Радио Свобода открывает цикл "Развилки" – серию публикаций о переломных моментах российской истории, когда она могла пойти совсем другим путем. Какими были исторические альтернативы и почему они остались нереализованными? В качестве первой исторической "развилки" речь пойдет о "затее" 1730 года – попытке ограничить единовластие императрицы Анны Иоанновны.
Ночь 14 февраля 1730 года жителям Москвы надолго запомнилась: к полуночи северное сияние закрыло кровавыми столбами света все небо, несколько часов над горизонтом горел яркий огненный шар. Позже москвичи поговаривали, что им явлено было недоброе предзнаменование к въезду в столицу и началу царствования императрицы Анны Иоанновны, с его многочисленными опалами и нередкими казнями, пришедшими в Россию после нескольких недель невиданной в ней доселе политической свободы. А все могло быть иначе…
"Воли себе прибавить!"
19 января 1730 года дворяне и купцы, съехавшиеся в Москву, куда уже как полтора года из Петербурга вновь переместилась фактическая столица России, ждали свадьбы императора Петра II, обрученного с Екатериной Долгоруковой. Но день оказался траурным. В первом часу ночи 19 января молодой царь, внук Петра I, умер от оспы 14 лет от роду. С ним пресеклась мужская линия дома Романовых. Наследник не был назначен. Князья Долгоруковы пытались сопротивляться руке судьбы, хотели получить от больного, лежавшего без памяти Петра Алексеевича завещание в пользу царской невесты, а потом даже пытались сами такой документ изготовить. Эта подделка была сразу отвергнута другими влиятельными персонами во власти, а позже принесла Долгоруковым страшные беды.
В России начался период междуцарствия. По случаю кончины императора в Лефортовском дворце ночью 19 января немедленно собрался правящий Верховный тайный совет. В него входили главные сановники империи: канцлер Гавриил Иванович Головкин, князь Дмитрий Михайлович Голицын, князья Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы. Приглашены были сибирский губернатор Михаил Владимирович Долгоруков, фельдмаршалы Василий Владимирович Долгоруков и Михаил Михайлович Голицын. Хитроумный вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, говоря, что он иностранный подданный, хоть и член Совета, уклонился от участия в заседании, сообщив, что подчинится большинству.
Кандидатуру Екатерины Долгоруковой сразу отвергли. Инициативу же проявил старший по возрасту князь Дмитрий Голицын, предложивший обратиться к женской линии дома Романовых, а в качестве кандидата на престол выбрать среднюю дочь царя Ивана V (старшего брата и недолгого соправителя Петра I), 37-летнюю Анну, герцогиню Курляндскую. При этом, правда, вопреки завещанию Екатерины I обходилось прямое потомство Петра I – его 20-летняя дочь Елизавета и ее племянник, сын ее сестры Анны, двухлетний наследник Голштинского герцогства, будущий Петр III.
Князь Голицын сказал об Анне Иоанновне: "Она – умная женщина с тяжелым характером, но в Курляндии нет на нее неудовольствий". Герцогиня Анна 19 лет в основном жила в Курляндии, не имела явной опоры в России и казалась принимавшим решение вполне управляемой и не склонной к деспотизму. Фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков высказался за Анну, как и все остальные, опираясь на свои представления о якобы добром нраве герцогини, вспоминал ее истинно русское происхождение, намекая на низкое происхождение второй жены Петра I и ее дочери. Большинство собравшихся предложение поддержало. Возражал лишь Алексей Григорьевич Долгоруков. Свой выбор примерно в 4 утра 19 января члены Совета ознаменовали возгласом "Виват Императрице Анне Иоанновне!", о коем потом, думается, многие пожалели. К выкрикам присоединился, ворвавшись в залу, и ловкий Остерман.
Она – умная женщина с тяжелым характером, но в Курляндии нет на нее неудовольствий
На том могли бы и остановиться, но князь Дмитрий Голицын выступил еще с одной, уже неожиданной инициативой – призвать Анну на трон, но предложить ей новые условия царствования: "Надобно себе полегчить!" Видимо, Голицын не хотел повторения опыта петровского времени с его неожиданными опалами, когда самодержавный властелин за секунды гнева превращал самых высокопоставленных вельмож в ничтожество. Тому все участники заседания Совета были свидетелями. Голицын хотел "верховную власть ограничить полезными законами". Канцлер Головкин спросил: "Как это?" И получил ясный ответ Голицына: "Воли себе прибавить!"
Момент для опытного политика настал выгодный: выбрали слабого, как казалось, кандидата в правители, ограничим его полномочия. Суть предложенных Голицыным "кондиций" (условий) была в том, что царская власть переставала быть самодержавной. Были, правда, в затее сомнения у Василия Долгорукова: "Хоть и зачнем, да не удержим?" – "Право, удержим. Будь воля ваша, только надобно, написав, послать к ее величеству пункты!" – ответил Голицын, предложив выработать условия принятия престола.
