- В сентябре в российских школах прозвучит первый звонок. Это праздник, но для многих и стресс: школа связана со страхом перед оценками, экзаменами, учителями.
- В развитых западных странах система оценок, разделение на предметы, учебники и традиционные закрытые классы постепенно уходят в прошлое.
- В России сейчас прорабатывается модель персонифицированного образования, когда каждый ребенок выбирает определенный модуль даже в рамках класса.
Сергей Медведев: Для миллионов российских школьников будущее наступает 1 сентября, когда открывают свои двери школы. Это большой семейный праздник для миллионов российских семей и для всей страны. Но в то же время это момент большого стресса для детей, особенно для тех, кто идет в первый класс. Ждет ли их жизнь за партой от звонка до звонка, или это будет время открытий и новых мечтаний? Насколько строгим дисциплинарным институтом является школа?
Корреспондент: Школа - самая консервативная и вместе с тем самая реформируемая сфера в мире. Ежегодно 1 сентября дети идут в нее, садятся за парты, учатся. Вместо обычных экзаменов и итоговых работ после 9-го и 11-го классов школьники теперь сдают тесты - ЕГЭ и ОГЭ. Ушло в прошлое и перескакивание через 4-й класс, вновь стала появляться форма, а дневник стал электронным. Изменилось многое, но не сама суть школы в классическом понимании.
Система оценок, разделение на предметы, учебники и традиционные закрытые классы уходят в прошлое. Например, в Финляндии осенью общеобразовательные средние школы переходят на новый учебный план. Детей больше не будут учить в четырех стенах, они не будут больше сидеть "всем классом" на одном месте. Исчезает понятие "важных" предметов: все они теперь играют одинаковую роль. Цель - дать молодежи широкое образование, а не заставлять их зацикливаться на одном предмете. Учителя станут проводниками для каждого ребенка и, применяя новые педагогические приемы, помогут выстроить индивидуальную траекторию обучения.
Школа - самая консервативная и вместе с тем самая реформируемая сфера в мире
Сегодня мир очень быстро меняется, но меняется ли вместе с ним само понятие школы? Так ли необходимы современной школе оценки, экзамены, длинные коридоры и баллы за дисциплину? И чему вообще учит сейчас школа — знаниям или пониманию?
Сергей Медведев: У нас в гостях учителя — Сергей Казарновский, основатель и директор школы "Класс-Центр", и Леонид Кацва, учитель истории в московской школе 1543.
Для меня одна из главных метафор школы — это звонок, некое наследие эпохи модерна, когда жизнь строго регламентирована: фабричный гудок, тюремное "от звонка до звонка", и школьники тоже живут по звонку. Я вспоминаю этот огромный звонок, который висел у нас в школе: по-моему, децибел 70. Для меня это была страшноватая вещь. А у вас в школе есть звонок?
Леонид Кацва: Есть. За то время, что я работаю, он менялся. Был как паровозный гудок, было, что он играл что-то типа "Дорогая моя столица", сейчас еще какая-то мелодия. Выражение "от звонка до звонка" - исходно не тюремное, а фабричное. Когда работаешь 40 лет, привыкаешь.
Сергей Медведев: А кто-то ставит это под сомнение: такую линейность, распорядок времени?
Леонид Кацва: Нет. Наш многолетний директор очень увлекался театром, поэтому у нас звонок ассоциируется скорее со звонком в театре, чем на фабрике. Я не вижу в этом ничего тюремного.
Сергей Медведев: В школе есть две вещи: линейка, которая мерит пространство, и звонок, который мерит время.
Сергей Казарновский: У нас в школе часть предметов уже не имеют звонка, у них другая продолжительность: иногда больше, иногда меньше, чем собственно урок. Мы пытаемся накладывать на сегодняшнюю жизнь свои страшные воспоминания о школе, а нынешние дети воспринимают это совершенно по-другому: есть какой-то сигнал, который зовет их прийти в класс.
Сергей Медведев: Насколько важна в школе форма?
