Радио Свобода продолжает серию очерков о россиянах, которые делают жизнь своих соотечественников и своей страны хотя бы немного лучше. Краевед Андрей Бурлаков открыл в Ленинградской области семь музеев. Первый из них – в бывшем имении прадеда Пушкина Абрама Ганнибала – появился после того, как Андрей Бурлаков еще в середине 1980-х фактически захватил здание бывшей ганнибаловской конюшни.

Андрей Бурлаков родился в селе Суйда, в Ленинградской области. Когда-то оно принадлежало Абраму Петровичу Ганнибалу, но совхозу, появившемуся на этом месте в советское время, было не до памяти о прежнем помещике. Церковь, где венчались родители Пушкина, сгорела в 1960-е годы, а могилу арапа запахали под картошку, даром что Ганнибал чуть ли не первым во всей России сумел вырастить этот корнеплод для еды.

От птичьего помета до ложки Ганнибала

Андрей Бурлаков заинтересовался историей еще мальчишкой – под впечатлением от рассказов деда. После школы отправлялся по окрестным деревням с блокнотом – записывать рассказы старух. В 70–80-е годы люди были не слишком разговорчивы, но местному парнишке доверялись – рассказывали даже о том, как видели царскую семью. В школе об увлечении мальчика знали и смотрели на него косо:

– Это было странно, слишком уж я был увлечен, – вспоминает Андрей Бурлаков. – У меня даже расписание было: сегодня в одну деревню иду, завтра в другую. У меня не было в семье никаких работников культуры, зато я застал всех своих прабабушек. Они помнили эпоху XIX века, интересные истории, традиции, причем в роду у меня были не только крестьяне, но и дворяне, и у всех были свои воспоминания, кухонные разговоры, старинные фотографии. В последних классах школы я помчался ко всем своим родственникам – забирать у них фотографии и документы, – я понимал, что я, наверное, единственный, кому это надо. И люди охотно отдавали свои "архивы", сознавая, что лучше так, чем потом это будет вообще никому не нужно.

Во время службы в армии Андрей Бурлаков узнал из газет, что в Гатчине после реставрации, наконец, открывается дворец. Для него это было долгожданное событие, и он сразу написал директору гатчинского музея-заповедника, что хочет там работать. Директор ответил уклончиво – мол, работа малооплачиваемая и не престижная, лучше идите учиться. Но, вернувшись из армии, Бурлаков возник на пороге Гатчинского дворца. Ему предложили ставку рабочего, и он не отказался: выгребал и увозил на лошади мусор, оставшийся после завода, который много лет находился во дворце, счищал с карнизов залежи птичьего помета, а в каждую свободную минуту бегал на экскурсии и на задушевные беседы с пожилыми смотрительницами. Параллельно Андрей Бурлаков учился в институте Культуры имени Крупской и не оставлял мечту о музее в родной Суйде.

– Я узнал, что там есть так называемый Дом культуры, сельский клуб – в бывшей конюшне Ганнибала. Я подумал – о, это то, что надо, я там смогу и музейчик открыть, и краеведческую деятельность развернуть – главное зацепиться. Я приехал в Гатчину в отдел культуры и рассказал, что мечтаю о музее в имении Ганнибала, что там есть Дом культуры. Там тогда был очень хороший человек, и он сказал – да, ведь это шанс. Так я пришел работать в клуб. Да, ставка маленькая, но главное – зацепиться, я учусь, все совпадает.

Краеведческую работу 20-летний завклубом развернул сразу, собрал мощный молодежный актив, благо всех парней знал по школе. О темпе работы можно судить по тому, что Бурлаков пришел в клуб в апреле 1986-го, а уже в июне открывал музей. Тут еще помог пушкинский праздник – первый в Ленинградской области. Ловкий завклубом предложил властям: смотрите, там у нас домик стоит, изба нарядная, как раз для музея подходит.

– Тогда в совхозе работала Валентина Ивановна Филиппова – инженером по эстетике и быту, это благоустройство детских площадок, скверов – сейчас таких должностей и близко нет. И вот она привела в порядок этот домик – как будто для меня. На самом деле туда собирались перевести библиотеку – чтобы за ее счет расширить кабинет директора совхоза. И я понял, что домик пора захватывать. В совхозе думали – ну что, мальчишка, откроет он свою экспозицию на один день, праздник пройдет, мы это все уберем. Не тут-то было. Домик мой торжественно открыли, ленточку перерезал правнук поэта – Григорий Григорьевич Пушкин, приехавший из Москвы. А дальше началась борьба. День проходит, а я из домика не ухожу. И туристы поехали – не по одному автобусу, как сейчас, а иногда по восемь в день – в газетах, наверное, прочли, что новый музей открылся на пушкинском кольце. Сейчас я вообще не понимаю, как я там работал, без обеда, без чаепитий: клуб – музей, клуб – музей.

