Петербургский культуролог и публицист Михаил Золотоносов следил за делом искусствоведа Елены Баснер и публиковал обстоятельные статьи в издании "Город 812". Теперь они собраны в книге "Охота на Баснер", выпущенной издательством "Мир", – почти 800 страниц.

Чтение вовсе не утомительное, потому что речь идет о детективной истории, в которой завершившийся весной судебный процесс не поставил финальной точки: Елена Баснер оправдана, однако мы до сих пор не знаем, кто подделал картину Бориса Григорьева "В ресторане", которую через посредника Леонида Шумакова приобрел в 2009 году коллекционер Андрей Васильев. Подделка оказалась столь безупречной, что знаток русского искусства Елена Баснер решила, что это подлинный и замечательный Григорьев. На следствии выяснилось, что картину привез в Петербург гражданин Эстонии Михаил Аронсон, загадочная фигура – его показаний суд так и не услышал. Андрей Васильев решил, что Елена Баснер, зная, что оригинал картины хранится в Русском музее, из корыстных соображения дала ложное заключение. Искусствоведа отправили под домашний арест, который мог бы перерасти во вполне реальный срок, но суд, после долгих разбирательств, вынес оправдательный приговор. Михаил Золотоносов считает решение суда абсолютно справедливым.

– В прошлом году мы говорили о вашей книге "Охота на Берггольц", новая книга называется "Охота на Баснер". Вы считаете, есть что-то общее в этих двух сюжетах?

– В сюжетах вроде бы общего нет, Берггольц травили в 1937 году, события по "делу Баснер" относятся к 2012–2016 годам, к тому же районный суд Елену Баснер оправдал, и приговор вступил в законную силу 11 августа 2016 года после решения апелляционной инстанции городского суда Петербурга. Но по моему ощущению коллективные мероприятия, которые предпринимались тогда против Берггольц и нынче против Баснер, напоминают именно охоту, объектом которой является невиновная жертва. А судебный вердикт о полной невиновности Баснер, повторю, вступил в законную силу.

– Вашу позицию трудно назвать беспристрастной. Вы не скрываете симпатию к Баснер и недоверие к потерпевшему Андрею Васильеву. Даже ваше интервью с ним построено как беседа следователя с подозреваемым. Мне, честно говоря, не очень понятно, почему вы считаете его "черным человеком" в этой истории, все-таки он жертва, как ни крути, он потерял деньги и получил подделку.

​– Вы странно ставите вопрос, если учесть, что 17 мая 2016 года Баснер была оправдана Дзержинским районным судом Петербурга, а 11 августа 2016 года этот приговор вступил в законную силу. Просто мне (и не мне одному) это было видно еще в январе-феврале 2014 года, когда я ознакомился со всеми обстоятельствами и понял, что ни одного достоверного и относимого доказательства виновности Баснер в том, что ей инкриминируется, нет. И приговор от 17 мая 2016 года это, между прочим, продемонстрировал. Скажите еще, что и судья не скрывала свою симпатию к Баснер, и коллегия из трех судей апелляционной инстанции… Хочу подчеркнуть: книга "Охота на Баснер" вышла через 40 дней после приговора в суде первой инстанции, 27 июня 2016 года. Я был абсолютно уверен в том, что приговор вступит в законную силу после апелляции.

Я не считаю, что Васильев не имел права обращаться в полицию или в Следственный комитет на прием к Бастрыкину, он имел на это право. Он имеет право фантазировать, о чем ему хочется, делать предположения, высказывать самые абсурдные версии, чем он занимался и занимается. Но отсюда мое негативное отношение к Васильеву и его бредовым фантазиям, цель которых была простой и ясной: посадить Баснер в тюрьму.

20 сентября 2013-го дело из Следственного управления МВД перешло в Главное следственное управление по Санкт-Петербургу Следственного комитета России. Четыре с половиной месяца они думали, кто же здесь виновный, очевидно, выбор шел между Аронсоном, Шумаковым и Баснер. И вот выбрали в результате Баснер и предъявили ей обвинение. Но сразу видно было, что нет оснований для предъявления ей обвинений в совершении этого преступления, т.е. в мошенничестве, в заведомом обмане, потому что нет ни одного доказательства. И если мне это было видно сразу, то в чем же пристрастность моей позиции? Это объективная позиция, к настоящему моменту подтвержденная двумя судебными инстанциями. Это не мои фантазии.

Да, Васильев – потерпевший, он потерпел четыре раза: когда цапнул подделку, не позаботившись о технологической экспертизе; когда пропустил срок исковой давности для подачи гражданского иска о признании ничтожной сделки по купле картины лже-Григорьева у Шумакова; когда проиграл суд в первой инстанции; наконец, когда получил 11 августа 2016 года решение апелляционной инстанции по уголовным делам горсуда, которым было утвержден приговор районного суда. Такой вечный лузер, всегда проигрывает, хотя в 2011–2012 годах ему казалось, что он легко растопчет Баснер, манипулируя органом следствия и судом, что она – легкая добыча.