Леонид Кацва: Это более серьезный вопрос. В свое время, в 1991 году мы уничтожили школьную форму, и с тех пор у нас ее нет (дай бог, и не будет). Сейчас разные инстанции требуют, чтобы она была. У нас учатся дети с пятого класса, много старшеклассников. Когда взрослые женщины видят такое же платье, как у них, они друг от друга шарахаются. Почему мы должны заставлять ходить в одинаковой одежде 15-17-летних девчонок? Я уже не буду говорить о качестве школьной формы. Я сам учился, когда у мальчиков была еще серая, мышастая форма, которая на вторую неделю становилась дерюгой. Необходимость введения школьной формы аргументируют тем, что все будут ходить одинаково одетые, никто не будет кичиться друг перед другом, но это бред. Дети кичатся не одеждой: получая свободу, они ходят в школу в дешевых джинсах и футболках. А кичатся они, если кичатся, сотовым телефоном, планшетом и папиной машиной, на которой их привозят в школу, а этого школьной формой не изжить.
Сергей Медведев: Есть что-то, чего нельзя: серьга в носу, какая-то вызывающая прическа?
Леонид Кацва: Я человек консервативный, поэтому некоторые элементы теперешней модной одежды меня страшно раздражают. Мои школьники это знают, хихикают у меня за спиной, а я всегда предупреждаю: в драных штанах я на урок не пускаю. Дресс-кода нет, и иногда я об этом жалею.
Сергей Казарновский: У формы есть несколько функций. Одна функция, например, объединяет, является выражением гордости за то место, которое есть. Другая функция - некоего усреднения, выстраивания в одну линию. На самом деле, на мой взгляд, форма не нужна. С другой стороны, конечно, они хотят быть свободными в одежде. Время от времени на майках школы появляется какой-то логотип, они сами себе это делают, им это круто, но при этом они все разные. Я бы не стал заострять на этом внимание. Если школа может предложить какие-то другие знаки отличия: например, круто играешь на чем-то, сделал потрясающий доклад, и об этом говорит вся школа, — это становится крутым. Я видел много людей, которые могли бы чем-то кичиться, но они ведут себя совершенно нормально.
Сергей Медведев: Есть какая-то регламентация использования телефонов, или это проигранная война? Я как университетский профессор более-менее смирился с этим.
Сергей Казарновский: Если мы умеем использовать телефоны или планшеты на уроке для дела, это прекрасно, ими можно пользоваться. Другое дело, что таких уроков не очень много, и эти вещи могут просто мешать. Но мы давно придумали очень простую вещь: у каждого есть свой шкафчик, и он должен положить туда свой телефон. Каждое 1 сентября ученики и их родители подписывают меморандум о том, что телефон лежит там.
Тут две проблемы. Первая: очень часто родители начинают звонить на уроке, просто мешают. Вторая: дети теряют телефоны, а родителям говорят, что украли. А когда все подписали меморандум о том, что телефон лежит в шкафчике, претензий никаких уже нет. Да и компьютерная игра — это не отдых на перемене.
Сергей Медведев: А если для дела, если погуглить что-то, найти в Википедии?
Сергей Казарновский: Урок спроектирован педагогом, если будет нужно, он скажет: возьмите и найдите что-то. А если без этого можно обойтись, то это начинает просто мешать.
Леонид Кацва: Я не умею пользоваться телефоном на уроке и не предлагаю детям выходить в интернет. У меня бывает так, что дети вместо учебника приносят на урок планшет, читалку или телефон, но, по-моему, это портит глаза (это если говорить о старших). А у младших я стараюсь начинать урок с того, что поднимаю в руке телефон и говорю: а теперь все сделали так же, как я, поставили на беззвучку, а лучше убрали в портфель. У нас нет никаких шкафчиков, дети на переменах, конечно, и играют, и гуглят, и чего только не делают. Причем иногда с гаджетом сидит один, а вокруг него собираются еще пятеро, если не десятеро.
Распоряжение ограничить использование телефонов сделано не от большого ума
То распоряжение ограничить использование телефонов, которое прошло буквально на днях, по-моему, сделано не от большого ума. Если правильно не разрешать пользоваться телефоном на уроке, то неправильно не разрешать пользоваться им на перемене, ибо это личное время ребенка. Кроме того, речь, насколько я знаю, шла о том, чтобы при входе в школу телефоны сдавали не только дети, но и педагоги. Извините, я мальчик взрослый, я сам решу, когда мне пользоваться телефоном, а когда не пользоваться, если это не время урока.