Совхозное начальство давило: ты же занял домик временно – освобождай! Бурлаков не уходил, тогда ему отключили свет. Он не смутился и продолжал работать без света. Посыпались жалобы туристов, и тогда начальники сдались и даже выделили захватчику шесть стульев и палас из совхозной конторы – подавись, только отстань.

С первых дней работы музея начался сбор материалов, походы по деревням за старинными вещами, благоустройство и посадки деревьев в парке, который совхоз до этого по частям вырубал и застраивал. Когда Андрей уезжал в город на учебу, 15–16-летние ребята дежурили в музее вместо него, даже экскурсии проводили, выучив по бумажке нехитрые текстики. И все это бесплатно. Андрей Бурлаков вел мудрую политику: кто в течение недели что-нибудь сделает для музея, в субботу получит право бесплатного входа на дискотеку.

– Помню, как я после работы мчался домой хоть что-то перекусить, а на деревьях и по канавам у меня сидели мальчишки, ждали второго, вечернего захода – идти по деревням, тащить на тачке какой-нибудь сундук или еще что-то. Люди отдавали тогда уникальные вещи, и музей начал быстро расти и пополняться.

И все-таки экспонатов, собранных по деревням, было мало. Музей в усадьбе Ганнибала требовал подлинных вещей, связанных с прославленным семейством. Вскоре Андрей Бурлаков познакомился с известным пушкиноведом Ниной Грановской и с исследовательницей родословной семьи Ганнибалов Анастасией Бессоновой.

– Это были люди старшего поколения, уже пенсионерки, и приняли они меня поначалу, можно сказать, в штыки. Подумаешь, приехал какой-то и говорит – я то хочу, я это хочу, и еще дайте мне адреса потомков Ганнибала. Вторая встреча прошла лучше, а на третий раз мы уже были лучшими друзьями – видимо, они поняли, что я тот самый человек, который должен тут, на этом месте что-то создать. Они дали мне адреса потомков Ганнибала, я начал переписку, поехал в Москву. Общаться было непросто – надо было убедить их, что наш музей достоин того, чтобы дать нам какие-то реликвии. Именно нам, в маленький народный музейчик без охраны, а не в более престижные музеи Москвы, Ленинграда, Пушкинских Гор. Я им писал, сообщал наши новости, прикладывал газетные заметки, и, наконец, одна семья написала мне: ладно, именная ганнибаловская ложка с монограммой будет ваша, ценнейшая вещь, побывавшая на многих выставках. Приезжайте и выкупайте. Понятно, как я обрадовался, но цена меня потрясла – 200 рублей.

Эти деньги Андрей Бурлаков, как завклубом получавший 93 рубля в месяц, накопил из собственной зарплаты. Как и деньги на многие другие экспонаты, а также витрины, мебель, буклеты и вообще все, что требуется для музея. Но все же молодой человек с горящими глазами, приезжавший в Москву из своей далекой Суйды, тронул сердца обладателей мемориальных предметов – со временем кое-что музею стали дарить. Таким образом, собралось около 50 подлинных вещей, принадлежавших людям из рода Ганнибалов и ближайшему окружению Пушкина.

"Фашистский" флаг и новые времена

Андрей Бурлаков занимался не только музеем. Он собирал материалы о репрессированных односельчанах – раскопал истории около 30 пострадавших семей. Приближалось 7 ноября 1987 года, 70-летие Октябрьской революции, – и Андрей Бурлаков решил, что в этот день надо вспомнить погибших, устроить вечер, пригласить выживших или хотя бы их детей и внуков.

Он порылся у себя дома и среди маминых лоскутков нашел три куска материи – синий, белый и красный. Сам втайне сшил российский флаг. Задумка была простая – повесить его на крышу музея, прикрепив черную ленту – в знак скорби по погибшим. Крыша у музейной избушки была очень неудобная, только один паренек согласился туда залезть, глотнув водки, – и прикрепил флаг. Ярости властей, как совхозных, так и партийных, не было предела. Флаг очень долго не могли снять – и палками в него кидали, и веревкой цепляли, и даже стреляли.