Но не скрою, что поведение Васильева в ходе судебного следствия, особенно его выступления на судебных прениях в суде первой инстанции и в апелляционной инстанции, продемонстрировали, если оценивать его поведение в нравственных категориях, его аморализм. Какое-то демонстративное бесстыдство, если сопоставлять то, что он говорил, с тем, что можно доказать. Лично мне все это приоткрылось еще в декабре 2014 года, когда я брал у Васильева интервью, сидя у него в квартире на Каменноостровском проспекте. Почитайте главу 4 моей книги "Охота на Баснер" – это интервью, обратите внимание на подстрочные примечания. В этом же духе бесстыдства написано и обвинительное заключение, сочиненное следователем Ботиным. Как текст оно бездарно и бездоказательно, это заявил суд, и эта бездарность растет из бездарности того триллера, который сочинил Васильев. А следствие пошло у него на поводу, фактически оболгав Баснер.

– Поставьте себя на место этого следователя, я думаю, что он хватался за голову, ведь это такая запутанная история, мало общего имеющая с обычными уголовными преступлениями. И до сих пор ведь очень много осталось неясного.

– На месте следователя я себя не представляю, потому что я свободный человек. Да, осталось много неясного, но не по вине Баснер. Естественно, неясно происхождение самой подделки, но к Баснер это вообще не имеет отношения. Она не заказывала изготовление подделки.

– Это один из ключевых вопросов.

– Это ключевой вопрос уголовного дела в отношении Аронсона, которое следователем было выделено из уголовного дела Баснер. Это совершенно другой вопрос, он ключевой, но другой. Поэтому следствие и поступило таким образом. Не имея возможности найти Аронсона, они отделили в итоге его от дела Баснер, а ее внесли в загадочную организованную преступную группу, состоящую из неустановленных лиц. Чтобы статья УК была потяжелее. Но если лица не установить, то может быть, не было и самой группы? Вера в эту организованную преступную группу и вера в то, что Баснер непременно в нее входит, она доминировала надо всем при работе двух следователей. В процессе предварительного следствия было два следователя – Коленников и Ботин.

На самом деле нужно посмотреть на предысторию, почему Васильев обратился в Следственный комитет, к Бастрыкину. Васильев приобрел в июле 2009 года подделку, не зная, что купил подделку.

Потом узнал, что это подделка, что положительное мнение высказала Баснер, что Шумаков через нее приобрел картинку и перепродал Васильеву. Думаю, что Васильеву тогда захотелось громкого, показательного процесса, который выявил бы целую международную мафию в соответствии с его бурными фантазиями. Если его обманула мафия, большая тайная организация, то это, возможно, как-то могло бы спасти его репутацию. Ведь он сам тоже принял подделку за хорошую картину. Поэтому он сначала обратился в полицию и долго добивался от полиции того, чтобы они возбудили уголовное дело, он хотел сразу и наказать Баснер, и выявить ее связи с Русским музеем, где хранится оригинал, с которого срисована подделка, и получить назад свои деньги. Но полиция не видела судебной перспективы, тянула время, тогда он обратился в гражданский суд с иском к Шумакову, однако опоздал, пропустил срок исковой давности.

– Почему он так был убежден, что Баснер знала о том, что картина поддельная?

​– Вообще-то, был Васильев убежден в том, что Баснер знала о поддельности картины, или не был убежден, неважно. Пропустив срок исковой давности по оспоримой сделке в гражданском суде, Васильев оказался перед проблемой: для привлечения к суду Баснер по уголовной статье 159 "Мошенничество" требовалось доказать обман, потому что без обмана нет мошенничества. Поэтому пришлось доказывать и, возможно, даже поверить в то, что Баснер заведомо знала, что картина поддельная и что в Русском музее хранится ее оригинал. Обман был необходим как условие возбуждения уголовного дела с последующей передачей его в суд. Потому что по ст. 159 УК, мошенничество – это хищение чужого имущества путем обмана или злоупотребления доверием. Убеждение Васильева, как я считаю, детерминировано диспозицией уголовной статьи. Впрочем, со временем он в это мог и поверить.

А кроме того, существует мифология, эта мифология недавно была манифестирована в фильме "Чистое искусство" режиссера Рената Давлетьярова, премьера которого состоялась 9 июня 2016 года. Мифология такая: есть продажные искусствоведы, которые за деньги пишут любые экспертизы. Это мифология старая, не Васильев ее придумал. Конечно же, в рамках этой мифологии требовалось, чтобы в центре всей этой конструкции была искусствовед Елена Баснер, а рядом с нею – Русский музей. Например, Александр Мосякин в своей книге "Страсти по Филонову" вообще написал о том, что кухня по выпечке фальшаков центрируется в Русском музее. Это бред, но бред увлекательный и для многих правдоподобный. Баснер попытались вписать в этот триллер, отведя ей роль сотрудника отдела реализации фабрики подделок. Баснер – мостик к Русскому музею, без всемирно знаменитого музея дело не тянет на мировой триллер.