Сергей Казарновский: Я был в одной школе, где просто поставлены глушители, и там все выходят звонить на улицу.
Сергей Медведев: Сейчас есть оценки за поведение?
Сергей Казарновский: Нет. Я иногда вспоминаю прошлую жизнь: там прилежание действительно считалось чуть ли не главным достоинством.
Леонид Кацва: Я помню советский дневник, там было две графы: "поведение" и "прилежание". За прилежание перестали ставить оценки, когда я был еще школьником, а за поведение – в первый год, когда я работал.
Сергей Медведев: Вот способный школьник, но он раздражает своим поведением — это может понизить оценку?
Леонид Кацва: Может. Это зависит от личности учителя. Есть учителя, которые к этому отнесутся толерантно, были бы мозги хороши, учился бы хорошо, а есть такие, которых это будет раздражать до такой степени, что они начнут вить из ребенка канаты и сживать его со света.
Сергей Казарновский: Педагог — это человек, который решил посвятить свою жизнь разговору с детьми. Разговаривать по этому поводу всегда приходится очень много.
Леонид Кацва: Есть еще одно соображение по поводу телефонов, о котором часто пишут коллеги в соцсетях: у того учителя, у которого детям некогда развлекаться по телефону, они и не будут этого делать, потому что заняты делом.
Сергей Медведев: О будущем образования рассуждает главный редактор "Учительской газеты" и учитель Арслан Хасавов.
Арслан Хасавов: Все говорят о том, что мир изменился, а школа нет. Сейчас как раз прорабатывается модель персонифицированного образования, когда каждый ребенок выбирает модуль даже в рамках класса. По каким-то дисциплинам он уходит вперед, где-то он осваивает базу, чтобы каждый ребенок мог индивидуально развиваться в тех направлениях, которые ему близки, которые он понимает лучше и усваивает быстрее. При домашнем обучении это тоже возможно. Мне известны случаи в Москве, когда ребята оканчивают программу 11-ти классов в возрасте 12-14 лет, но это интенсивная работа с репетиторами и достаточно сложная система организации времени ребенка. Это требует постоянного контроля и внимания со стороны родителей и достаточно больших финансовых вложений.
Слияние школ, во всяком случае, в столице произошло достаточно давно и продолжает происходить. Разные школы, которые находились в одном районе, объединяются в рамках одного образовательного комплекса, с единым руководством и с определенными направлениями развития на каждом отдельном участке. А уже эти комплексы включаются в межрайонные советы директоров. Идея заключается, с одной стороны, в том, чтобы более системно управлять, а с другой стороны, дать детям, которые обучаются в этих комплексах, возможность использовать все возможности и своего комплекса, и всего межрайонного совета директоров, для того чтобы все аккумулировалось в одном районе, чтобы для ребенка были открыты все двери.
Современные технологии, Московская электронная школа, такая база сценариев уроков, которые составляют лучшие педагоги страны, подключились к этой программе, и это позволяет по-новому подходить к урокам, по-новому развивать их и пытаться отвечать на вызовы времени.
Леонид Кацва: Безусловно, когда ребенок находится на индивидуальном или домашнем обучении, он может закончить школу гораздо быстрее. Вопрос — зачем? Наверное, есть вундеркинды, которые могут осваивать программу 10-го класса по математике в возрасте 13-14 лет. Но я совершенно не представляю себе 12-летнего ребенка, которому можно адекватно преподать программу старших классов по литературе, истории и обществознанию: это предметы, которые требуют в первую очередь не природной одаренности, а определенного жизненного опыта, некоторой зрелости. У нас были дети, которые перескакивали через класс в силу своей одаренности, и это всегда кончалось нехорошо.
Школа — это не только некая сумма знаний, но и определенная социальная адаптация
Сергей Медведев: Школа — это не только некая сумма знаний, но и определенная социальная адаптация, опыт социализации, жизни в обществе.
