Реконструкция под музейные нужды большого старинного дома в 1-м Самотечном переулке завершилась в декабре прошлого года. Долгие месяцы понадобились на переезд и освоение нового здания. Прежнее помещение Музея истории ГУЛАГа на Петровке было невелико по размерам. Теперь площади увеличились до трех тысяч квадратных метров. Это позволило впервые создать постоянную экспозицию, составленную из нескольких выставок. Каждая из них посвящена отдельному ключевому событию национальной трагедии 20-го века. Двери для посетителей на новом месте здесь решили открыть в День памяти жертв политических репрессий.
В фильме Тенгиза Абуладзе "Покаяние" есть памятный эпизод. На железнодорожную станцию прибыл состав с бревнами. Люди отыскивают на них послания, начертанные их репрессированными родственниками. Мне всегда казалось, что это метафора, напоминание о лагерных лесоповалах, вымысел. Но нет. Среди реликвий новой экспозиции Музея ГУЛАГа есть три бруска с такими весточками, написанными карандашом теми, кому была запрещена переписка.
Выставочные пространства нового здания Музея ГУЛАГа лишены межэтажных перекрытий. По сути, почти до самой крыши это пустая коробка. Верхние уровни – это железные галереи. Чтобы попасть туда, надо подняться по гулким железным лестницам. Стены интерьера – не оштукатуренная кирпичная кладка. Заместитель директора музея по выставочной работе Егор Ларичев считает такой дизайн как нельзя более уместным:
– Это, по сути дела, похоже на какую-то тюрьму. Потому что тюрьма была местом, лишенным всякого декора и абсолютно функциональным. Она была приспособлена для того, чтобы содержать там людей, чтобы они оттуда не убежали. Первое пространство, в которое мы попадаем с улицы, – это выставка "Пространство неволи". Центральный экспозиционный элемент здесь – двери, свезенные из разных тюрем России: от Чукотки до Москвы, до Бутырки, до Владимирского централа, до пересыльной тюрьмы в Кузнецке и так далее. Эти двери соединены в конструкцию, которая по форме напоминает самую маленькую тюремную камеру из Крестов. Кроме того, на полу – очертания других камер. Из Бутырки, Матросской тишины и Лефортово. Еще здесь есть интерактивная аудиоинсталляция. Смысл ее в том, что, когда ты подходишь к дверям, то слышишь звуки захлопывающихся тюремных засовов. Это не имитация, запись мы сделали в Бутырке.
В этом же зале – инсталляция из предметов, имеющих отношение к организации тюремного быта. Это шконка из бутырского карцера, умывальник, кандалы, фонарь, решетки. Вещи абсолютно подлинные, исторические. Их также привезли из разных концов России.
На стене – послевоенная схема типового лагеря на 5 тысяч человек. Мы сделали отдельную экспозицию о ГУЛАГе как лагерно-промышленном комплексе, работающем отлаженном механизме по превращению людей в индустриальный фарш.
Нельзя забывать, что и жизнь снаружи колючей проволоки была отнюдь не такой простой. Мы помним прекрасно истории про людей, которые возвращались из лагерей после войны, и им говорили, что они там отсиделись, а в деревне землю пахали на бабах.
– Почему вы, профессиональный дизайнер, оставили свои прежние занятия и пришли работать в этот музей?
– Тема, конечно, тяжелая. Но у меня прадед строил Беломорканал, и потом он во второй арест уже бесследно исчез, растворился в пространстве. Это даже не родной прадед. Он был старшим братом моего прадеда. Но его звали Егор, и меня зовут Егор. В общем, для меня это дело личное. Казалось бы, крестьянин Орловской области, и кто о нем помнит? Но это был корень семьи, он последний остался на земле, был раскулачен. Так что это имеет отношение к история рода и истории страны. Поэтому я здесь. Я беру на себя этот груз, я ощущаю это как какую-то миссию свою – попытаться рассказать о репрессиях, как дизайнер, как куратор, как искусствовед.
О ГУЛАГе надо говорить адекватно, взвешенно и в соответствии с исторической правдой. Причем, мы пытаемся донести информацию до людей без искажений и без истерики. Эта драма должна быть осознана на национальном уровне. Для меня это очень важная миссия и важное собственное знание, которое я хочу передать остальным.
В течение последних трех месяцев я только что не ночевал в музее. Подготовка экспозиции – сложное дело. И все это время я жил с ощущением немыслимого счастья от того, что я занимаюсь любимым делом в окружении людей, которые мне симпатичны. От того, что все получается как надо. Это реально очень сильные впечатления, когда ты видишь личные вещи заключенных, – говорит Егор Ларичев.