– Вы же сами рассказываете историю двух рисунков, которые были в собственности Константина Азадовского. Русский музей дал несправедливую экспертизу, назвав их фальшивками, а потом всячески отнекивался и фальсифицировал уже объяснения, как проводилась эта экспертиза. Так что, может быть, не мифология, а так действительно оно и есть?

– Случай с Азадовским говорит совершенно о другом, о том, что в Русском музее дают экспертные (или консультационные) заключения наобум, безответственно. Это во-первых. А во-вторых, в Русском музее не было и нет аппаратуры для достоверного изучения фталоцианинов, для технологических исследований живописных работ.

– Они настаивали на своей ошибочной экспертизе.

– Ну и что, что настаивали? Марина Черкасова, сотрудник отдела технологических исследований, на этом настаивала в силу глупого упрямства, хотя другие экспертизы неопровержимо показали, что ее выводы ошибочны. У Азадовского подлинные работы Бенуа и Судейкина, это бесспорный факт.

Но это же не означает, что в Русском музее изготавливают подделки – это совершенно разные вещи. Просто по ходу судебного следствия Васильев все время пытался отклонять суд в сторону изучения Русского музея, в сторону "фабрики подделок", которая жила в его фантазиях. Этот тренд в ходе судебного следствия прослеживается легко. И попутно выяснилось, что в Русском музее нет аппаратуры для Раман-спектроскопии, которая позволяет однозначно и быстро выявлять фталоцианиновые пигменты, датообразующий красочный компонент. Но это совсем другое, это не имеет отношения к тому, что Русский музей – это якобы "фабрика подделок". Ну, некомпетентны, ну, безответственны, ну занимались сотрудники своим маленьким бизнесом, делая частные заключения, так называемые "тройки" (три подписи), ну нет аппаратуры, но при чем тут подделки? Тем более что было две проверки Русского музея с участием прокуратуры, там искали эту "фабрику подделок" и не нашли ее.

Это именно мифология. И в рамках этой мифологии Васильев решил сделать центром всей своей детективной композиции именно Баснер. Возможно, убедил в этом Бастрыкина, Следственный комитет. Ведь Баснер до 2003 года работала в Русском музее и таким образом метафорически связана с Русским музеем, хотя она никак с ним в 2009 году не была связана, кроме чисто дружеских отношений с отдельными сотрудниками. И судебное следствие показало, что эти дружеские связи не тянут на криминальные, хотя стороне обвинения и хотелось представить дело именно так. Пытались, врали на эту тему представители потерпевшего… Но это тоже фантазии, бред.

– Ведь фабрика подделок существует, и не одна фабрика – это признает сама Баснер. Она и в интервью вам говорила, что некоторые выставки русского искусства, например, в Турку или выставка в Мантуе целиком состояли из подделок. Вообще возникает подозрение, что значительная часть произведений русского искусства, особенно авангард ХХ века, сфальсифицирована. То, что нам кажется подлинным, в том числе и музейные вещи, фальшивки.

– Из этого следует, что надо проявлять осторожность. Эксперт, лицензированный эксперт Министерства культуры Александр Косолапов, завотделом технологических исследований Эрмитажа, приглашенный в суд и допрошенный в судебном заседании, прямо сказал Васильеву: так что же вы, зная, что 95% авангарда на рынке – подделки, даже не подумали провести технологическую экспертизу?

– И заключение эксперта тоже ничего не значит. Мы видим по истории с Азадовским, да и по истории с Баснер и картиной Григорьева, что эксперты бесконечно ошибаются.

– Слишком категоричное утверждение. Васильев с трудом собрал две, максимум три ошибки Баснер, которая производит визуальную искусствоведческую экспертизу. Тут все зависит от умения и надежности эксперта, Баснер – эксперт как раз надежный, как ни парадоксально, но уголовное дело в отношении Елены Баснер только укрепило ее репутацию как именно надежного эксперта. Я не могу согласиться с утверждением, что "заключение эксперта ничего не значит" во всех случаях. Просто уровень компетентности и ответственности у всех разный – и у искусствоведов, и у технологов. Азадовскому не повезло, экспертизы его работ в Русском музее сделали некомпетентно и безответственно, в какие-то аномально короткие сроки, что заставило его вообще усомниться в том, что была экспертиза, а не просто сочинили бумажки.

– Наверное, все-таки у Васильева помимо мифологии о том, что все эксперты работают на фабрике подделок, были еще какие-то основания. Интересно понять его мотивы, он ведь давно был знаком с Баснер, и казалось, что у них были добрые отношения. Почему вдруг он назначил ее виновной?