Сергей Казарновский: У человека есть определенная эмоциональная жизнь, и какие-то вещи он должен пережить поступательно, научиться пользоваться своим эмоциональным аппаратом. Многие решения в жизни мы принимаем не потому, что дважды два четыре, а потому, что мы так чувствуем. Например, мы же не определяем погоду по радио, мы все равно что-то смотрим. У Ломоносова на воротах первой русской школы было написано четыре столпа образования: "Арифметика. Грамматика. Гимнастика. Стыд". Это нравственная категория, это то, к чему человек должен прийти, созреть и понять. И это связано с возрастом, это нельзя перескочить просто так.
Леонид Кацва: Я представляю себе ребенка, у которого родители обладают организационными и, главное, финансовыми возможностями: он сидит дома с репетиторами, в школу не ходит класса с шестого, и он просто не научится общаться. Это будет Маугли с большими знаниями.
Сергей Казарновский: У нас в школе есть несколько детей с синдромом Даун, и я не знаю, для кого это более важно: для этих детей или для тех, кто рядом с ними. Это очень важно - научиться жить с непохожими на себя.
Леонид Кацва: У меня был мальчик, мы в свое время приняли его в 8-й гуманитарный класс, он писал работу, а я ее не проверял, ставил "три" - и все. Он продержался у нас два года, потом ушел в училище, стал массажистом. Я до сих пор считаю, что его присутствие было исключительно полезно - прежде всего, его одноклассникам.
Сергей Казарновский: Когда родители в первом классе задают мне вопрос: какие у нас будут программы по математике? - я говорю: вы психи. Вы отдаете ребенка на 10-11 лучших лет его жизни, и эта программа еще 10 раз поменяется. Посмотрите на лица педагогов, на то, что происходит в школе, просто походите по ней, подышите этим воздухом: устроит вас это или нет. Это время не просто для того, чтобы получить какие-то знания, забыть и уйти.
Я был удивлен, узнав, что при поступлении в американский вуз надо иметь определенное число наработок по волонтерству. Общество взяло на себя эту функцию - научить людей безвозмездно отдавать свое время для кого-то, чтобы быть ему полезным. А потом придет время, когда это время будут отдавать тебе.
Леонид Кацва: Существует другая проблема. Я работаю в школе, где есть конкурсный отбор. Мы отбираем детей в 5-й класс, потом - в специализированные классы. Мне и школе много раз ставили в упрек то, что мы создаем себе комфортные условия, не хотим работать со всеми. Дело в том, что когда ребенок приходит в школу, для его интеллектуального и эмоционального развития, на мой взгляд, важнее не то, какие у него учителя, а то, какие у него одноклассники и одношкольники. Детям, которые мотивированы на получение знаний, на интеллектуальное развитие, очень полезно учиться среди себе подобных. Если этой среды нет, то и не получится того эффекта, который много раз описывал Евгений Бунимович, рассказывая о том, чем была в его годы 2-я школа. Это создается только соответствующей средой. Другое дело, если при создании такой среды начинают играть роль не интеллектуальные соображения, а соображения, связанные с кошельком родителей: это безобразие, и этого ни в коем случае не должно быть.
Сергей Медведев: Интересен опыт Финляндии, ведь Финляндия для нас - светоч, образец либерального отношения к детям. Они отказываются от оценок.
Леонид Кацва: Финская школа не отказывается ни от оценок, ни от предметного обучения. Может быть, это делается в каких-то отдельных экспериментальных школах.
В сюжете, с которого мы начинали, говорилось, в частности, о том, что школе не нужны ни закрытые классы, ни длинные коридоры, ни парты. Меня совершенно не беспокоит, какой длины коридор, и мне не нужен открытый класс. Это иллюзия, что свобода обстановки в школе зависит от того, открыты или закрыты классы: она зависит от поведения администрации, учителей и контакта педагогического коллектива с детьми. Этот контакт может быть абсолютно казарменным при полностью открытых пространствах и абсолютно демократичным при закрытых. Учитель может быть большим демократом, но при этом довольно жестко ставить оценки, а может не быть демократом и оценок не ставить. Главное — это стиль общения, содержание программ.
Сергей Медведев: Действительно, школьные годы — это лучшие годы в жизни человека, и нужно сделать все возможное, чтобы они были качественными, чтобы не было какой-то обязаловки, когда человек встает по будильнику, живет по звонку, учится из-под палки. Будем надеяться, что все те новые тенденции, о которых мы говорили, разовьются и школа будет адекватна вызовам XXI века.