Имел ли Верховный тайный совет полномочия для выработки кондиций? На этот вопрос можно ответить утвердительно: в своем завещании Екатерина I предоставила Совету на период малолетства Петра II "полную власть, равную государской".
Верховники вышли с заседания и сообщили о выборе Советом Анны съехавшимся в Лефортово генералам и сановникам. Возражений не было. Нескольким из встреченных вельмож, в частности Ягужинскому и Дмитриеву-Мамонову, Голицын вкратце сообщил и о намерении ограничить власть новой государыни. Но к дальнейшей работе он их не привлек. Возможно, нежелание сразу расширить круг своих сторонников было его главной ошибкой. Особенно в ситуации, когда его проект лишь негромко поддержали лишь два фельдмаршала, а иные присутствующие в заседании Совета политики поначалу большого энтузиазма не выражали. Не приглашенный в соавторы, чего он явно желал, влиятельный зять канцлера Головкина, бывший генерал-прокурор Павел Ягужинский затаил личную обиду и начал свою интригу, примкнув к сторонникам неограниченной власти монарха.
На втором заседании здесь же в Лефортове члены Совета подчинились воле Голицына. Он при деятельном участии Василия Лукича Долгорукова, при помощи Головкина и Остермана (доселе и после – сторонников самодержавия!) диктует секретарю предварительный текст кондиций, который должна была одобрить будущая царица Анна.
Императрица "без оного Верховного тайного совета согласия" "не должна была: ни с кем не начинать войны и не заключать мир". Не могла она самостоятельно: жаловать в знатные статские и военные чины выше полковничьих и в придворные чины, вводить новые подати, "употреблять государственные доходы в расходы", жаловать вотчины и деревни. Обещала без согласия Совета "у шляхетства живота и имения, и чести без суда не отымать". Последнее, безусловно, было в интересах всего дворянства, а не только его верхушки. Все они в равной степени были заложниками права Государя всея Руси царить и бесконтрольно распоряжаться жизнью и смертью подданных.
У шляхетства живота и имения, и чести без суда не отымать
20 января в Мастерской палате в Кремле были созваны представители дворянства. Они были ознакомлены с решением Верховного тайного совета призвать Анну на престол. Возражений у шляхетства не было. Видимо, потому, что о проекте кондиций, которые должна была подписать Анна, Голицын участникам этого собрания так и не сообщил.
Но утаить информацию о плане "верховников" не удалось. Документы для отсылки в столицу Курляндии Митаву редактировались. В них появилось новые пункты: обещание не вступать в брак и не избирать наследника престола без воли верховников. Гвардия и армия должны были подчиняться Совету. Давалась и торжественная клятва: "Буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской". Это была реализация идеи договора монарха со своими подданными. Фактически речь шла об ограничении абсолютизма высшей олигархией, с возможной перспективой появления в России своего рода конституционной монархии.
Пока письмо Анне, о решениях принятых якобы всем "народом", подписывалось всеми членами Совета, покуда уговаривали подписать усомнившегося в проекте вице-канцлера Остермана, по Москве пошли слухи о кондициях, информация о плане Голицына отчасти утекла в "дворянский народ". Ограничение власти в пользу узкого состава Совета, как мы увидим, не вызывало восторга у дворян, которым Дмитрий Голицын хотел даровать долю свободы вместо того, чтобы начать с ними диалог и на них опереться.
А курьеры сторонников самовластия поспешили в Курляндию: один от влиятельного архиепископа Феофана Прокоповича, другой от Ягужинского, третий – от графа Левенвольде, опередив официальную делегацию князя Василия Лукича Долгорукова на сутки. 26 января, Анна, принимая посла верховников Василия Долгорукова в Митаве, уже знала об условиях, предлагаемых ей для восшествия на трон. Она решила использовать свой уникальный шанс (потом в Москве все может измениться!) и безо всяких возражений подписала кондиции с припиской: "По сему обещаю все без всякого изъятия содержать". С этим документом генерал Михаил Леонтьев тут же и отправился в Москву, куда и прибыл уже 1 февраля. Теперь кондиции внешне выглядели как инициатива претендентки на престол, которая "нуждается в советах своих подданных".
Борьба проектов
Князь Дмитрий Голицын давно разработал свой проект государственного устройства. Он представил его Совету уже 23 января. Использовался опыт работы правящего Совета Швеции, существовавшего в первой половине XVII века при королеве Кристине. Исполняющий высшую власть Верховный тайный совет был бы расширен до 12 персон, выборный Сенат из 30–36 членов стал бы исполнительной властью, где текущие дела обсуждались перед рассмотрением в Совете. Предлагалось создать и две палаты протопарламента: Низшую палату (камеру) шляхетства из 200 дворян, которая охраняет права сословия, и Палату городских представителей из числа горожан, которая заведует торговыми и промышленными делами. Историки отмечают, что этот план был уязвим, так как не учитывал интересы влиятельного генералитета и духовенства. Но это был ясный план.
