На IX ярмарке интеллектуальной литературы non-fiction была представлена новая книжная серия издательства «Азбука-классика». Новая серия питерского издательства «Азбука-классика» — это переводы книг интервью знаменитых западных режиссеров и деятелей кино. В серии «Арт-хаус» вышли интервью Квентина Тарантино, Тома Уэйтса, Джима Джармуша, Педро Альмодовара, Сержа Гензбура.
Такие сборники — довольно популярная форма существования книг на Западе. А в России подобные издания начали появляться только два года назад. Говорит кинокритик Антон Долин: «Этого в России почти не было, не было никаких серий, посвященных кино. То, что сейчас при участии журнала "Сеанс" издается серия сценарных сборников, а теперь "Азбука" делает вот эту серию, мне кажется, что это очень важно. Потому что, наконец, преисполняемся каким-то таким здоровым патриотизмом, которого не было в этом отношении. Когда ты приезжаешь в Англию или во Францию, заходишь в книжный магазин и видишь стеллаж, несколько полок, посвященных книжкам о кино, ты просто поражаешься этому богатству. Практически о любом режиссере, который тебя интересует, может быть, не в первом попавшемся магазине, но во втором или в третьем ты точно найдешь книгу. Почти все книжки, которые здесь представлены, и те, которые издаются, собираются выпускать, они у меня все есть по-английски или по-французски. Я ждал своей очередной командировки, условно говоря, в Канны год, чтобы поехать и найти там эту книжку. И находил».
Антон Долин советует читателям книгу интервью Ларса фон Триера, а писатель и журналист Сергей Кузнецов рекомендует Квентина Тарантино, которого считает главным режиссером современности. Кузнецов прочел собственный текст (то ли эссе, то ли стихотворение), в котором объясняется феномен Тарантино в России: «У меня в какой-то момент возникла идея, что надо смотреть кино с детьми и это как-то фиксировать, писать об этом что-то. Я завел даже такое комьюнити в LiveJournal, которое называется "Кино с детьми". И это, собственно, текст о том, как я смотрел Pulp Fiction вместе с моей дочкой. Поэтому такой странный жанр — не то эссе, не то заметки юного натуралиста».
Сегодня моя дочь Анна, 11 лет, впервые увидела, как нюхают кокаин.
Как вводят героин внутривенно, она тоже увидела впервые.
Она также впервые увидела анальный секс между двумя мужчинами, но, скорее всего, не обратила на это внимания.
Она впервые услышала: «Zet is dead, baby. Zet is dead», хотя для этого мне пришлось нажать на паузу и повторить за переводчиком по-английски.
Точно так же пришлось поступить ради «I love you, pumpkin, I love you, honey bunny».
Впрочем, эти реплики она знает наизусть, ее родители повторяют эти слова за Тимом Ротом и Амандой Пламер дольше, чем Анна живет на свете.
Мы с ее будущей матерью видели Pulp Fiction весной 1994 года на знаменитой пиратской кассете, где в переводе не смешного анекдота Умы Турман исчезали помидоры, а фамильное слово «кетчуп» было переведено как «что, залетела?». На кассете было написано «Макулатура».
Блестящий перевод кассеты, сегодня, к сожалению, так и не прижившийся. До сих пор не знаю, кто его придумал, хотя через несколько лет познакомился со всеми авторами полосы искусства, а чуть позже — и с Михаилом Трофименковым, благодаря которому задолго до Pulp Fiction отлично знал, кто такой Тарантино. Неслучайно за несколько месяцев до просмотра той самой пиратской кассеты я потащил Катечку, мою будущую жену, в какой-то окраинный кинотеатр смотреть «Бешеных псов». Новый фильм Тарантино показался мне тогда слишком простым. Три истории — три хэппи-энда. Не сравнить с драматизмом «Бешеных псов». Через неделю с каким-то гостями я еще раз пересмотрел «Макулатуру». Потом еще раз. Через месяц в Центре современного искусства на Якиманке я услышал, как художники и кураторы обсуждают Траволту, Уму Турман и Брюса Уиллиса. Помню, я подумал: продвинутые ребята, разбираются не только в искусстве, но и в кино. Как-то незаметно выяснилось, что Pulp Fiction — главный фильм года. Потом оказалось — стилистическая доминанта тысячелетия.