Музей истории ГУЛАГа как институция существует в Москве уже 14 лет. Помимо выставочной деятельности здесь всегда занимались исследованиями. Слово сотруднику научного отдела историку Илье Удовенко:
– История ГУЛАГа, как и вся советская история, настолько пропитана мифологией, что мы, получается, пытаемся бороться с ветряными мельницами, и мы вынуждены опираться на огромные массивы документов, чего не делает, наверное, ни один музей в Москве, да и в России. Мы вынуждены каждую цифру, каждое свое слово подтверждать документами. По поводу нашей прошлой экспозиции на Петровке было очень много негативных откликов, связанных с тем, что отсутствовала именно вот эта документальная база. Это важное дело, ведь у нас, на самом деле, о ГУЛАГе вообще никто ничего не знает. Очень многие люди, которые приходят в музей, даже не знают такого слова – ГУЛАГ. Им непонятно, что значит эта аббревиатура. А некоторые вообще впервые слышат ее.
– Илья, вы говорите удивительные вещи! В новейшее время в школьную программу был включен Солженицын с его "Архипелагом", об этом написано большое количество популярных статей в популярных изданиях, а сейчас вы говорите, что находятся люди, которые не знают аббревиатуру ГУЛАГ. Как это возможно?
– Тем не менее, такая проблема действительно характерна для нашей страны. Если посмотреть на статистику посещений нашего музея, который был на Петровке, то добрую половину составляют иностранцы. А наши соотечественники не интересуются этой историей. Поэтому задача современного музея – привлечь именно массовую аудиторию, именно молодую, интеллектуальную, чтобы мы передавали свои знания им, а они уже дальше распространяли эти сведения.
Даже люди, живущие в местах, где располагались лагеря, я имею в виду Коми, Крайний Север, Мурманскую область, Карелию, не знают о том, что у них под боком находятся бывшие лагерные территории. Они знают, что там тюрьма находится или какая-то колония, но связать прошлое с настоящим не могут.
– То, что вы сейчас сказали, это белое пятно, это то, о чем не знают. Но прежде вы упоминали о мифах. Что вы имели в виду?
– Главный миф, который мы пытаемся здесь развенчать, это, конечно, миф о том, что ГУЛАГ был необходим стране, чтобы поднять экономику. Что силами заключенных была совершена индустриализация. То есть что войну выиграл Сталин, а ГУЛАГ помогал этому всячески, и это было все необходимо, все было во благо страны. В настоящее время мы собрали довольно крупный массив документов, которые свидетельствуют о том, что КПД этого труда был практически нулевой. Сохранилось огромное эпистолярное наследие и огромное количество мемуаров, свидетельствующих об этом.
Мы всю экспозицию пропускаем через человека, то есть пытаемся совместить документы официальные с творчеством отдельных личностей. Такой синтез приводит к выводу о полной бесполезности ГУЛАГа. То есть документальная информация из архивов подтверждается всегда какими-то фразами, строками и целыми главами из произведений людей, которые говорят, как говорил Шаламов, что лагерь способствует только отвращению к труду, и ничего другого. Он не воспитывает, не созидает. Голодный человек с кайлом не может работать во благо страны. Основной мотив заключенного – это полное безразличие к тому, что он делает. Соответственно, на всех этих колымских приисках, никелевых месторождениях, разработках вольфрама, алмазов и так далее по всему нашему Крайнему Северу, Дальнему Востоку КПД производства был практически нулевым. Никакой эффективности!
– Нет ли в ваших словах преувеличения? Как минимум сразу вспоминается Беломорканал, построенный исключительно зэками.
– Да, но Беломорканал потом неоднократно реконструировался, перестраивался путем подводных углублений, построения новых шлюзовых отсеков и так далее. Максимальной пропускной способности по Беломорканалу достигли лишь к 80-м годам. А с развалом Советского Союза он практически перестал использоваться. Можно посмотреть технические данные, чтобы понять, что там могут плавать только плоскодонные, малогабаритные баржи, которые могут транспортировать песок и лес, больше ничего.
Мы все-таки пытаемся оперировать фактами. Мы ни в коем случае не интерпретируем историю, мы лишь пытаемся проиллюстрировать документы какими-то словами живых людей. У нас целый раздел называется "Свидетели".
– Я знаю немало людей старших поколений, которые всю жизнь посвятили этой тематике. Вы очень молодой человек. Готовы ли вы к такому эмоционально затратному труду?
– Мне кажется, это соизмеримо с тем, как любой хирург со временем привыкает к тому, что у него случаются какие-то потери. Но он не становится каменным от этого. И мы, работая с документами, уже пролистываем, естественно, какие-то материалы, не останавливаясь, но, тем не менее, мы не становимся хладнокровными циниками.
На мой взгляд. ГУЛАГ не должен разъединять нашу страну на противоборствующие лагеря. На то, что кто-то за ГУЛАГ, а кто-то против ГУЛАГа. Это, наоборот, точка объединения нации. Так происходит во всех странах. Геноцид армян – это точка объединения армянской нации, геноцид евреев – это точка объединения еврейской нации. Это нормальная практика. И мне кажется, это и у нас должно случиться в ближайшие десятилетия, – говорит Илья Удовенко.
