Этой осенью московский Музей истории ГУЛАГа открылся для посетителей в новом здании. Следующий этап – создание поблизости визуальной уличной среды, которая отражает тематику музея. Граффити, посвященное Варламу Шаламову, на доме номер 9 в 4-м Самотечном переулке, стало местной достопримечательностью всего через несколько дней после своего появления.
Поначалу художник с псевдонимом Zoom нанес на стену текст. Затем поверх текста – портрет Шаламова. Изображение частично перекрыло слова, хотя и не уничтожило их. Символично, что текст писателя, чьи произведения стали доступны массовому читателю с огромным опозданием, все-таки жив, хоть и оказался по воле художника под слоем краски. Сейчас полностью прочитать можно лишь две верхние строчки. По ним и по обрывкам пониже можно – было бы желание! – узнать, что скрыто за портретом:
Огромное количество людей были возмущены тем, что портрет перекрывает текст. Они говорили: "Как же мы будем читать? Как же будут читать все окружающие?" Очень важно было для многих, чтобы текст был прочитан
"Лагерная Колыма – это организм, размещенный на восьмой части Советского Союза. На Колыме тех времен было несколько исполинских горнопромышленных управлений, где были золотые прииски, оловянные рудники и таинственные места разработки "малого металла". На золоте рабочий день был летом четырнадцать часов (и норма исчислялась из 14 часов). Летом не бывало никаких выходных дней, "списочный состав" каждой забойной бригады менялся в течение золотого сезона несколько раз. "Людские отходы" извергались – палками, прикладами, тычками, голодом, холодом – из забоя – в больницу, под сопку, в инвалидные лагеря. На смену им бросали новичков из-за моря, с "этапа" без всяких ограничений. Выполнение плана по золоту обеспечивалось любой ценой".
Цитата – это отрывок из письма Шаламова Солженицыну. Двум бывшим лагерникам было что обсудить.
В прежнем, маленьком помещении на улице Петровка Музей истории ГУЛАГа было трудно не заметить. Директор музея Роман Романов говорит, что после переезда в один из Самотечных переулков, возникла необходимость "обжить" этот район, не самое людное место:
– У нас есть большой проект по взаимодействию с окружающей средой. Например, мы попросили, чтобы к названию остановки трамвая добавили название нашего музея. Теперь пассажиры слышат объявление: "4-й Самотечный переулок, Музей истории ГУЛАГа" – и пассажиры видят в окно стену с текстом и портретом Варлама Тихоновича. Отсюда нужно пройти совсем чуть-чуть, чтобы оказаться у музея.
– Почему вы решили начать проект именно с Шаламова?
– Потому что он всем нам близок и потому что Варлам Тихонович до сих пор не оценен по достоинству. Сейчас, после появления граффити, многие подходят у нас в музее к сотрудникам, спрашивают о его творчестве. Иными словами, мы таким образом пытаемся увековечить память о нем и популяризировать его наследие.
– Будут ли аналогичные росписи на других домах?
– Да. В 2016 году исполнится 125 лет со дня рождения Осипа Мандельштама. Мы планируем сделать такую же художественную работу, посвященную ему. Помимо этого, рядом с нашим музеем есть очень большая глухая стена, на которой мы также будем размещать некое художественное произведение. Что это будет и кто автор, пока не стану говорить. Скажу лишь, что эта роспись уже не будет посвящена конкретным персоналиям. Она будет посвящена отдельной теме.
– Значит ли это, что, помимо граффити с Шаламовым и Мандельштамом, изображений других конкретных людей уже не появится?
Один гражданин даже сказал, что это враг народа
– Пока да. Потому что процесс разных бюрократических согласований и поиска хорошего художника очень долгий. Однако тот интерес и та дискуссия, которые возникли около портрета Варлама Тихоновича, наводят на мысль о том, что мы не имеем права останавливаться. Для меня было открытием, что многие люди даже не знают, кто такой Варлам Тихонович Шаламов. Причем это люди, которым 20, 25, 30 лет. Кстати, также были люди, которые возмущались и говорили, что ни в коем случае нельзя вот так увековечивать память о Шаламове. Один гражданин даже сказал, что это враг народа и вообще все это клевета и ложь.
– То есть его "Колымские рассказы" – это клевета и ложь? Этот человек, на долю которого выпали 20 лет лагерей и ссылок, – враг народа?
– Да, и знаете, у этого человека была очень эмоциональная реакция, просто нападки! Инцидент случился на улице, когда работы по росписи проводились. А человек этот просто мимо проходил.
– Может, он сталинист?
– Не знаю. Я не стал ему ничего объяснять. Это был довольно-таки молодой человек. Были и другие люди, которые как-то по-другому, но тоже негативно реагировали. А огромное количество людей были возмущены тем, что портрет перекрывает текст. Они говорили: "А как же мы будем читать? Как же будут читать все окружающие?" Вот это тоже очень важно было для многих, чтобы текст был прочитан.
– Да, но теперь они заинтригованы...
– Это как раз и было нашей главной целью. Если человек действительно захочет прочитать, то он может приобрести книгу или отыскать процитированный текст в интернете. Все это открытые источники, все это можно найти.
– Цитата на торце дома страшная. Текст – про Колыму, про жертвы, про лагеря. Обитателям дома теперь придется каждый день проходить мимо мрачного напоминания о репрессиях. Они не протестовали против того, что будут постоянно находиться в таком контексте?
– Нет, таких не было. Жилых квартир в этом здании нет, там только офисы. Как бы то ни было, проект со всеми, конечно, был согласован.
– Стилистически дом, на котором вы планируете граффити с Мандельштамом, будет решен по такому же принципу?
– Пока у нас художественного решения нет. Рассматриваются несколько вариантов. Мы просматривали разные архивные фотографии. На мой взгляд, лучшая – это тюремная фотография 1934 года. У Мандельштама скрещены руки на груди, и он смотрит прямо в камеру объектива. По ощущениям, это человек, который видит, что на него надвигается зло, и он ему противостоит, – говорит Роман Романов.
Тюремной съемке предшествовало другое событие. За несколько месяцев до ареста Осип Мандельштам вместе с Леонидом Пастернаком забрели в район Тверских-Ямских улиц. Это совсем недалеко от нынешнего Музея истории ГУЛАГа. Тот же район. Во время прогулки Мандельштам читал вслух свое тайное, для посторонних ушей не предназначенное стихотворение:
Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд толстокожих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Как подковы кует за указом указ –
Кому в лоб, кому в бровь, кому в пах, кому в глаз.
Что ни казнь у него, то малина
И широкая грудь осетина.