Проект Д. М. Голицына был одобрен Советом, его должны были обнародовать 2–3 февраля после возвращения делегата из Митавы с подписанными кондициями. Михаил Михайлович Голицын в беседе со шведским послом грезил, что теперь-то не будет произвольных казней, ссылок и конфискаций, уйдут в прошлое поборы, будет обеспечена свобода торговли, в общем, вся петровская машина выбивания денег, как бы сейчас сказали, на ВПК, безусловно, будет реформирована. Следовало сократить дефицит бюджета и военные расходы, достигавшие при Петре I до 70% от общих трат казны.
2 февраля 1730 года созвали расширенное заседание Совета, на которое были приглашены чиновники и военные чином "от бригадира и выше". Москва по случаю несостоявшейся свадьбы Петра II была полна гостями: историки насчитали 87 генералов и около 2000 штаб-офицеров. Нескольким сотням высших чинов кондиции были прочитаны как присланные от имени будущей императрицы Анны и опередившие ее приезд. До этой встречи Голицын пробовал договориться со шляхетскими конституционалистами – историком Василием Татищевым и князем Алексеем Черкасским. Видимо, не вполне успешно, раз дворец во время заседания был окружен верными тогда Совету войсками.
Поначалу ответом оглашавшему послание Анны и кондиции Дмитрию Голицыну было смущенное молчание собранных в зале. После того как князь сказал, что "Бог ея подвинул к писанию сему, отсель счастливая и цветущая Россия будет" некий дворянин из задних рядов произнес, что не ведает и сомневается, "из чего на мысль пришло государыне такое писать". Эта фраза, судя по мемуарам, как бы прорвала плотину, все собравшиеся зашумели. Князь Алексей Черкасский потребовал, чтобы ему "и прочей братии" была дана возможность свободно порассуждать о кондициях и устройстве власти. Члены Верховного тайного совета не возражали, чтобы тот же Черкасский со товарищи написал проект "правления" от себя и подал на другой день… Пусть пишут, если власть остается в руках Совета. Но проект конституции Голицына обнародован не был. Более того, в замешательстве участниками собрания не был подписан протокол одобрения кондиций, предложенный Советом.
Фактически в столице империи была объявлена гласность, дворянскому сословию предоставили возможность обсуждать планы государственного устройства страны. Дворянские представители стали собираться группами в разных домах и вели дебаты. Так активизировалось общественное сознание. Как писал посол Саксонии Лефорт, "все заняты теперь мыслью о новом образе правления". По мнению шведского посла Дитмера, дворяне "посредством выбора хотят достигнуть большей свободы и не оставаться более под таким тяжелым гнетом". Сторонники Черкасского встречались в доме Новосильцева, обличая коварные и деспотические замыслы обманывающих "народ" верховников. Василий Татищев предлагал при сохранении монархии созыв учредительной комиссии из 100 выборных депутатов, дабы протолкнуть свой проект государственного устройства, речь о котором впереди.
Бог ея подвинул к писанию сему, отсель счастливая и цветущая Россия будет
Мы видим, как одни, как Феофан Прокопович и Павел Ягужинский, по личным причинам выступали за то, чтобы сохранить неизменным щедро наградившее их самодержавие. Часть сторонников "сильной руки" искренне верила в опасность дворянской демократии, указывая на неугомонную в раздорах сеймовую Польшу. Другие были недовольны тем, что кондиции якобы отражают интересы не всего дворянства, а узкой группы членов Совета, не представлявшей даже всю старую аристократию. В этом видели узурпацию власти, которая может оказаться хуже единоличного правления. Многие желали ограничения власти императрицы, но не в пользу Верховного тайного совета, и предлагали поделиться полномочиями с более широким кругом дворян, расширить их права, создать выборные органы.
Самым заметным стал поданный 5 февраля 1730 года реформаторский проект, отчасти написанный историком Василием Татищевым. Подписало его 249 человек. Он предполагал упразднение Верховного тайного совета и создание правящего "Вышнего правительства" (Сената) из 21 человека. Ему достаются международные дела и большая политика. Управлением хозяйством ведет "Нижнее правительство" из 100 человек, собираемое на сессии всего состава три раза в год. Избрание членов обеих палат производилось бы их общим с военным и штатским генералитетом собранием. Предполагалось избрание на высшие военные посты членами палат вместе с генералитетом. Посты президентов коллегий также становились выборными – голосованием депутатов и членов коллегий. Тайная канцелярия (как же без политического сыска!) ставилась под контроль назначаемых по очереди членов Вышнего правительства. Главным и ключевым требованием проекта был созыв своего рода Учредительного собрания из 100 депутатов, которые должны были бы доработать и принять проект нового государственного устройства. Этот проект был вполне выгоден военной и штатской бюрократии, и петровским генералам.
