Маленькая деревня Рай в окрестностях Смоленска получила свое название от усадьбы помещика Александра Вонлярлярского, которая находилась здесь в 19-м веке. От усадьбы, в полуразрушенном состоянии, сохранились церковь – храм Казанской Божьей Матери – и колокольня. Последние годы деревня, раскинувшаяся у Райского озера, растет. Теперь здесь есть церковная община во главе со священником отцом Алексием – бывшим военным, прошедшим Афганистан и Анголу. Предпринимательница Надежда Кудашова, владелица книжного магазина в Смоленске, дала обет и пытается восстанавливать храм. В деревне много дачников из Смоленска, но егерь Алексей Филиппов, родившийся в Раю, занимается здесь сельским хозяйством и мечтает стать фермером.

Все они, обитатели Рая, в фильме Юлии Вишневецкой и Максима Пахомова.

Храм Казанской Божьей Матери построили в 1814 году, после нашествия Наполеона, а в советское время в нем хранили удобрения, и до сих пор внутри – аммиачный запах, рассказывает Кудашова: "Храм не строится, он даже не восстанавливается, он пока лечится. Его отравили до такой степени, что мы только штукатурку лечебную накладываем. Она впитывает в себя всю эту гадость, мы ее снимаем – раз двадцать уже это делали".

Кудашова говорит, что вложила в реставрацию храма более 60 миллионов рублей: "Церковь мне не дала ни копейки. На Руси храмы всегда строили прихожане, а у церкви откуда деньги? Они бедные".

"У меня книжный магазин в центре города-героя Смоленска. Я с первого дня там директор. Жила, работала, как все советские люди. Раньше при советской власти было "все вокруг колхозное, все вокруг мое". Потом я судилась с администрацией раза три. Просто так мне ничего не достается. Очень сложный бизнес, он не то, что денежный, что сыпется на меня. Были года, безусловно, поуспешнее, я и церковью тогда занималась очень сильно. В этом году я даже нисколько денег на церковь не потратила, потому что просто нет денег, и все".

В храме прямо посреди штукатурки и стройматериалов стоит деревянный иконостас, подсвечники. Службы здесь проходят раз в год, на праздник Казанской Божьей Матери. В остальное время приход собирается рядом, в небольшой деревянной церкви. Ее настоятель, отец Алексий Великопольский, в советское время был военным, воевал в Афганистане и Анголе, но в конце восьмидесятых разочаровался в коммунистических идеалах, уволился из армии и стал священником.

"У меня в роду одни офицеры, один дед полковник, другой подполковник. Бабка вообще ненавидела священников. Она говорила: волосатые попы людей дурят", – вспоминает отец Алексий. Сомнения у него появились, когда он служил в группе контроля при ООН за выводом кубинских войск из Анголы: "В этой группе все, кроме меня, были верующие. Люди серьезные, разведчики. Старший у них был мусульманин из Алжира, намаз совершал пять раз в день. Из Аргентины, из Испании, из Югославии, из Бразилии. Ну а я, когда вернулся, стал уже думать, что-то у меня в голове зашевелилось. А потом мне знакомый прислал книгу самиздатовскую "При свете дня" (историко-литературное исследование писателя Владимира Солоухина о жизни Ленина. – Прим.) – и эта книга меня привела в церковь. У меня все перевернулось".

"В школе выступаешь с пацанами. Пионеры задают вопрос: "Батюшка, расскажи, как ты убивал людей". Объясняю, пытаюсь. Вроде понимают. Одно дело убийства, а другое дело защита. Но самое страшное другое, когда мама приходит и говорит: "Батюшка, знаю, что ты воевал. Мой сын сидит дома, пьет пиво, включает чеченские песни и никуда не ходит. Сходи, поговори. Он вообще никакущий". Я прихожу, он снайпером был. "Батюшка, понимаешь, я закрываю глаза, они все передо мной, все, кого я убил". Как с ним разговаривать? "Кому свечку поставить? Где найти того старца, чтобы это все убрал?" Вот это тяжко.
Молитвенник из меня хреновый, честно говоря, я лентяй. Ты должен отойти от всего, отрешиться от всего мирского, то есть вообще у тебя мозг должен быть чистым. А прет в башку всякая ерунда: надо заправить машину, а еще тормоза подремонтировать, а еще не забыть хлеба купить".