​– Шумаков как главный обвиняемый не шел ни в какое сравнение с Еленой Баснер, Шумаков – это никто, а Баснер – знаменитость, ее все знают в музейных и искусствоведческих кругах в России и за рубежом. К слову, ревность к ее славе со стороны начальства Русского музея, заместителя директора по научной работе Петровой привела к уходу Баснер из музея. Самое главное: Баснер легко было связать с Русским музеем, она там работала до 2003 года. Потому и решили Баснер сделать "паровозом", такую конструкцию составили. Думаю, что если бы Васильев, попав 9 августа 2013 года на личный прием к Бастрыкину, не предложил ему перспективную идею, связанную с Русским музеем как "фабрикой подделок", то не было бы никакого уголовного дела в Следственном комитете. Я уверен, что в предложении Васильева именно Русский музей был главной приманкой. А без Баснер как выйти на музей? То есть нужны такие компоненты: знаменитый музей, знаменитый искусствовед, подделка и фантазии про мафию международного статуса.

Правда, Баснер виновной назначили, но доказательств умышленного обмана не нашли. Вы вчитайтесь в формулу обвинения: Баснер, заведомо зная, что подлинник находится в Русском музее, и зная, что Аронсон принес подделку, высказала устно положительное мнение об этой работе.

– И получила за это деньги.

– Получила она деньги от Шумакова не за это, она получила деньги за то, что дала возможность Шумакову заработать на продаже картины Васильеву, информация стоит денег. А доказать, что деньги она получила за ложное устное высказывание, оказалось невозможно, и в приговоре это отражено особо.

– Здесь возникает другой вопрос: если знатокам, таким знаменитостям, как Елена Баснер, подделка кажется шедевром художника, может быть, вопрос о подлинности уже не стоит поднимать? Что такое подлинное в мире киберреальности, когда все состоит из копий и отражений? Может быть, это вообще архаический спор?

– Мне это напоминает критерий Алана Тьюринга, знаменитого математика и логика. Он сказал, что если, допустим, на некую группу вопросов нечто (автомат или человек) отвечает, но вы не можете понять, автомат это или человек, то разницы между автоматом и человеком уже нет. Но это все казуистика применительно к произведениям искусства. Все равно пока еще есть подлинники, есть копии и есть подделки, циркулирующие в мошенническом обороте. Поэтому разница не нивелируется и не аннулируется.

– Даже по поводу картины Григорьева, которая считается подлинником и находится в Русском музее, тоже были сомнения, подлинник это или подделка.

– Да, решили для порядка проверить, действительно ли темпера Григорьева в музее подлинная. Проверили – подлинная, правда, испорченная в процессе реставрации реставратором Шашковой. Она ее так отреставрировала, что сказать, что это уже вполне Григорьев, нельзя. Отчасти Григорьев, отчасти Шашкова. Реставрация была проведена ею плохо – это совершенно очевидно и следует из собственного текста отдела реставрации Русского музея, который они вывесили у себя на сайте. Автор текста – заведующий отделом реставрации музея Солдатенков.

– У вас в книге есть потрясающая вставная новелла – история эксперта Тетерятникова. Должен признаться, я никогда эту историю не слышал, мне бы хотелось, чтобы вы ее рассказали нашим слушателям.

– Про Владимира Михайловича Тетерятникова мне сказал Васильев в телефонном разговоре. Я никогда не слышал о Тетерятникове. Оказалось, что в узких кругах это очень известный человек. Потому что после того, как моя статья о Тетерятникове вышла в журнале "Город 812", нам несколько писем о нем написал знаменитый исследователь Фаберже Валентин Скурлов. В книге глава про Тетерятникова дополнена письмами Скурлова, он был лично знаком с Тетерятниковым. Это был реставратор, искусствовед, эксперт, который из Москвы в 1975 году переехал в Америку, в Нью-Йорк. Там он обратил внимание на коллекцию русских икон, принадлежавшую одному американскому миллионеру, которую продавали на аукционе "Кристис". Фирма Тетерятникова по заказу некоторых музеев начала изучение подлинности икон. У него эта коллекция вызвала большие сомнения в подлинности. В результате выяснилось, что все эти иконы – подделки, а оригиналы находятся в Третьяковской галерее, где Тетерятников некогда работал. Он об этом сообщил, аукционный дом подавал на него в суд, там целая длинная история, изложенная Тетерятниковым в статье в журнале "Континент", еще в советский период она была опубликована, а потом уже в 90-е годы появилась статья в газете "Культура" в Москве. Выяснилось, что миллионер в 1936 году купил иконы в Торгсине, а в Москве в одном из архивов обнаружились материалы о том, что была в Москве в 1920–1930-е годы целая фабрика по изготовлению икон-подделок. Дело в том, что традиция шла с глубоких дореволюционных времен. Мстёра считалась центром изготовления подделок, то есть икон под, допустим XVII, XVI век. То, что написал Тетерятников, сводится к следующему: Грабарь возглавил целое государственное предприятие, в котором работали мстёрские мастера с дореволюционным стажем, на продажу за границу они лудили эти самые иконы XVI–XVII веков, а миллионеры их покупали, те, которые интересовались русской живописью. Потому что, допустим, Арманда Хаммера интересовала исключительно западноевропейская живопись, которую и тащили из Эрмитажа, кстати, не только из Эрмитажа, из Царскосельского дворца, например, тоже многое ушло тогда в ходе этих продаж. И Тетерятников такую детективную историю про фабрику икон во главе с Грабарем раскопал.