Проект Татищева уже обсуждался, а план Голицына официально не был опубликован. И для того, чтобы запутать конкурентов и расколоть шляхетство, Верховный тайный совет решил принимать петиции от всех групп дворян. До нашего времени дошло не менее двенадцати проектов, под которыми стоят подписи до 750 дворян. По данным историков Игоря Курукина и Алексея Плотникова, большинство подписавших – заслуженные военные и гражданские чиновники в возрасте 40-60 лет, служившие в еще в петровской администрации. По текстам видно, что авторы знакомы с государственным устройством Голландии, Англии и особенно Швеции, где власть короля была уже с первой трети XVII века была ограничена риксродом и риксдагом.
Авторы склоняются к ограничению власти императрицы, но, отказываясь от единоличного управления империей, отвергают и схему верховников, не желая перехода власти к нескольким знатным фамилиям, не видя разницы, будет в Совете 8 или 12 персон. Их подозревают в том, что они желают оставить всё как есть, и в намерении лишь заменить одного самодержца – коллективным, то есть Верховным тайным советом. Почти все авторы проектируют создание избираемого дворянством органа, напоминающего Сейм или парламент.
Французский резидент Маньян сообщал, что русские хотят "избавиться от того ужасного порабощения, в котором находились поныне, и поставят пределы той безграничной власти, в силу которой русские государи могли по своей доброй воле располагать жизнью и имением своих подданных, без различия в составе и форме суда…" При этом "для России предлагаются различные формы правления: одни хотят ограничить права короны властью парламента, как в Англии, другие – как в Швеции; иные полагают учредить избирательную форму правления по образцу Польши. Наконец, некоторые предлагают совершенно разделить власть между вельможами страны, образовав аристократическую республику".
Встретив возражения верховников, Василий Татищев срочно переработал свой проект. Теперь Верховный тайный совет сохранялся, входя своим нынешним составом в "Вышнее правительство" из 21 персоны. В Сенат избиралось 11 человек. Появлялось Избирательное собрание из 100 представителей генералитета и дворянства, которое должно было обеспечить замещение высших постов в государстве. Уставы предполагалось утверждать Общим советом Вышнего правительства, Сената и генералитета… Также в Совет была подана записка под названием "Способы" по созданию выборного рабочего органа из 20–30 делегатов для выработки новой системы власти: "Что к пользе отечества сочинят и утвердят, и то имеет вечно, твердо и нерушимо быть". Реализация этой важной идеи могла предотвратить нарастающий кризис. Но до согласования проектов дело не дошло. Не нашлось арбитра, способного примирить спорящих.
Царица едет
Дискуссии продолжались. Анна подъезжала все ближе к столице. Члены Совета не желали терять своих полномочий. На уступки дворянским реформаторам Голицын решил пойти, предложив иной компромисс: что-то из их идей он хотел включить в Присягу на верность подданных Анны Иоанновны. Согласно включавшему в себя и кондиции проекту Присяги, речь шла о выборном участии дворян в правительстве: "Верховное правление имеет состоять в числе 12 особ, и для того к ныне присудствующим 7-ми особам дополнить 5 человек, которых выбрать из шляхетства, из Сената и из генералитета". При этом "фамильные люди", то есть все та же аристократия, имели бы половину мест в Верховном правлении, а половину – генералитет и шляхетство. Выборным должен был стать на таких же условиях и занятый текущими делами Сенат из 11 сенаторов: "Выбирая кандидатов на одну персону по три человека таким же образом, как в Верховное собрание, чтоб одна половина была из фамильных, а другая из шляхетства, и для опробации приносить к Верховному правлению".
В проекте Присяги объявлялась гарантии неприкосновенности личности и имущества дворян и духовенства. Было предложено закрепить важное положение по поводу родни репрессированных: "У жен, и детей, и у сродников движимаго и недвижимаго не отъимать". Обещали подати крестьянам "сколько можно облегчить", а купцам "в торгах иметь волю". При том сельскому населению воли давать не собирались: "Людей боярских и крестьян не допускать ни к каким делам". Резиденцией, то есть столицей, ради экономии, "убегая государственных излишних убытков", предполагалась Москва. Присягающий обещал "искать общей пользы" и "благополучия всему отечеству".
Особливо старые и знатные фамилии да будут иметь преимущества и к делам определены по их достоинству
Но этого популистского настроя было явно недостаточно для группы Татищева, мечтавшей о принятии решений через палаты аналога парламента и не склонной к тому, чтобы закреплять привилегии аристократии, как это считали нужным открыто указать в своем проекте верховники: "Особливо старые и знатные фамилии да будут иметь преимущества и снабжены быть имеют рангами и к делам определены по их достоинству". Проект присяги не был согласован.