– Это ведь был еще Советский Союз, мне могло за это сильно не поздоровиться. Но я знал, что я говорю правду, что все это было – и что об этом надо знать и помнить. Я каждый день рассказывал об этом нашей молодежи, и они все меня прекрасно поняли, поддержали идею вечера памяти. Никто не знал, как выглядит российский флаг, и директор совхоза и парторг закричали, что флаг фашистский. В итоге его сняли, а через месяц вернули мне его – простреленным. Теперь его хоть в музей сдавай.

Несмотря на недовольство властей, триколор над музеем продолжал возникать: на Пушкинский праздник его вешали с белой лентой, на 7 ноября – с черной. Бурлакова вызывали в Гатчинский обком партии, грозили упечь в психушку, в клинику имени Кащенко, а то и в тюрьму, кричали, что он позорит весь район. Но самое интересное приключилось в 1991 году: флаг опять взвился над музеем, кто-то из чиновников кричал: "Повесить его на этом фашистском флаге!", односельчане заступались и кричали, что если Бурлаков вешает этот флаг, значит, так надо, и что они готовы хоть весь район завесить такими флагами.

Это было в июне, а в августе, после путча, трехцветные флаги уже развевались по всей стране и местные власти смотрели на Андрея чуть ли не со страхом: "Ты что, провидец? Ты что, заранее знал, что так обернется?" В результате ему торжественно подарили последний красный флаг советский власти – теперь он тоже дожидается музейной витрины.

С приходом новых властей работа музея продолжилась в прежнем режиме. Черные дни наступили зимой 1993 года. Из-за небольшого количества туристов в Суйде в холодное время Андрей устраивал выставки в районном центре. Пока он был в Гатчине, в его музее прорвало трубы отопления. Горячая вода и пар уничтожили всю фотоэкспозицию, картины, часть мебели и уникальный рояль. По счастливому стечению обстоятельств все самые ценные экспонаты Андрей Бурлаков увез на выставку, посвященную предкам Пушкина. Теперь краевед считает это чудом.

На несколько лет работа в музее прервалась. В это время Андрей ходил по школам с чемоданчиком, где хранились его сокровища – самые ценные предметы из музейной коллекции, и рассказывал о них и о ганнибаловском имении. Шанс возродить музей – не в маленькой избушке, а в сохранившейся части господского дома – появился в 1999 году с приближением пушкинского юбилея. Андрей развил бешеную деятельность, обивал пороги, проводил акции – убеждал, что перед 200-летием Пушкина Суйда просто не имеет права остаться без своего музея. Просил освободить хоть две-три комнаты в совхозной конторе, находившейся в бывшем господском флигеле. Буквально за месяц до юбилея совхоз сдался – видно, гатчинское начальство нажало – и выделил место для музея. Надо было срочно делать отдельный вход, перестилать полы.

– Помню, как в последнюю ночь перед открытием еще сохли полы – я не понимал, как мы сумеем открыться. Понятно, что вопрос о том, кто будет директором, не стоял, меня даже не спрашивали, согласен ли я. Не было ни витрин, ни мебели, но все же открыли музей – уже государственный, приехал губернатор ленточку резать, деятели культуры – Кирилл Лавров, потомки Ганнибалов. Я выставил, в чем мог, свои уникальные экспонаты. И только потом понял, что меня обманули: музей-то открыли, а ставок не дали. А лето идет, туристы поехали, и я опять один на один со своим музеем. Опять – кто стол притащил из дома, кто стул, кто табуретку, вот так рождался этот музей. Правда, тут я был посмелее: действовал, требовал, и в сентябре мне дали ставку, потом другую, и так я пробил 12 ставок, вместе с охранником и работником парка, – настоящий штат.

Испытанный путь самозахвата

Самый любимый музей Андрея Бурлакова – конечно, в Суйде, его первое детище, и открытый вслед за ним музей-усадьба Ганнибалов. А всего он открыл семь музеев. После Суйды самый дорогой его сердцу музей – в Сиверской, он назвал его "Дачная столица", тем самым придумав туристский бренд для всего поселка. Ему предшествовал школьный музей дачного быта, открытый там же в школе-интернате. А после Сиверской были музей в Гатчине, Музей истории учебных заведений, открытый к 200-летию Гатчины, школьный музей в Суйде, музей дачного быта в Прибытково.

Музей "Дачная столица" находится в одной из сиверских старейших дач, в советское время этот дом служил спальным корпусом для школы-интерната. Здание должны были снести, но люди из руководства школы, хорошо относившиеся к Андрею, шепнули ему – смотри, кажется, это твой шанс. Здание пропадало на глазах, его уже начали грабить, а местное начальство ни в какую не соглашалось устроить там музей. И тогда Бурлаков пошел испытанным путем – устроил самозахват старого дома, и через два месяца там уже был открыт музей.

