- Минюст разъяснил, что нельзя писать и говорить о российской армии.
- В Госдуме состоялось первое заседание специальной Группы по расследованию антироссийской деятельности в сфере культуры.
Видеоверсия программы
ФЕЙК ИЛИ ДИСКРЕДИТАЦИЯ?
Шестой месяц продолжается война России с Украиной, которую власти приказывают называть "специальной операцией". А на днях исполнилось пять месяцев статьям о распространении ложной информации и дискредитации армии, которые депутаты спешно добавили в Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях в начале марта, чтобы, как они поясняли, защитить российскую армию в информационной войне. С тех пор тысячи людей по всей стране оштрафованы по этим статьям, десятки привлечены к уголовной ответственности, и часто под самыми неожиданными предлогами. И вот в начале августа стало известно, что Минюст России подготовил методички для следователей, судей и экспертов о том, что следует считать дискредитацией, а что – фейками о российской армии.
На видеосвязи с нами – юрист независимого правозащитного проекта "ОВД-Инфо" Дарья Короленко и старший партнер правозащитного проекта "Сетевые свободы", адвокат Станислав Селезнев, благодаря которому журналисты и узнали о существовании тех самых методичек Минюста.
Станислав, сильно ли помогут эти методички? Можно ли рассчитывать, что теперь людей перестанут наказывать за "неправильную" одежду, наклейки "Миру – мир!" на автомобилях или за воспроизведение с балкона военных песен Владимира Высоцкого?
Станислав Селезнев: Эти методички ни в коем случае не являются "серебряной пулей", которая внезапно прекратит преследование за выражение мнения. Напротив, в них Минюст впервые обозначил понятие "дискредитация", которое так много пытались определить сотрудники полиции, судов, других органов. И само определение не вполне позитивно с точки зрения выражения мнения, поскольку любую негативную оценку внешней политики РФ с участием каких-то государственных служащих, в том числе и солдат, Минюст предложил все-таки считать дискредитацией.
Марьяна Торочешникова: Вот сейчас за надпись "Нет войне!" или "Миру – мир!" привлекут по статье о дискредитации Вооруженных сил?
Эти методички не являются "серебряной пулей", которая внезапно прекратит преследование за выражение мнения
Станислав Селезнев: С точки зрения Минюста, необходимо разделить критическую оценку факта применения российских военных. К примеру: "мы против применения российской армии", или "мы против войны" – в этом случае Минюст не видит состава правонарушения и преступления. Более того, Минюст специально указывает, что сама по себе фраза "Нет войне!" как критика самого факта военных действий не может приводить к преследованию по статье о дискредитации. В то же время критика целей применения российских военнослужащих, чиновников и так далее может приводить к преследованию, то есть любое критическое отношение к внешней политике РФ Минюст фактически приравнивает к дискредитации властей России.
Марьяна Торочешникова: А как отличить дискредитацию от заведомо ложной информации?
Станислав Селезнев: Минюст предписывает оценивать высказывание на предмет того, идет ли речь о негативной оценке самого факта использования Вооруженных сил, и в этом случае никакого состава правонарушения не видит. А вот в негативной оценке целей использования ВС или чиновников РФ за границей он видит состав правонарушения – это дискредитация (либо в негативной оценке обстоятельств применения ВС). Если обстоятельства не соответствуют фактическим событиям, с точки зрения российских чиновников, тут Минюст видит состав преступления, предусмотренного статьей 207.3 УК РФ.
Марьяна Торочешникова: До 15 лет лишения свободы. И, насколько я понимаю, всё, что не совпадает с официальными заявлениями Минобороны или кого-то из правительства, уже заведомо может подпадать под определение фейков об армии.
Станислав Селезнев: Изучение материалов уголовных дел показывает, что критерием достоверности следователи и суды считают в первую очередь информацию, полученную из Министерства обороны РФ. Фактически письмо генерала, заместителя министра обороны, который, возможно, даже ни разу не был в Украине, судьи и следователи считают достоверным фактом, без исследования показаний очевидцев событий, солдат, находившихся на месте, и их командиров.
Марьяна Торочешникова: Считается, что Минюст подготовил эти методички в середине июня и начал рассылать их в регионы. Дарья, с тех пор успели ли вы заметить какие-то изменения в правоприменительной практике?