Разоренной ради экспансии за петровское время России для стабильного развития нужны были правовые механизмы, ограничивающие возможности монарха единолично принимать опасные для страны решения. Понимание этого было, но в эти дни аристократия никак не могла найти общий язык с дворянским "народом", хотевшим улучшить или заменить кондиции. И этот "народ" не шел навстречу Тайному совету в лице Голицына. Обе стороны в дискуссии боялись произвола высшей власти и пытались его предотвратить. И деспотизм приближали сами своей упорной недоговороспособностью.
А вот Феофан Прокопович времени не терял, и по приказу Синода уже с 3 февраля 1730 года священники во время богослужений в храмах всей страны с амвонов стали титуловать Анну Иоанновну самодержицею. Публичный эффект можно сравнить лишь с передачей главного телеканала. И хотя 4 февраля генералитетом и Сенатом был по инициативе Совета подписан протокол оглашения кондиций от 2 февраля, противостояние явно нарастало.
К сторонникам самодержавия подключился опытный политик вице-канцлер Андрей Остерман, принижавший значение кондиций и завлекавший в союзники привычным мифом, что реформы могут быть получены из рук императрицы и без немедленной перемены способа правления. Многие дворяне, особенно в гвардии, поверили его обещаниям обеспечить благодеяния свыше.
28 января 1730 года Анна Иоанновна дала в письменной форме согласие принять на себя императорскую власть и на следующий день выехала из Митавы. 5 февраля в Москве был оглашён манифест о том, что "общим желанием и согласием российского народа на российский престол избрана государыней по крови царского колена … государыня-царевна Анна Иоанновна, дщерь великого государя царя Иоанна Алексеевича".
Пока Анна ехала в Москву, попусту уходило время для ликвидации раскола между значительной частью дворян и верховниками. Соглашения, окончательно закрывшего бы возможность восстановления самодержавия, не произошло. Это было на руку Феофану Прокоповичу и другим оппонентам Голицына. В отличие от групп реформаторов сторонники единовластия выступали сплоченно и готовы были действовать решительно.
10 февраля кортеж Анны доехал до подмосковного села Всехсвятского. Здесь во дворце она встретилась с родственниками по матери из семьи Салтыковых. Ее посетили сестры царевны Екатерина и Прасковья, через которых она наладила переписку с противниками верховников, мечтавших о царице, милостивой к ним, своевременно явившим верноподданность. Возможность того, что тирания Анны может оказаться опасней олигархии Совета, якобы угрожавшего репрессиями, не шла на ум таким ярким персонам как, например, казанский губернатор Артемий Волынский.
11 февраля состоялись похороны Петра II. Анна встретилась во Всехсвятском и с приехавшими к ней офицерами Преображенского полка, которым командовал Семен Салтыков, и с кавалергардами. Каждому поднесла стакан вина и объявила себя шефом этих гвардейских полков: преображенским полковником и капитаном кавалергардов, которыми командовал Иван Дмитриев-Мамонов, морганатический муж ее сестры, царевны Прасковьи. Так у Анны появилась силовая опора.
Там же 14 февраля Анна встречалась и с членами Верховного тайного совета, в своей речи объявив, что она законная наследница престола, как дочь старшего брата Петра I. Она напомнила верховникам, что кондиции не являются ее инициативой, подписала их "согласно вашему желанию". Анна пообещала: "Буду их свято хранить до конца моей жизни в надежде, что и вы не никогда не преступите границ вашего долга и верности в отношении меня и отечества". Сила подписанных документов была прозрачно поставлена под сомнение.
15 февраля 1730 года Анна въехала в Кремль, поклонилась святыням, приняла парад гвардии, в общем, сразу повела себя как уже коронованная особа. 20 февраля войска и высшие чины государства в Успенском соборе и в Кремле присягнули "ее величеству и отечеству". Из новой краткой присяги Великой Государыне выражения, обозначавшие самодержавие, были исключены, но и иная форма правления на основе кондиций и прав Верховного тайного совета никак не была обозначена.
Привычная сильная рука
Анна Иоанновна сумела за десять дней втайне объединить вокруг себя приверженцев безграничного петровского самодержавия. Как пишет в мемуарах Христофор Манштейн: "Она употребляла все возможные средства, чтоб составить себе большую партию. Гвардию старалась задобрить щедрыми подарками, которые раздавала офицерам, стоявшим каждый день на карауле при ее особе. Словом, она не упускала ничего, что вело ее прямо к цели, а цель эта была – возбудить несогласие между членами Верховного Совета".
Дискуссии в дворянских кружках меж тем продолжались. Против ограничения самодержавия все активнее выступали Феофан Прокопович и другие церковные деятели. Плел свою паутину заговора в пользу императрицы вице-канцлер Андрей Остерман.