– То есть фабрики подделок, о которых говорил Васильев, существовали с 30-х годов, это не мифология, а они существовали под эгидой государства.

– Вы поймите, фабрика подделок во главе с Грабарем, существовавшая в 20–30-е годы, и картина Бориса Григорьева поддельная, которую некий Аронсон или человек, назвавшийся этой фамилией, принес Баснер, – это разные истории. Мстёрских мастеров давно нет на свете. Нельзя было на такой основе строить мифологию, посредством которой обвинять Баснер. Разные истории!

– Разные. Но мифология – не совсем мифология, она опирается на факты и историю.

– Факты и история со временем всегда превращаются в мифологию, Владимир Яковлевич Пропп неслучайно написал книгу про исторические корни волшебной сказки. В мифологию "фабрики подделок" можно вписать кого угодно. Что касается Васильева, то приговор показал, что он сочинил триллер, в который вписал Баснер как центральную криминальную фигуру. Между тем объективными доказательствами это не подтверждено. То есть то, что сделал он, – это его фантазии, его злонамеренные выдумки, ложные предположения; то, что сделал орган следствия, это полный непрофессионализм, плоды которого не подтвердились в суде. Вот, собственно, и вся история. А так как у нас из уголовных дел только 0,4% в судах имеют оправдательные приговоры, то естественно, что орган следствия и вся сторона обвинения, включая Васильева, надеялись, что при такой статистике все проскочит и Баснер осудят. Но не проскочило.

– Этому как раз посвящена последняя часть вашей книги. Поделитесь, пожалуйста, своими соображениями, почему не проскочило?

– Во-первых, потому что Баснер невиновна. Она не мошенница, не обманщица. Дело не в том, что плохо искали и потому не нашли доказательства. Их искали, просто их не было и нет.

Во-вторых, они понимали, что прямых доказательств виновности Баснер нет, поэтому они пытались собрать много косвенных. Но эти косвенные оказались либо недостоверными, либо не относимыми к данному делу доказательствами. Просто мусором. Так, например, в суд притащили одного свидетеля, который плел ахинею, выгодную стороне обвинения, потому что этот свидетель просто должен Васильеву денег. Недурно? Ведь круг людей, связанных с оборотом живописи, с музеем, с искусствоведением узок, шила в мешке не утаишь. Всё про всех известно. И наглые потуги этого свидетеля были видны всем, включая судью.

– Мы знаем немало случаев, когда невиновных людей, несмотря на все доказательства, все равно сажают, поскольку суд стоит на стороне следствия. Почему здесь суд принял такое решение?

– Ну да, на памяти, конечно, дело Ходорковского, Pussy Riot… Естественно, здесь не было никакой политической подоплеки, абсолютно. Если на суд не давить, а судья профессионален, так и получится: нет доказательств – значит, нет обвинительного приговора. Судья Дзержинского районного суда Анжелика Николаевна Морозова – профессиональна в высочайшей мере. Интеллигентна, умна. Она произвела впечатление и как женщина. Поэтому совершенно закономерно, что в апелляционных жалобах была просьба: отменить приговор и вернуть дело в суд первой инстанции в другой состав суда. То есть чтобы только не было судьи Морозовой! Чтобы не было честного и профессионального судьи. Чтобы не попасть в 0,4%. Это прозвучало настолько цинично и откровенно, что стало даже смешно.

Что касается отношения к этому, то у нас все настолько привыкли ничему не верить, настолько привыкли, что если приговор оправдательный, значит, сунули взятку, а если обвинительный, то государство надавило, и вот в условиях этой парадигмы получается, что приговор – вообще ничего, пустой звук. Оправдательный приговор? Не может быть, чтобы в России был оправдательный приговор, как это так! Обвинительный приговор? Понятно, все заранее было решено. Каждый имеет право к этому отнестись так, как он хочет.

– Согласитесь, что у такой логики (я понимаю ее порочность) все-таки есть основания.

– Есть у кого-то основания, значит, пусть он так думает. Но, как говорил Ильич, истина конкретна. Надо было присутствовать в зале Дзержинского суда и лично слушать и вникать. А в целом – да, у такой логики есть основания.

– Потому что судебная система, извините за банальность, насквозь прогнила.

– Значит, прогнила, но не на 100%. Есть еще не пораженные разложением участки. Мы, сидевшие в зале судебных заседаний, наблюдали в течение 15 месяцев, пока шло судебное следствие, что действительно нет ни одного доказательства. В данном случае судья Анжелика Морозова не стала подбирать нечто по аналогии с решениями Трулльского собора, как в деле Pussy Riot, она просто отделила предположения, умозаключения стороны обвинения от достоверных и относимых доказательств. А таких не было. Ни одного. Те, кто в суде не присутствовал, воспринимают приговор как фокус. Но ведь приговор, написанный судьей Морозовой от имени Российской Федерации, подтвержден решением апелляционной инстанции. Три судьи горсуда! И все дураки, все некомпетентны, все подкуплены?