Дарья Короленко: Нет. Мы практически каждый день фиксируем задержания за плакаты "Нет войне!". И российские суды, как и следователи, все еще считают, что это "дискредитация армии", хотя это не должно считаться таковой. Если же мы говорим о фейках, то в методичке упоминается "заведомая ложность" и то, что должно быть утверждение фактов. Но пока ни в одном из уголовных дел, которые мы изучили, суд не доказывает то, что человек знал, что эта информация ложная, они просто говорят: человек распространил заведомо ложную информацию. Все доказывается исключительно ссылкой на Министерство обороны или другие официальные источники. В делах по дискредитации видели даже ссылку на Первый канал, например.
Мы практически каждый день фиксируем задержания за плакаты "Нет войне!"
Когда эти статьи появились, шли достаточно массовые протесты, поэтому есть большая категория дел, где статью о дискредитации армии применили к людям, которые просто участвовали в антивоенном митинге. Потом практика немножко переключилась в сторону постов в соцсетях, и сейчас, кажется, посты и одиночные пикеты составляют основную часть дел по дискредитации.
Еще "дискредитацию армии" вменяют за уничтожение патриотики: например, кто-то сорвал наклейку с буквой "Z" со стекла автобуса. В этой категории мы наблюдали большой рост числа доносов, по судебным решениям нашли уже больше ста доносов. Человек на кассе в магазине сказал "Нет войне!" – и его обвинили в дискредитации российской армии. Высказывания, надписи и листовки тоже сейчас составляют достаточно большую часть судебной практики. Число решений по дискредитации уже близко к 3,5 тысячам. Если посмотреть, за какие высказывания и посты в соцсетях людей обвиняют в дискредитации армии, то покажется, что мы живем в стране дураков.
Марьяна Торочешникова: Тут речь об административной ответственности, а сколько человек привлечено к уголовной? Я знаю, что четырех человек уже приговорили за распространение фейков, включая и муниципального депутата Горинова в Москве.
Дарья Короленко: По статье 207.3 о фейках сейчас уже 7 уголовных дел, но фигурантов меньше, потому что на некоторых людей заводят по несколько дел. Например, на Изабеллу Евлоеву завели уже три уголовных дела по статье о фейках за телеграм-посты. По статье за повторную дискредитацию армии уже десять дел.
Станислав Селезнев: Министерство юстиции РФ в своих методичках ограничивает критику позиции властей в отношении внешней политики.
Марьяна Торочешникова: То есть свободу слова. Фактически нарушает 29-ю статью Конституции РФ.
ГРАД ПРОТИВ ЛИБЕРАЛОВ
С полок книжных магазинов в последние месяцы пропадают произведения авторов, выступающих против войны в Украине
На днях Генеральная прокуратура России признала нежелательной, то есть фактически запретила под угрозой уголовной ответственности деятельность британской неправительственной организации Calvert 22 Foundation. Фонд занимался продвижением современного искусства и культуры России, Восточной Европы и Центральной Азии – организовывал выставки и образовательные программы. Ранее, в конце июня, в России сменили руководство в "Гоголь-центре" и еще нескольких театрах Москвы. А с полок книжных магазинов в последние месяцы пропадают произведения авторов, выступающих против войны в Украине: например, Бориса Акунина и Дмитрия Глуховского. Но точечных зачисток, судя по всему, оказалось недостаточно. 3 августа в Госдуме состоялось первое заседание специальной Группы по расследованию антироссийской деятельности в сфере культуры (ГРАД).
С нами публицист Андрей Архангельский и композитор Сергей Невский.
Сергей, как вам идея "Справедливой России", которая намеревается "противодействовать прозападному влиянию в сфере культуры, устанавливать барьеры для агентов иностранного вмешательства и замещать "пятую колонну" в культуре", как я понимаю, российской?
Сергей Невский: Не думаю, что эта идея будет иметь последствия, потому что Госдума – не тот орган, который в России что-то решает. И понятно, что за этим стоит инициатива конкретных деятелей культуры – это Захар Прилепин и Алексей Беляев-Гинтовт. Но есть совершенно другие методы управления культурой в России, которые исходят из других источников, прежде всего, из администрации президента. И состоят они не в составлении "черных" списков, как это предлагает сделать Захар Прилепин, а скорее в попытке подкупить деятелей искусства или интегрировать их в процессы строительства государства. Нужно смотреть не на Госдуму, а на мероприятия в ходе "Российской креативной недели", которую делает Кириенко в Парке культуры, на людей и спикеров, которые там участвуют. Это Константин Богомолов, например. Так мы понимаем, кто, собственно, интегрирован, кто взаимодействует с нынешней властью.