Тарантиновский саундтрек был первым купленным мною С D , и до сих пор я помню его наизусть. На pre-party клуба «Птюч» в «Кризисе жанра» осенью 1995 года мы с Катечкой решили потанцевать, к чему клуб, честно говоря, был мало приспособлен. Не сговариваясь, мы сняли обувь, и тут же кто-то сделал траволтовский жест пальцами перед лицом. Я часто думаю: по этому жесту люди нашего поколения будут отличать друг друга через 30-40 лет. Морщинистые лица, скрюченные пальцы. Танцуя в «Кризисе жанра», мы об этом не думали. Мы были счастливы, словно отметили что-то большее, чем открытие сезона в «Птюче». Через две недели мы поняли, что. А еще через девять месяцев Аня появилась на свет.
В день, когда она родилась, вышла рецензия на родригесовско-тарантиновский «От заката до рассвета», моя первая публикация в газете «Сегодня». С детства Аня знает: когда из тоста вылетают гренки — папа издает такой звук, будто стреляет автомат. Этот эпизод я пересказывал ей много раз, сегодня она его увидела. Кстати, вместо «эпизод» она говорит «кадр»: «Мне пересказывали два кадра — про тостер и как Леон стреляет с антресоли». Это, конечно, неправда, ей много чего пересказывали, в частности, как Ума Турман вылезает из гроба. И пересказ так понравился, что год назад пришлось показать Kill Bill целиком. Сегодня она попросила что-нибудь такое же крутое, как Kill Bill, и Катечка предложила Pulp Fiction. Если честно, я всегда считал этот фильм высоконравственным, моралистическим кино. В статье, которая невольно отметила рождение дочки, я как раз объявил Тарантино главным моралистом современности: только хорошие парни остаются в живых, Самюэл Джексон покаялся, а Джон Траволта нет, вот и все. Тостер с гренками — это Божий промысел, а не случайность. С вырастающими детьми надо смотреть такое кино, чтобы они знали: не различать добро и зло так же опасно, как путать героин с кокаином. Главное — это маленькие различия, как по другому поводу объяснял Винсент Вега.
Сегодня после окончания фильма дочка невозмутимо выслушала мои интерпретации, точно так же как по ходу дела кивала на объяснения, что такое кайф, и чем героин отличается от кокаина. При первом просмотре я как-то не обратил внимания на перепутанные пакетики, я в то время довольно плохо разбирался в веществах. Впрочем, в этом я был не одинок. Недаром героиновый шик второй половины 90-х упорно приписывают влиянию Тарантино и Денни Бойла. Любой сопливый подражал героям «Чтива», будь то пирсинг или героин. В 90-е годы я писал в журнале «ОМ», и если в статье не было ни слова о наркотиках, то там поминался Тарантино, иначе просто было непонятно, о чем писать. Хулиганское начало этого поста про анальный секс, кокаин и героин - дань тем, давно прошедшим временам. 90-е в самом деле прошли. Посмотрев на белесую струйку, стекающую изо рта Умы Турман, Анна убежденно сказала: «Никогда не буду принимать наркотики». Я ответил что-то нечленораздельное и подумал: завтра с утра придется провести разъяснительную работу. Пока же из всего, что употребляют внутрь, наибольший интерес у нее вызвал напиток, подаваемый в Jack Rabbit’s. Нет, вы не угадали, вовсе не пятидолларовый молочный коктейль Умы Турман, а то, что заказал Траволта. Услышав заказ, Аня сказала: «О, разве тогда уже была ванильная кола?» Впрочем, лучшая реплика другая. Как известно, в финале Жюль говорит: «Правда в том, что ты слаб, а я — тирания злого человека, но я стараюсь, ринго, я по-настоящему стараюсь быть пастырем». И вот, когда фильм закончился, Аня сказала: «Он и в самом деле очень старался. Представляю, как ему было трудно их не убить». Тринадцать лет назад я уже знал, что это фильм о добре и зле, о лояльности, ответственности и Божьем чуде. Сегодня я добавлю: это фильм о людях, которые стараются. Винсент Вега старается не трахнуть жену босса. Буч Кулледж старается не злиться на подругу, которая забыла отцовские часы. Жюль старается не убить. За эти годы я научился ценить эти усилия, усилия, которые делаем мы все, и которые делают герои Pulp Fiction. И мне очень приятно, что моя дочь замечает и ценит такие вещи. Тринадцать лет назад я знал: это фильм о любви Тарантино к кино и дешевым детективам. Сегодня я почувствовал: это просто фильм о любви. Аманда Пламер и Тим Рот, Брюс Уиллис и Мария Де Медейрос, сам Тарантино и так не появившаяся Бонни. Может, мне так показалось, потому что я смотрел Pulp Fiction вместе с дочерью, а может, потому что уже тринадцать лет мы с ее матерью говорим друг другу: «I love you, pumpkin, I love you, honey bunny».
«Квентин Тарантино: Интервью», Интервью. — СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007 год