– Михаил, вы в последние годы занимались историей Ленинградской писательской организации, биографией Ольги Берггольц, нашли замечательные документы в архивах. Почему вы так увлеклись этой историей, очень далекой от того, чем занимались прежде? Почему вы написали столько статей, которые вошли сейчас в эту книгу? Почему вы потратили 15 месяцев на судебные заседания, я думаю, не очень увлекательные? Почему вас этот сюжет так увлек?

– Начну с конца. Во-первых, судебные заседания были очень увлекательные, надо было только понимать внутреннюю логику процесса, то, что Станиславский называл "подводным течением". Никакое драматическое действо в подметки не годится суду, где сталкиваются реальные страсти, где есть жесткая логика поведения сторон – это первое. Во-вторых, я начал этим заниматься просто по просьбе главного редактора журнала "Город 812" (в котором я работаю) Сергея Балуева, который предложил мне этим заняться. Это был февраль 2014 года, когда это дело стало громким, Баснер пять дней сидела в тюрьме, потом ее выпустили под домашний арест, тут это дело стало очень громким, и Балуев попросил, чтобы я этим занялся, и я этим занялся.

То есть начало было чисто профессиональное, я сам поначалу даже не обратил внимания на "дело Баснер", с ней знаком не был, знал только про ее искусствоведческое открытие, связанное с передатировкой картин Малевича, который датировал поздние работы ранними датами, создав мистифицированный творческий путь. Баснер это исследовала, это очень тонкий и впечатляющий результат. Про это я знал.

А дальше я увидел, что доказательств виновности Баснер нет, что из анализа того, что уже известно, что говорит сам Васильев, а он позвонил мне по телефону в тот момент, когда я писал самую первую статью (в книге это все описано подробно), видно, что не тянет Баснер на мошенницу, что мошенники так неосмотрительно себя не ведут, что ее поведение слишком алогично для мошенничества в составе ОПГ, что это результат легкомысленного поведения и случайного совпадения событий. Но всем случайностям, любым событиям Васильев и орган следствия стали искусственно и злонамеренно придавать криминальный смысл и демонизировали Елену Баснер. Известно, что "после этого" – не значит "вследствие этого". Но любая случайно возникшая последовательность интерпретировалась следствием как криминально-умышленная. Это было совершенно ясно уже тогда, в феврале 2014 года. Подчеркиваю, что 17 мая 2016 года был вынесен приговор, но уже в начале 2014 года была понятна невиновность. И не только мне. Я не думал писать книгу, я продолжал писать статьи, поскольку тема была громкой, звонкой, журнал хотел эти тексты, и я продолжал этим заниматься. Увлекся драматургией судебного действия.

Я вам еще раз говорю, заседания не были скучными, я узнал для себя массу новых вещей про жизнь Русского музея, про то, как все это устроено в мире музея и в жизни коллекционеров. Огромное количество сотрудников Русского музея было вызвано на допросы в качестве свидетелей обвинения. Кстати, возник парадокс: все свидетели, вызванные государственным обвинением, все давали показания в пользу Баснер, адвокатам Баснер практически не нужно было работать и чего-то их дополнительно спрашивать. Так же, как и не нужно было задавать вопросы Васильеву на его допросе 11 февраля 2015 года, потому что он и так сказал все, что было нужно адвокатам подсудимой. Все это играло в пользу Баснер – это было видно с самого начала. Мы же не идиоты, не нужно заканчивать юридический факультет, чтобы понимать логику, а это все простая логика.

А дальше к ноябрю 2015 года, когда еще полгода оставалось до приговора, стало ясно, что всё, нет доказательств, все свидетели кончились, и дальше пошли смешные дополнительные свидетели. Почти год сидим в суде, а все нет доказательств, нужны еще дополнительные свидетели! Придумала сторона обвинения вторую экспертизу компьютеров. Сделали вторую, потеряли чуть ли не три месяца, ничего не нашли. Свидетели дополнительные – просто ерунда. Я написал, и это вышло в начале ноября 2015 года, за полгода до приговора, что два варианта у суда – или оправдательный приговор, или отправить на доследование, а это такой патовый вариант, ни вашим, ни нашим, спустить дело по-тихому на тормозах. Это было очевидно, это написано, есть доказательства, что я это написал, не потому, что я такой умный, просто это было очевидно.

Вы спрашиваете, почему я этим увлекся? Потому что это материал уникальный. Я уж не говорю о том, что стало совершенно очевидно: надо защищать невиновного человека от травли, от охоты, которую на нее объявили Васильев и его единомышленники. Приятно же совершить нравственный поступок, сделать что-то правильное.