Верховники пытались предложить оппонентам-реформистам улучшение кондиций, обещая членство в Совете не более двух представителей одной фамилии и рассмотрение важных государственных дел Советом совместно с Сенатом, генералитетом, коллежскими чинами и знатным шляхетством. Такой проект был поддержан лишь частью "татищевской" оппозиции. Ключевые персоны – Черкасский, Новосильцев, Барятинский и сам Татищев – его не подписали. Создать общественную коалицию в поддержку перемен верховникам так и не удалось.
23 февраля в дом князя Ивана Барятинского на Моховой вместе с Остерманом пришли сторонники полного возврата к самодержавию как при Петре I и часть бывших сторонников проектов Татищева. Они подготовили текст челобитной в пользу восстановления полновластия монархини. Князь Алексей Черкасский и его сторонники не разделяли этой идеи, но их к ночи убедили в возможности общей петиции в пользу упразднения Совета и созыва дворянского собрания по воле освобожденной от кондиций императрицы.
Вице-канцлеру Остерману удалось тактически объединить монархистов и часть конституционалистов против верховников, в том числе и запугивая всех арестами, которые якобы готовит Василий Долгоруков. Хотя ни о каких арестах тот и не думал: понимал, что власть уже уплывает из рук.
Вопреки выдумкам Феофана Прокоповича, обвинявшего верховников в намерении затеять новую Смуту, Василий Лукич не подвергал императрицу "аки дракон" никаким притеснениям, жизнь ее не была в опасности, угнетенной она не выглядела. Но своими речами в разных собраниях задачу – распалить в дворянской среде страсти – архиепископ Новгородский выполнил сполна, сплачивая гвардейцев на почве защиты абсолютной монархии.
Есть исследователи, которые указывают на слух: якобы на секретных переговорах Долгорукова с Анной шла речь о провозглашении ее самодержавной решением самого Верховного тайного совета. Но Анну не устроил этот план, не дававший ей высшей легитимности. Отменить кондиции она бы хотела с видимой опорой на массу дворян.
Впрочем, Василий Татищев попытался вести свою игру. Не отвергая чисто монархической челобитной, он всего за один день 24 февраля подготовил подачу императрице новой петиции, предполагавшей созыв депутатского учредительного собрания.
…Все решилось 25 февраля (8 марта) 1730 года, когда в Кремль пришло около 800 дворян, а внутрь дворца вошли от 150 до 200. В аудиенц-зале Кремля эта группа дворян во главе с князем Черкасским вручила Анне челобитную за 87-ю подписями. Текст вслух прочитал Василий Татищев. Поблагодарив ожидавшую проект в поддержку самодержавия императрицу за подписание кондиций ("ограничительной записи"), авторы выражали беспокойство, что в этом документе "заключаются обстоятельства, заставляющие опасаться впредь для народа событий неприятных, которыми враги отечества могут воспользоваться".
Дворянские конституционалисты жаловались на верховников, которые не хотят принять проект Татищева: "Не рассудили безопасную правления государственного форму учредить". Они просили Анну созвать Учредительный совет из высших чинов государства, чтобы "согласно мнениям по большим голосам форму Правления Государственного сочинить и Вашему Величеству к утверждению представить". Как видим, в этот момент до созыва учредительного сейма не предполагалось распускать Тайный совет или отменять кондиции.
Это явно не соответствовало плану Остермана обнародовать петицию в пользу восстановления самодержавия и отмены кондиций. Затеялся возбужденный спор между сторонниками реакции и реформистами. От верховников выступил Василий Долгоруков. За день до рокового 25-го он уже был согласен и на созыв "выборных людей" от шляхетства и расширение состава Верховного тайного совета. Князь предложил Анне рассмотреть новую инициативу в узком кругу, удалиться в кабинет и спокойно обсудить прошение.
Не рассудили безопасную правления государственного форму учредить
Находясь в растерянности, Анна явно колебалась. Но в спор вмешалась сестра Анны – Екатерина Иоанновна, предложившая ей разрешить подачу мнений об устройстве государства. Анна наложила на прошении резолюцию: "Учинить по сему", хотя вряд ли была довольна вполне либеральным запросом петиции Василия Татищева.
В этот момент многим действующим лицам кажется, что разговор о государственном устройстве будет иметь продолжение. По решению Анны дворянская делегация удаляется в соседний зал на совещание, чтобы представить ей окончательное суждение. Анна приглашает членов Верховного тайного совета на обед. Обе стороны, дворянская группа и формальная высшая власть, оказываются в разных помещениях, возможности для диалога и поиска общего решения у них нет.
Дальше на сцене истории здесь появляется третья сила, которая еще не раз в XVIII веке скажет свое слово – это императорская гвардия. Происходит то, что одни историки верно называют открытым гвардейским государственным переворотом, который подготовил родственник царицы Семен Салтыков, а другие наивно – стихийным возмущением офицеров и солдат дворцовой охраны.
