписи за ПАРНАС жителей Костромской области. Позже к уголовному делу о неправомерном доступе к компьютерной информации и превышении должностных полномочий добавилось еще одно: следствие считает, что Пивоваров собирался купить у Никанорова паспортные и анкетные данные жителей области, то есть дать сотруднику полиции взятку. И Пивоваров, и Никаноров все обвинения отрицают. 25 сентября суд в Костроме рассматривал вопрос о мере пресечения для обоих обвиняемых: Алексея Никанорова выпустили под домашний арест, а Андрея Пивоварова отпустили под залог в 1 миллион рублей. Из-за проволочек с обработкой платежа костромское СИЗО, где оппозиционер провел 63 дня, ему удалось покинуть только 28 сентября, 30-го он приехал в Петербург.
– Андрей, с каким чувством вы возвращаетесь в Петербург?
– С чувством глубокого удовлетворения, как бы громко это ни звучало. Я очень скучал по Петербургу, по друзьям, по возможности что-то делать. Понятно, что это всего лишь изменение меры пресечения, впереди большие процессы, необходимость доказывать свою невиновность, но ближайшие два дня я приеду домой, встречусь с друзьями и буду счастлив.
– Понятно, что анализ происшедшего тоже впереди – и все-таки, как вы думаете, почему в Костроме на вас обрушился этот арест и эти обвинения?
– У нас была задача не только собрать подписи, но сделать так, чтобы они были идеальными. Поэтому я и оказался в отделе полиции. Моя главная цель была не допустить преступления, связанного со 142-й статьей Уголовного кодекса, то есть не допустить сфальсифицированных подписей. Я как руководитель штаба обращался к широкому кругу людей, я говорил: нам нужно проверить эти паспортные данные. В конце концов, по приглашению сотрудника полиции я пришел в отдел полиции, где мы оба и были задержаны. И нам предъявили обвинение по 272-й статье – якобы информация из этой базы была скопирована, стерта, удалена, модифицирована. А через два месяца пришли данные экспертизы, которые говорили о том, что обвинения следствия не подтвердились – никакого ущерба базе данных нанесено не было. И умысла злого тоже, естественно, не было. Но когда меня задержали, по всем каналам передали, что поймали злодея, руководителя штаба оппозиции, и уже дырочки в погонах провертели, понятно, что им хотелось отчитаться наверх. То есть когда стало разваливаться первое дело, они придумали второе, о взятке.
– Как вы считаете, сотрудник полиции Никаноров тоже является в данном случае жертвой?
– Да, он тоже все отрицает. Для него это шок, слом в судьбе, ведь он уволен из полиции, я надеюсь, ему хватит сил все это пережить. Возможно, он переживает еще и потому, что если бы это не превратилось в большую медийную кампанию, то его дело могли бы спустить на тормозах. Но это явно не так, и у него тоже только один выход – защищаться в суде, я надеюсь, он это понимает и тоже готовится. Кстати, что касается дела о взятке, я думаю, что если бы первое дело не было столько громким, то и второго дела не возникло бы. Но я посоветовался с адвокатом и вижу, что у нас есть все шансы отбить это дело и доказать свою невиновность.
– Как вы считаете, зачем вообще все это понадобилось – арест, уголовные дела?
– Не знаю, на каком уровне принималось решение, но думаю, оно принималось для того, чтобы воспрепятствовать нам на выборах, оказать давление. Ведь ЦИК не смог придраться к нашим подписям – значит, решили, что будет эффектно сказать: подписи-то у них хорошие, да как это может быть, когда у них начальник штаба сидит в СИЗО? Такую картинку преподнесли избирателям.
– Почему вы вообще решили избираться именно в Костроме?
– Там хороший местный актив, на втором месте шел Владимир Андрейченко, человек известный в Костроме, Илья Яшин – вообще федеральный политик, да и все члены списка – люди здравые, сильные кандидаты. К тому же в Костроме была слабая позиция у партии власти, на прошлых выборах она набрала очень маленький процент. И экономическое положение в Костроме тяжелое, мы считали, запрос на альтернативную повестку там высок.
– Я следила за выборной кампанией в Костроме, и впечатление странное: вроде бы ваши активисты прошли там по всем городам и весям, говорили с людьми, обнаружили множество недовольных властью, а проголосовали люди все равно за "Единую Россию" – почему?
Люди хотят что-то менять, но не ассоциируют эти изменения с приходом новой силы, а надеются на то, что власти перестанут себя плохо вести
– Думаю, большую роль сыграла кампания против нас – это мой вывод из того, что мне удавалось узнать, сидя в СИЗО, и из рассказов моих коллег. ПАРНАС "мочили" все: и "Единая Россия", и ЛДПР, и КПРФ. Я смотрел местный телеканал, где о ПАРНАСе говорили целыми днями, то есть цель всех имевшихся ресурсов была – задавить оппозицию. Мне кажется, это новые реалии, в которых мы существуем, когда выборы проходят в таком биполярном стиле. Кроме того, есть местная специфика – один областной центр на 270 тысяч населения, 2/3 которого проживает в области, агитацию там вести сложнее. Наши активисты пропахали все маленькие города и населенные пункты, но говорить с людьми там сложнее, они там консервативнее. Может, они и хотят что-то менять, но не ассоциируют эти изменения с приходом какой-то новой силы, все надеются на то, что власти перестанут себя плохо вести и изменятся.