Госдума – не тот орган, который в России что-то решает
Я немножко посмотрел заседание Группы по расследованию антироссийской деятельности. Их название – калька с американской Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, где в 50-е годы прославился сенатор Джозеф Маккарти. Вид этих людей и то, как они говорят, указывает, что это не совсем те люди, которые принимают решения. Немножко озабоченные пенсионеры из ЖЭКа, недовольные своей собственной ситуацией, они хотят больше привилегий, большего влияния на события. Это амбиции недовольных жизнью художников, а не какие-то законотворческие инициативы.
Марьяна Торочешникова: А были ли в современной России времена полной свободы творчества?
Сергей Невский: Я бы назвал время между 1988-м и, наверное, 96-м годом. Но дело ведь не в свободе, а в этических установках. Перестройка Горбачева исходила, с одной стороны, из анализа прошлого, а с другой стороны, из исторического оптимизма. В 90-е годы анализ прошлого, анализ преступлений сталинизма был задвинут на задний план, и возник релятивизм, из которого вышли люди вроде Захара Прилепина, который сначала тоже был достаточно критичен по отношению к путинскому режиму. Из морального релятивизма вырос нынешний русский фашизм.
Марьяна Торочешникова: А в какое время начала захлопываться эта форточка?
Сергей Невский: Для нас она захлопнулась после 2012 года. В "нулевые" годы власть пыталась взаимодействовать с деятелями искусства, подкармливать их, инвестировать в новые формы искусства. Фестиваль "Территория" сначала происходил при поддержке администрации президента, и там были представлены очень новаторские и социально-критические истории. Но когда власти увидели, что художники, с которыми они пытались взаимодействовать, пошли на баррикады, они сменили политику. Сначала пригласили Мединского в виде министра культуры, который пытался исключить всех, кто был против, а после отставки Мединского политика сменилась – опять попытка подкупить, вернуть взаимодействие с властями.
Власть все-таки не такая тупая, как Захар Прилепин. Любая власть, даже самая тоталитарная, пытается украшать себя некими крупными независимыми фигурами, а не только теми, кто им служит. Любых более-менее протестных художников прежде всего закидывали деньгами. Посмотрите, кто получил, например, "Московскую Арт Премию" – проект, за которым стоит бывший политический руководитель "Единой России" Иван Демидов или председатель по связям с общественностью из администрации президента Сергей Новиков. Ее получили довольно оппозиционные деятели искусства, некоторые из которых сейчас в эмиграции: Дмитрий Данилов, Анна Абалихина и другие уважаемые люди.
Из морального релятивизма вырос нынешний русский фашизм
Понятно, что ситуация войны все изменила: все радикализировалось. И когда я вижу состав спикеров "Российской креативной недели" (проект администрации президента), даже сейчас все-таки видна попытка некоего баланса – темы, которые затрагивают властные фестивали и конференции, далеки от политики: это разговор о стрит-арте, об NFT, о каких-то нейтральных вещах. И это показывает, что российская власть – достаточно рафинированная, это не совсем идиоты, и надо относиться к ним серьезно.
Марьяна Торочешникова: Помимо 29-й статьи, которая запрещает цензуру и гарантирует свободу мысли и слова, в российской Конституции есть еще статья 44, гарантирующая "свободу литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества". Андрей, почему люди, которые называют себя патриотами, с легкостью забывают об основном законе государства и пытаются искоренить из культуры все, что не поддерживает действующие власти?
Андрей Архангельский: Группа, которую мы наблюдали, – это радикальное крыло, своеобразные "троцкисты". Они предлагают слишком радикальные решения, даже с точки зрения власти. Но не будем забывать: то, что казалось нам слишком радикальным, тот ужас, который сейчас происходит в Украине, это как раз идея, рожденная в этой среде, так что не стоит недооценивать ее радикализм.
Из этого заседания мы можем сделать вывод, что основных проблем две. Никакой массовой поддержки этой "спецоперации", которую мы называем чудовищной войной, в культурной среде нет. Известные люди либо выступают против, либо отмалчиваются. А вторая проблема – на пятый месяц этой "спецоперации" они поняли, что в России сложились довольно убежденные, довольно активные среды в сфере образования и культуры. То есть, по большому счету, общественное мнение сложилось в этих интеллигентских, творческих средах, где довольно много людей с либеральными или, скажем, пацифистскими взглядами. И вот со средой они не могут ничего сделать. Для них это проблема: они понимают, что простым исключением каких-нибудь книг или журналов дело не решить, и хотят подобрать ключик к среде, к воспитанию, найти "архимедов рычаг": что же делать, чтобы была активность?