Школа поддержала инициативу и перенесла туда ранее созданный Андреем школьный музей дачного быта, который оставалось только усовершенствовать и расширить. Но местные власти затаили на краеведа злобу – как позже выяснилось, они хотели здание снести и, присоединив к его территории соседний участок парка, застроить все коттеджами.

– От Красной улицы, на которой стоит музей, ничего почти не осталось. Тут была дача Алексея Толстого, дача купца Заикина, где бывал Маяковский, и много других прекрасных домов – они сгорели за последние двадцать лет, теперь ничего нет. Люди ужасаются, когда я показываю им заброшенные усадьбы, особенно страшно выглядит дом в Кобрино, принадлежавший матери Пушкина. А знаменитый замок в Белогорке, принадлежавший дочери купца Елисеева, просто брошен, и его сейчас грабят. Этот дом попал в список ста красивейших зданий в стиле модерн в России. То же самое происходит в Дружноселье, в Тайцах, все мои туристы бывают просто потрясены, спрашивают – а где же ваши власти, районные, областные, почему они бездействуют? И мне ужасно стыдно перед людьми – почему мы все вокруг так безжалостно уничтожаем, не можем защитить, без войны теряем.

– А вы пытались достучаться до властей?

– Конечно! И получили массу ответов – о том, какие они хорошие, как у нас тут все будет. Но мы десятилетиями не можем добиться, чтобы у нас устроили заповедник, чтобы тут хотя бы перестали варварски вырубать леса и строить коттеджи. Оредеж из-за этого умирает, от реки Суйды почти ничего не осталось, потому что ведется политика одного дня – захватить, построить, а там – трава не расти… Раньше хоть как-то помогали, хоть половину суммы иногда подкинут, а теперь даже на письма мои перестали отвечать, раньше такого наплевательского отношения не было. Как будто не понимают – все, что я делаю, работает на имидж нашего района.

Со временем Андрей Бурлаков сильно расширил горизонты своих краеведческих интересов, теперь в их сферу входит не только Суйда, но и другие места вокруг Гатчины, а также в соседних районах – Волосовском, Ломоносовском и Кингисеппском. Сегодня главная забота Андрея – это кладбища.

– Я понял, что описью кладбищ никто никогда по-настоящему не занимался. Считается, что если плита ветхая, можно ее куда-то деть, дорогу ею замостить. Я сейчас спешно езжу по сельским кладбищам наших дальних районов, пытаюсь найти плиты, расчистить, записать, потом найти в архивах – кто же там похоронен. И жителей опрашиваю, кто что помнит. И бывают уникальные открытия – на кладбище в Волосове я обнаружил могилы Врангелей, баронов Корфов, могилы священников, помещиков, великих людей края, героев войны, труда, известных учителей – ведь все это тоже история.

В Гатчине Бурлаков обошел каждую могилу, все переписал и издал книгу "Гатчинский некрополь", тут же выложенную в интернете. Это список всех известных людей, похороненных на местном кладбище. А еще Бурлаков открыл забытое кладбище в Суйде и восстановил картину – кто там покоился – с помощью архивов и церковных книг.

Недавно Андрей Бурлаков затеял серию книг об окрестных дачных деревнях и поселках, первой вышла книга о Карташевке, на подходе книга о Прибыткове. Жители Вырицы просят его открыть музей у них, но он больше не хочет самозахватов – ставит условие: найдите помещение, выбейте штат – тогда будет вам музей.

Музеи, открытые Андреем Бурлаковым, невелики. Но именно они являются островками Атлантиды – дореволюционной России, которую в упор не видят чиновники и богачи за высокими заборами местных коттеджей. Этих заборов очень много в окрестностях Гатчины. Вокруг богатых заборов – тишина, в которой угадывается молчание невидимой охраны и дыхание сторожевых собак. А вокруг бедненьких музеев Бурлакова кипит жизнь – там устраивают фестивали, концерты, туда съезжаются исторические реконструкторы, разыгрывают битвы времен Наполеона, Первой и Второй мировой. Недавно в Сиверской на народные деньги открыли памятник генерал-фельдмаршалу Петру Витгенштейну, у которого здесь были имения. Небогатым сельским жителям удалось собрать три миллиона рублей из любви к истории родного края. А любовь эта сформировалась не без помощи музеев Андрея Бурлакова.