Наконец, всегда хочется не повторять следующей книгой то, что было раньше, а делать совершенно новое, а здесь для меня абсолютно новое. Я стал заниматься изучением и юридических вопросов, и искусствоведческих. Русский музей... Среда перекупщиков, арт-дилеров, страсти, настоящий, классический гадюшник. А любые гадюшники, как вы понимаете, входят в сферу моего профессионального интереса. Русский музей – это идеальный для изучения серпентарий. То есть тут целый комплекс вопросов, действительно, один Тетерятников чего стоит. Это оказалось очень интересное дело. Я понимаю, как это странно и цинично звучит, но действительно, этот судебный процесс оказался лично для меня интересным и познавательным.

Кстати, сторонники Васильева были недовольны моей активностью, например, на форуме сайта artinvestment.ru некий khmelev, судя по текстам – ближайший дружбан Васильева, написал, что я выступаю "сливным бачком мафии", некий Аркадий заявил: "Зарядили журналиста, человек отрабатывает..." То есть эта дилерская шпана пыталась меня подтравливать, не понимая, что я устроен иначе и только подзаряжаюсь негативной энергией, которую они выделяют.

– Но самое печальное в этой истории, что огромное количество картин, которые мы воспринимаем как подлинники, подделаны и очень часто экспертиза ошибается. На выставках русского авангарда в Турку или в Мантуе, как говорила Елена Баснер, все работы были поддельные. Что с этим делать?

– Что с этим делать? Развивать методы технологических исследований, то есть химических и прочих анализов. К слову сказать, Баснер действительно знаменита именно тем, что она картинки целыми стенками снимала и отменяла. В этом-то и состоит парадокс. Как потерпевший ни пытался доказать, что она ошибалась регулярно, примерно на 6 тысяч ее устных и письменных заключений он наскреб две, в лучшем случае три ошибки. Это фантастически хороший процент. Поэтому путем этих нечеловеческих усилий по сбору компромата на Баснер потерпевший, прежде всего, показал уникальность ее как исследователя, уникальность как эксперта, уникальность ее глаза. Она этим-то и знаменита!

Но бывают случаи, да, действительно, подделка уникальная, хорошая. Васильев тоже не с Луны упал, не с улицы зашел. Как он сказал мне в интервью, и это соответствует действительности, он коллекционер с 40-летним стажем. И не заметил, что купил подделку. Потом подделка попала на выставку Курниковой, она тоже этим занимается, ни у кого не возникло подозрений, что это подделка. Фталоцианины глазом не определить, поэтому, безусловно, нужно перестать паясничать, заявлять, что "сам себе эксперт", а стараться делать эти самые технологические экспертизы, химию, без этого уже никак. При этом, конечно, поддельщики тоже не дураки, они найдут и старый картон, старую бумагу, старые краски либо не будут использовать пигменты датообразующие, свидетельствующие о более поздних годах. Если уж совсем никакими средствами не отделить подделку от подлинника, то в принципе тогда да, как критерий Тьюринга, машину от человека будет не отличить, и тут уже все сольется.

– Какова судьба картины Григорьева "В ресторане", которую Елена Баснер сочла, посмотрев, великолепным Григорьевым? Ее вернули Васильеву или уничтожили в подвалах Следственного комитета?

– Ничего не уничтожили, боже упаси. Сейчас не 37 год, такие страсти говорите. Та картина, которую купил Васильев, продолжает оставаться его собственностью. Теперь, после вступления приговора в законную силу, то есть рассмотрения в апелляционной инстанции, она будет возвращена по приговору владельцу, то есть Васильеву. Не думаю, что он ее будет продавать, это уже такая знаменитая вещь, она обладает определенной стоимостью. Это его собственность. Стоит, я думаю, тысяч тридцать. Рублей.

– В интервью Радио Свобода Елена Баснер сказала, что больше не хочет заниматься экспертизой произведений искусства.

– Да, она не хочет этим заниматься. Она устала, внутри, наверное, что-то сгорело… Между прочим, последствия этого суда для Васильева еще тяжелее – в психологическом смысле. Это видно издали. Когда Баснер вышла из здания районного суда 17 мая, то на нее накинулись журналисты, как стая ос, она сказала, что будет жить частной жизнью пенсионера. Они не поняли и написали, что она будет жить честной жизнью пенсионера. На самом деле она жила честной жизнью и до этого обвинения, и сейчас будет жить честной жизнью, но при этом частной. Что касается репутации всех участников, то после суда Васильев стал утверждать, что погублена репутация Елены Баснер. Надо сказать, что это как-то не чувствуется, чтобы ее репутация была погублена, наоборот, в ходе этого судебного следствия стало понятно, что два-три ошибочных заключения – это слишком мало, чтобы вообще говорить об уроне для репутации Баснер как эксперта. Васильев пытался собирать ее ошибки по всему миру. Ряд ошибок он собрал, но там настолько качательные вопросы, тем более владельцы не собираются в суд подавать, что говорить об ошибках Баснер вообще не приходится. Это же все не так просто на самом деле. Сказать можно все что угодно, но как-то надо это доказать. А с этим у Васильева дело плохо.