Майор Великопольский крестился, стал помогать по хозяйству в храме, где была его военная часть. И окончательно приобщился к церковной жизни, когда вышел на пенсию – в 34 года. Эта пенсия сейчас его и кормит: "Батюшка служит без зарплаты, – объясняет его жена Надежда. – Священника должен содержать приход, а у нас он маленький, бедный, две-три свечки купят по двадцать рублей, и все. И из этих денег еще за электричество надо платить, за воду и целевые – чтобы бухгалтеры и владыка в епархии получали зарплату. Да еще нам в нагрузку товар дают: иконы, лампадное масло, а он мертвым грузом лежит, никто не покупает. А в епархии на все один ответ: служи больше, служи лучше".

"В других храмах приносят и картошку, и морковку, и свеклу. Ты не носи килограммами, две-три морковки батюшке на неделю хватит, супчик приготовить, еще что-то. У меня пенсия – 9600, совсем маленькая. На Украине я работала, мне написали, чтобы оттуда прислали подтверждение, а я работала у частника, а частники уже все позакрывались. И мне минимальная пенсия пошла, с минималки так и живем. Его пенсия, моя пенсия. Не шикуем, но на хлеб-соль есть, иногда даже с маслом и с рыбой".

Несмотря на трудности, священник не жалуется, окормляет в храме своих бывших коллег военных, охотно читает проповеди молодым курсантам и в целом считает, что российское государство и РПЦ идет по верному пути: "Нас (Россию) все ненавидят за то, что мы никого не завоевывали, к нам сами все присоединяются и все конфессии у нас живут в мире и согласии".

Рай притягивает жителей Смоленска, деревня застраивается, берег озера постепенно обрастает коттеджами, появился гостинично-ресторанный комплекс. Деревенских жителей старого поколения осталось совсем мало. Охотовед и егерь Алексей Филиппов – один из немногих, кто родился в деревне и пытается заниматься сельским хозяйством. У него большой коровник, куры, пасека – но только на придомовом участке.

"Мечта идиота – быть фермером, – говорит Филиппов. – Я очень люблю животных, хотел разводить коров герефордской породы на продажу. У меня техника есть, свой трактор, плуги, косилки, грабли. Я даже бизнес-план составил, мне девочки в банке помогли, когда я хотел кредит взять. Но потом они спросили: "А есть у вас земля?" А у меня в данный момент 5,5 гектаров моей собственной земли, не считая 40 соток, на которых стоит дом. Но это мало. Даже если я возьму 7 голов для откорма мясного направления, это мало, нужна земля, чтобы их выпасать, заготовить сено, чтобы посеять зерно, чтобы убрать. А земли нет".

Филиппов старается жить так, чтобы как можно меньше зависеть от помощи государства: "Я и дом сам рубил, и продукты у нас со своего огорода, у меня жена даже научилась обращаться с пчелами – если рой улетает, она его ловит, это наш доход. В школу только детей приходится возить – к нам сюда маршрутки не ходят, без своей машины здесь сложно. А если нужно к доктору, у нас половина улицы в соседних коттеджах – врачи". В разговоре Филиппов и его жена вспоминают, как раскулачивали зажиточных крестьян в советское время: "У меня в роду кулаков не было, я первый. А у жены были – у ее деда все отобрали. Страх раскулачивания – он будет всегда. Поэтому не надо нам чужого – и не трогайте наше".

"Деревня спивается, спилась уже, тут местных нет моего возраста, моих одноклассников сколько ушло. Завидовали почему-то. Я говорил: "Я не пил, не пью, я стараюсь. Построил дом, семья, есть куда приехать, семью привезти. Кто вам не давал? У вас все было". Я же их не обворовывал, деньги не отбирал, я сам для своей семьи. Все, что у меня есть, я сам работал, сам зарабатывал".

Филиппов верит в будущее деревни: "Рай двести лет простоял – и ещё простоит столько же".