Они там много раз ссылаются на опыт советской власти и сталинизма, а это попросту принуждение. Тут речь не о подкупе, а о том, что за тобой могут в любой момент прийти. Они говорят практически открытым текстом, что надо попросту вернуться к сталинскому госзаказу, выкорчевывать врага. Они хотят по-сталински решить дело с культурой, чтобы одни прославляли "спецоперацию", а другие молчали в страхе.
Никакой массовой поддержки этой "спецоперации", которую мы называем чудовищной войной, в культурной среде нет
Марьяна Торочешникова: К чему могут привести попытки цензурировать творчество, подстроить всех под одну модель? Начнут ли делить художников на "правильных" и "неправильных"?
Сергей Невский: "Черные" списки уже есть. В самом начале войны запретили спектакли с актрисой Юлией Ауг. Есть "черный" список рок-групп и исполнителей. Я с вами разговариваю из Берлина, где сейчас находится практически весь цвет российской театральной режиссуры: театр уехал – это была реакция на войну. Происходит цензура: уничтожение ЦИМа, закрытие "Гоголь-центра".
Марьяна Торочешникова: Насколько сейчас чиновничество или общество, взвинченные пропагандой, готовы к тому, чтобы всерьез заняться культурой?
Сергей Невский: Уже занялись: цензура в современном искусстве существует очень давно, начиная с разгона в 2003 году выставки "Осторожно, религия!". При этом позиция – тут "либерасты", а там патриоты – все равно не отражает сложности ситуации. Конечно, полифоничность российской политической и культурной жизни схлопнулась после 24 февраля, жизнь стала более единообразной, но вы посмотрите на нынешнюю Москву – это не картины военизированного, единого тоталитарного общества, а картины, которые хотя бы имитируют некое разнообразие, плюрализм мирной жизни. И, я думаю, власть будет с этим бороться.
Марьяна Торочешникова: Повторяется ситуация чеченских войн, когда в двух с половиной часах лета от Москвы шли страшные бои, а в Центральной России все было в порядке, все гуляли.
Сергей Невский: Но чеченские войны не выдавили из страны творческую интеллигенцию, а здесь все-таки случилась огромная волна эмиграции, которую можно считать побочной целью. Я все-таки склоняюсь к мысли, что на месте Украины могло быть все что угодно: речь идет о некоем замыкании, отделении России от остального мира, вытеснении думающей интеллигенции за границу.
Марьяна Торочешникова: Можно ли сейчас, с нынешним уровнем развития интернета и самих граждан России замкнуть страну?
На одном этом творческом "СМЕРШе" не выедешь: нужны творцы, талантливые люди
Сергей Невский: Пока нет. Но, с другой стороны, достигнуто шаткое равновесие, при котором нет явных протестов. При этом власть делает все, что хочет, и все-таки ее опорой является не Прилепин, а более продвинутые интеллектуалы вроде Богомолова. Эти люди достаточно циничны, умны, они создают некий оригинальный продукт, но при этом они как бы лояльны.
Марьяна Торочешникова: Андрей, в одной из недавних колонок вы писали, что много российские депутаты и чиновники критикуют коллективный Запад за отмену русской культуры, хотя, по большому счету, собственную культуру отменяет сама Россия. К чему приведут дальнейшие шаги в этом направлении?
Андрей Архангельский: Состоялся отъезд интеллигенции. Казалось бы, такая работа проведена, столько пропаганды, столько уже выкорчевано, и вся интеллигенция уехала, а все равно в этой образованной, интеллигентной, творческой среде стыдно...
Марьяна Торочешникова: Стыдно топить за войну.
Андрей Архангельский: Совершенно верно. И их нынешние стенания в какой-то степени подсознательно говорят о том, что они растеряны, чувствуют, что у них нет творческих активов, не осталось творческих мускулов, чтобы создавать вообще что-либо. Государство будет осторожничать с оставшимися, потому что, в отличие от заседавших господ, хорошо понимает, что на одном этом творческом "СМЕРШе" не выедешь: нужны творцы, талантливые люди.