Входы во дворец перекрыты караулами капитана Альбрехта, отрезавшими дворян на площади от своих лидеров. А в аудиенц-зал прибывают гвардейцы охраны, которые поднимают шум и крик. Анна покидает обед и возвращается в зал. Вооруженные гвардейцы кричат: они хотят, чтобы их государыня была самодержавной, как и ее предшественники, а с врагами ее они готовы тут же расправиться. Анна предлагает им подчиняться генерал-лейтенанту, майору гвардии Семену Салтыкову. Тот обещает разбить голову любому противнику самодержавия.
Гвардейцы выступили и против правительства в лице Совета, и против иных реформаторов как самостоятельная сила, защищающая петровскую систему неограниченной власти царя. В ней гвардия играла важнейшую роль доверенной структуры Петра, контролирующей бюрократию, где место специальных уполномоченных императора занимали особо доверенные майоры, капитаны, а то и сержанты Семеновского или Преображенского полка. Эту особую роль высшей силы гвардейцы хотели очевидно за собой сохранить.
Члены Совета, в том числе фельдмаршалы Голицын и Долгорукий, не рискнули спорить с разбушевавшимися гвардейцами. Перед лицом угрозы насилия за пару часов изменилось и настроение дворянских делегатов. Сначала они хотели благодарить Анну за резолюцию, как будто одобряющую созыв Учредительного совета. Но вскоре осознали себя пленниками гвардии. По окончании обеда Анны и верховников в зал приносят первую челобитную – от сторонников самодержавия за 166 подписями. Зачитывает ее неизменный адвокат неограниченной власти российского царя Антиох Кантемир.
Важнейший пункт документа – предложение Анне: "Всемилостивейшее принять самодержавство таково, каково Ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от Верховного Совета и подписанные Вашего Величества рукою пункты уничтожить". Все остальное было уже благопожеланиями. Далее следовали просьбы: "сочинить вместо Верховного Совета и Высокого Сената один Правительствующий Сенат", о выборах в губернаторы и президенты коллегий шляхетством, об облегчении податей. Финальная подпись вполне соответствует содержанию прошения: "Вашего императорского величества всенижайшие рабы".
Приняв прошение, Анна весьма издевательски поинтересовалась у членов Совета, может ли она пойти навстречу пожеланиям дворянства. Верховники молча поклонились. Открытый протест перед лицом враждебной гвардии мог стоить им голов.
Письмо и кондиции, подписанные императрицей в Митаве, были поданы Анне. "И те пункты Ея Величество при всем народе изволила, приняв, изодрать", – записано в журнале Верховного тайного совета. Эффектно, на публику разорванный документ ныне хранится в Архиве древних актов.
"Так и быть, пострадаю за отечество"
Переворот состоялся. "Салтыков во главе гвардии провозгласил императрицу самодержавной государыней. То же сделало и дворянство", – пишет историк Евгений Анисимов. Некому было выполнить последний пункт Кондиций: "А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской". Конституционные стремления были отброшены. Как писал историк и политик Петр Струве, "Анна Иоанновна победила князя Дмитрия Михайловича Голицына с его товарищами-верховниками и добивавшееся вольностей, но боявшееся "сильных персон" шляхетство и, тем самым, окончательно заложила традицию утверждения русской монархии на политической покорности культурных классов пред независимой от них верховной властью". По мнению Струве, тем самым она проложила дорогу и ленинскому большевизму. Добавим, что не только ему.
"Пир был готов, но званые оказались недостойными его. Я знаю, что паду жертвой неудачи этого дела. Так и быть, пострадаю за отечество. Мне уж и без того остается недолго жить. Но те, кто заставляют меня плакать, будут плакать дольше моего!" – писал князь Дмитрий Голицын, осознававший масштаб катастрофы и меру своей вины за упущенный шанс.
Как отмечает Александр Гнездилов, шанс был уникальный, поскольку это был "единственный случай в истории Российской империи, когда движение страны к парламентским началам инициировало высшее государственное руководство (то, на что позднее не пойдет даже Александр II Освободитель). Переворот 25 февраля поставил на всех этих проектах крест". Всего 37 дней прошло с момента появления "затеи" Голицына, и самодержавие в России возродилось полностью и без изъятий. Все конституционные и правовые проекты были похоронены.
Пир был готов, но званые оказались недостойными его
1 марта 1730 года народ заново присягнул императрице Анне Иоанновне на условиях полного самодержавия. 4 марта Манифестом императрицы Верховный тайный совет был упразднен. Праздновали коронацию Анны Иоанновны 28 апреля в Москве шумно и с изрядной иллюминацией. Словно на прощание: новая власть приняла решение возвратить столицу в Санкт-Петербург.