– Давайте поговорим лично о вас: как вам сиделось?
– Условия были неплохие, 8-метровая камера на двоих, сосед тоже сидел в первый раз. Друзья поддерживали меня передачами, овощами-фруктами, что очень важно. Администрация относилась с аккуратным уважением – в рамках закона. Пища была как у всех, нормы соблюдались, а кампания, которая велась за мое освобождение, давала мне уверенность, что мои права не будут нарушаться. Так что выходя из СИЗО, я написал им хороший отзыв.
– А может, они просто не хотели с вами связываться, раз такая мощная кампания за вас была, думали – себе дороже?
– Да, так и было. Понятно, что если сидит какой-то парень за наркотики, за него никто не будет заступаться, а тут все понимали, что я не один, не брошен. Даже интересная реакция была у сотрудников СИЗО – они говорили: "Вы не похожи на арестанта". Мне кажется, они понимали, что человек невиновный, сторонний, что посажен сюда незаконно. И когда меня отпускали, мне пожимали руку, холодного отношения к себе я не встречал.
– Сидеть-то тяжело было?
– Да нет, главное – ощущение того, что ты ничего не можешь сделать. Есть одна прогулка в день, одна или две бани в неделю, ты один со своими мыслями. За час прогулки стараешься заставлять себя двигаться, отжиматься, бегать, прыгать, чтобы поддерживать форму.
– А кто был ваш сосед по камере?
– Сорокалетний человек, первый раз арестованный. Но интересно только первые два дня, потом привыкаешь, вы все время заперты вдвоем в маленьком пространстве, что-то раздражает, надо идти на компромиссы, избегать конфликтов. Но какие-то плюсы были у него, какие-то у меня, и нам удавалось сглаживать острые углы. Сначала у нас еще радио и телевизора не было, и я прочел кучу книг.
– Каких?
– Очень много исторических книг, и учебник по истории России, и историю Александра Второго, и историю белого движения. Очень много книг было по репрессиям, по Сталину. Перечитал "В круге первом" Солженицына – конечно, то, что происходит с тобой, ни в какое сравнение не идет с тем, что там описано, но все равно, когда начинаешь сопоставлять какие-то вещи, позитива это не добавляет. Поэтому старался разбавлять это дело – Пелевиным, например, Золя с удовольствием прочел в перерыве. Разные люди передавали разные книги, кто-то из друзей Ханну Арендт передал – очень серьезное чтение, Мария Алехина приезжала, передала Кафку, Солженицына, Пелевина. Да, спорт и книги – это хорошо, но все равно этого опыта я никому не пожелаю. Еще угнетало, что там я видел очень много молодых людей и даже девушек 20–25 лет, сидящих за наркотики – процентов 70 их было. Понятно, депрессивный регион, работы нет, перспектив нет, вот они и гонятся за легким заработком – чтобы заплатить за это 8, а то и 10 годами жизни в колонии, – видеть это просто ужасно.
– К вам приезжала мама?
– Да. Перед судом было ощущение, что все пойдет по обычному сценарию, и меня не отпустят, и, видимо, защита решила так меня приободрить – устроить свидание с мамой. Никто не ожидал, что мы встретимся через полчаса. Мама держится очень хорошо, но такие вещи – это испытание для любого человека, и мне очень неприятно, что я доставил ей такие переживания.
– А кампания в вашу защиту была для вас важна?
– Да, очень, очень важно было получать все эти письма, узнавать, сколько друзей собралось на Невском проспекте, сколько в Москве. Но, пожалуй, самое большое впечатление – это письма от незнакомых людей. Люди пишут: мы узнали о вас, мы с вами, одно письмо я особенно запомнил – меня поздравила с днем рождения женщина, с которой мы никогда не были знакомы, 75-летняя Вера Гилель из Сан-Франциско, эмигрировавшая еще до 90-х годов. Проявились друзья, с которыми не виделся 5-7 лет – написали, что прочли обо мне в фейсбуке, прислали фотографии с акций. Да, ощущение такое, что ты в этой 8-метровой камере, но все люди – с тобой. И еще очень важна была сеть "ФСИН – письмо", "Росузник": через этот сайт можно отправлять и получать письма, которые, правда, подвергаются цензуре. Система эта работает 5 дней в неделю – кроме выходных. Хочу "Росузнику" сказать большое спасибо, благодаря этому сайту я и видел всю эту поддержку людей. Там одна женщина всем этим заведует, она и библиотекарь, и цензор, и со мной у нее работы прибавилось. Но относилась она ко мне доброжелательно – только одно мое письмо не прошло цензуру.
– Андрей, что для вас будет сейчас самым главным – снова включаться в партийную работу или отбиваться от своих уголовных дел?
– В ближайшей перспективе – выстроить линию защиты и постараться доказать свою невиновность.