Вы спрашиваете, что делать? Есть теория вероятностей, любое высказывание прогностическое, в частности заключение по подлинности картины, имеет определенную вероятность. Если подходить математически научно, то мы имеем, допустим, картон с темперой. Вот картон, есть определенная вероятность того, что картон соответствует периоду, когда это мог написать Григорьев, допустим, до 1930 года, он в 1939 умер, мы ставим вероятность, положим, 0,95. Красочный слой, если мы не находим там ничего криминального, то ставим вероятность, допустим, 0,99, и так по всем компонентам, какие только есть. Дальше – подпись, монограмма, оборот и прочее. Дальше все вероятности перемножаются, скажем, 0,95 на 0,99 – это уже 0,94. И вы говорите тому, кто это покупает, или владельцу: вероятность того, что у вас подлинник, 94%. Но 6% за то, что это подделка. Мне сказали, что если будет такая экспертиза, а она действительно научной будет, то она никому не нужна, за нее никто не заплатит деньги.

– Либо сто, либо ноль.

– Вероятность сто – это вероятность состоявшегося события. Либо 100% – это когда купец Третьяков забирал картину прямо из мастерской, положим, Крамского. Или Сурикова. Но там не нужно было делать прогноз. А если к искусствоведу приносят картину с неизвестным провенансом?.. Есть курс теории вероятностей Елены Сергеевны Вентцель, его не обмануть, не подкупить и не обойти. Как закон Ома. 100% – это вероятность состоявшегося события. Вчера шел дождь, вероятность дождя вчера 100%. Будет ли сегодня дождь? 60%. Тест на беременность тоже имеет вероятность, он не на 100% надежный, тест на СПИД, на что угодно. Любой такой тест там, где люди думают головой, а не просто фигачат то, что будет оплачено, имеет определенную вероятность. Пока это не поймут, мы будем иметь конфликты. Если сообщество, дилеры, коллекционеры, нуждается в экспертизах, потому что у них не покупают ничего без экспертиз, поэтому они ненавидят искусствоведов, подозревая их в подтасовках, то, конечно же, если они не примут нормальный научный подход, то все так и будет длиться дальше, все будут подозревать в силу сложившейся мифологии, основанной, конечно, вы правы, на реальных случаях, все будут друг друга подозревать.

А теперь рассмотрим такой случай. Вот эксперт, он дает положительное заключение или отрицательное, в любом случае могут быть недовольные, в любом случае на эксперта будут подавать в суд. И обвинять, исходя из мифологии. Эта деятельность вообще становится невозможной. Поэтому все с таким напряженным вниманием в этой корпорации и следили за исходом этого судебного процесса, поэтому и мой интерес к нему был таким большим. Потому что у нас, конечно, не прецедентное право, как только вы в суде ссылаетесь на какие-то предшествующие случаи, вам судья сразу автоматом выпаливает: у нас не Англия, у нас не прецедентное право. Тем не менее, почти что вся корпорация дилеров, истерически ненавидя Елену Баснер, желая законопатить ее на 10 лет в самые жуткие тюрьмы и лагеря, они все следили за тем, как суд к этому отнесется, потому что такого рода процесс первый. Потому что человек говорит: я ошиблась. И что дальше? Кто виноват? За неумышленную ошибку – а умысел не доказали в суде за 15 месяцев – надо осудить по статье "Мошенничество" с наказанием до 10 лет лишения свободы? Да, была случайная ошибка. И что теперь с Баснер делать? На 10 лет в тюрьму посадить? А ведь такую же случайную ошибку допустил и сам Васильев. Может, его тоже в тюрьму посадить вместе с ней?

Васильев говорит: я сам себе эксперт. Ну прекрасно. Ты ведь так же ошибся. Причем, заметьте, у Баснер эта картина была один день, у Васильева три дня прежде, чем он окончательно расплатился, то есть обозначил факт покупки полностью. Конечно, он смотрел сам, конечно, он приглашал каких-то знакомых, он же не идиот, конечно, он старался сам посмотреть и ничего плохого не нашел. Конечно, он под лупой все это смотрел. Подделка у него дома была, ему не издали ее показывали в течение двух минут. Это, знаете ли, не покупка джинсов у метро, где продают одну левую штанину, красиво упакованную в мешок. Васильев подделку держал в руках, она три дня была у него дома. Да, это исключительная по качеству подделка, как подчеркнул эксперт Александр Косолапов из Эрмитажа, где подделку исследовали.

– Может быть, остались какие-то проценты, что это подлинный Григорьев, просто испорченный реставрацией или что-нибудь такое?

– Нет, стопроцентная подделка по краскам, по картону. Там фталоцианиновые пигменты – это изделие, которое было изготовлено в период, начиная с 1960-х и до 2000-х годов. То есть могло быть изготовлено в 1969-м и могло быть изготовлено в 2008-м.

– Есть у вас версии, как эта картина была изготовлена?

– Нет, конечно. Вы же понимаете, что я далек от этого. Возможно, Васильев прав и где-то есть транснациональная корпорация, мафия, все возможно, но закоротить мафию на Баснер, причем без доказательств, а просто потому, что Васильев так решил, – это безумие и злодейство.