К чудовищным личным трагедиям привела ошибка верховников, попытавшихся без прочной опоры на силу или широкую коалицию изменить правила политической борьбы в России. Генерал-фельдмаршал Михаил Голицын трагически погиб уже в 1730 году. После полной победы Анны большинство инициаторов "затеи" быстро попало в ссылку, а кто-то потом и на плаху. Князья Долгоруковы были сосланы в Сибирь, на Соловки, в Ивангород. Василий Лукич Долгоруков был вывезен из ссылки и казнен в Новгороде в 1739 году вместе с тремя другими родственниками – участниками дела о "завещании Петра II". Уцелел и был возвращён из ссылки при Елизавете I в 1741 году лишь фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков. Не был сразу репрессирован инициатор возведения Анны на трон сенатор Дмитрий Михайлович Голицын, арестованный лишь в 1736 году. Приговоренный к смерти, замененной крепостью, Голицын в 1737 году скончался в Шлиссельбурге. Среди жертв террора в конце царствования Анны Иоанновны оказались и прежние сторонники самодержавия. Например, запоздало возмечтавший о реформах власти крупный государственный деятель Артемий Волынский с его товарищами по несчастью.
А ведь кондиции могли стать не поводом для репрессий, а предпосылкой для глубокой политической реформы. Представим себе альтернативу: своевременно появляется общий проект Голицына и Татищева, который одобрило бы очевидное большинство дворян. Это выбило бы почву из-под ног заговорщиков. И даже 25 февраля 1730 года ход событий в Кремле мог быть иным. Не дрогни под нажимом гвардейской охраны сотня дворянских депутатов, было бы созвано Учредительное собрание, и вместо Верховного тайного совета могли бы, как это было предложено во многих дворянских проектах, появиться новые выборные органы власти и суда. Могла бы быть создана, например, палата дворянских депутатов хотя бы с ограниченными полномочиями.
Расширение сословных прав служилого сословия шло бы быстрее, больших прав добивались бы и другие слои общества. Назревшее освобождение дворян от обязательной службы явно способствовало бы ускорению экономического роста. Заметная сосредоточенность реформаторов на внутреннем развитии, обещанное снижение податей и ослабление государственного регулирования торговли и частного предпринимательства снизили бы активность послепетровского государства во внешней экспансии. Возможная "конституция", в любом варианте, Голицына или Татищева, дала бы Российской империи немало отнюдь не лишних лет развития по пути парламентаризма, обучения поиску компромиссов, чего, к сожалению, так и не произошло.
Что же за поддержку получило от Анны восстановившее самодержавие дворянство, выбрав рабство? Продолжение затратного силового вмешательства в дела Польши в 1733–35 годах, неудачную экспансию на юг в направлении Крыма в 1737-39-м. Набраны были из малороссов два новых полка гвардии – Измайловский и Конный, поставленных под командование иностранцев, дабы уравновесить старую гвардию. Правительствующий Сенат пополнили до 21-го сенатора, но реальная власть сосредоточилась в заменившем Тайный совет Кабинете министров в руках у Андрея Остермана. Фаворитизм и произвол стали нормой царствования Анны Иоанновны. Уже в 1731 году была восстановлена упраздненная при Екатерине I Тайная канцелярия, где генерал Андрей Ушаков бесконтрольно проводил от имени государыни пыточный розыск по политическим делам.
Все были равны перед его дубинкою
Вместо проведения сверху политических реформ Анна Иоанновна пошла на некоторые сословные правовые экономические уступки дворянам: уже в 1731 году был отменен непопулярный указ Петра I о единонаследии (майорате), в 1736 году императрица отменяет бессрочную службу, введя право на отставку после 25 лет службы, разрешает через 6 лет службы отъезд в поместье одного из братьев, под обязательство возвращения в должность по первому требованию. Это были первые вынужденные шаги по уходу от веденной Петром I системы закрепощения государством всех тогдашних сословий. "Все были равны перед его дубинкою", – писал Александр Пушкин.
При Анне дворянство получило льготы и послабления, по ее воле закрепощение крестьян помещиками все усиливалось. Возобновилось и выбивание из села недоимки в пользу военного государства силами отправленных Анной по губерниям войск армии, провоцируя новые бунты крепостных и их бегство за рубеж. Государство пухло. Народ нищал.
Вовремя не ликвидированная, оставленная России в наследство, эта система равенства в несвободе, отбрасывая конституционные кондиции, ограничение высшей власти в виде Учредительного собрания или Думы, оказалась способна регулярно регенерироваться во внешне новых, но все тех же по внутреннему содержанию политических формах самодержавия.
Новое возрождение единовластия мы видим и в настоящее время. Конституционные "ограничительные записи" были "изорваны" Владимиром Путиным не в одночасье, а постепенно, но с тем же результатом, что и в XVIII веке. Россия дорого платит в 2022–2024 году за несбывшиеся надежды трагического 1730 года.
