Александр Генис: В очередном радиоочерке Владимира Морозова, входящим в его авторскую рубрику «Необыкновенные американцы», наши слушатели познакомятся с 60-летней домашней хозяйкой Шэрон Богдан.
Шэрон Богдан: Мой отец покончил жизнь самоубийством. 14 сентября 1994 года. Ему было 72 года.
Владимир Морозов: Отец был старый, но совершенно здоровый, вздыхает Шэрон, ничем не болел, на охоту ходил. Ему бы еще жить и жить.
Шэрон Богдан: Это был день рождения моего брата Дэвида. Он умер в 34 года. Ему нездоровилось, положили в больницу в городе Олбани. И там, в течение недели, его организм просто перестал работать. Врачи нам так и сказали. Мне кажется, они и сами не совсем понимали причину смерти брата. Всё переглядывались. С нами говорили сразу шесть человек в белых халатах.
Владимир Морозов: На день рождения покойного брата Шэрон с матерью всегда ходили в церковь.
Шэрон Богдан: Мы с мамой были в церкви. Будний день, и оттуда я поехала в школу, где работала. А мама – домой. Подъезжает она и видит, что отец сидит в кресле в гараже. Сначала подумала, что уснул. Потом видит, что отец подложил под себя на кресло полиэтиленовую пленку. Зачем? А это, оказывается, чтобы не замазать кровью кресло. И рядом ружье лежит. Он выстрелил себе в висок.
Владимир Морозов: Я пытаюсь отвлечь ее от этой темы. Шэрон, а вот на этой фотографии, мужчина с усами. Это кто?
Шэрон Богдан: Это мой другой брат Майкл. Он был на год моложе меня. Я старшая из пяти детей. Майкл работал тюремным охранником в городе Комсток. Крепкий был, красивый. И вдруг у него начались страшные головные боли. Его без конца обследовали, лечили радиацией. Какая-то редкая болезнь мозга, ее обнаружили всего у 20 человек на всю Америку. Длинное латинское название. Я его не помню.
Владимир Морозов: За несколько месяцев Майкл превратился в старика. Стал полным инвалидом.
Шэрон Богдан: Его друзья, охранники из тюрьмы, где он работал до болезни, постоянно приезжали к нему. Среди них оказались рукастые ребята. Они перестроили крыльцо, сделали специальный спуск, чтобы брат мог выезжать из дома на инвалидной коляске. Он так радовался! Мама приезжала к нему каждый день. Ни одного дня не пропустила. Я помню, она сидит перед ним, гладит его руки и говорит: «Все в порядке Майки, я с тобой». Он умер у нее на руках 8 августа 1996 года. Ему было 47 лет.
Владимир Морозов: Была у Шэрон и сестра. Но она дожила только до 19. Поступила в колледж, случилась неудачная любовь, и она покончила с собой – отравилась. В молодости Шэрон считала, что трагическая судьба ее сестры и братьев - это вина отца.
Шэрон Богдан: Мой отец был очень злым человеком. Постоянно ругал нас и бил. Мог у нас на глазах дать пощечину матери. Как сейчас вижу, он пришел домой пьяный и стал бить маму. Мы все пятеро детей спрятались на втором этаже. Боялись спускаться вниз. Мы плакали и кричали ему: «Папа, не бей ее, папа, не бей ее!». Помню, он вдруг рявкнул: «Шэрон, а ну, спускайся вниз!». Я пошла, а ноги подо мной подгибаются. Больше ничего не помню. Только мамины слова: «Не трогай ребенка!».
Владимир Морозов: При этом семья в полном составе ходила в церковь. Отец любил пригрозить Страшным Судом и адскими муками.
Шэрон Богдан: Я думаю, он просто повторил свое детство. В детстве его били и отец, и мать. А он бил нас. Мне кажется, в душе он до последних дней оставался испуганным ребенком. Но я до этого додумалась много позже. А в детстве ничего, кроме страха, отец у меня не вызывал. Уже взрослой я ходила к психотерапевту, и не к одному. Часами ревела. Постепенно поняла, что должна простить отца. Но он сам себя не простил…
Владимир Морозов: Шэрон, но умению прощать вас научила, наверное, еще и ваша церковь? Оказывается, нет.
Шэрон Богдан: Всю свою жизнь я была католичкой. Верила даже, что если пропустишь мессу, то попадешь в ад. Но лет пять назад пошли эти сообщения о священниках-педофилах. Это мне было, как нож в сердце. Педофилами оказались и оба священника нашей церкви. Я перестала туда ходить. Сейчас мне 60 лет. Три года назад я решила делать не то, чему в церкви учат, а то, что мне говорит Бог. А на том свете, кто там станет выяснять, в какую церковь ты ходил. Важно, чтобы в сердце была любовь.
Владимир Морозов: А вот это и есть моя последняя любовь, - улыбается Шэрон. Рядом с фотографиями сыновей – это Адам, а это Джейсон – рядом с ними мужчина постарше.
Шэрон Богдан: Это Джо Линзи. У него паралич. Он лежит в местной лечебнице. Восемь лет я хожу к нему каждую неделю. Он попал в автомобильную аварию, когда был старшеклассником. 30 лет назад. Сейчас ему 46. В машине с ним были его девушка и ее сестра. Сестра погибла. А его девушка выжила, вышла замуж. Джо так любит со мной поболтать. Хотя говорить он не может, его кормят через трубки.
Владимир Морозов: Как же вы с ним болтаете, если он говорить не может?
Шэрон Богдан: Он открывает рот, если хочет сказать да, и мигает, если нет. А когда я расскажу ему какую-нибудь смешную историю, он немного кривит рот, как будто смеется. Я говорю ему что-нибудь, смотрю в глаза и читаю там ответ. И мой муж, и оба сына приезжали в лечебницу повидать Джо.
Владимир Морозов: Сыновья давно живут отдельно. Один - учитель, другой - инженер.
Шэрон Богдан: Я ушла с работы, когда родился первый сын. Это было в 1976 году. 32 года назад. Потом, через год, родился второй. Жили вчетвером на зарплату мужа. Он тренер по бейсболу. Потом, когда дети пошли в начальную школу, туда пошла и я – работала секретаршей, потом помощником учителя.
Владимир Морозов: Сейчас, когда не надо поднимать сыновей, Шэрон снова вернулась на положение домохозяйки. Кроме Джо Линзи, у нее на попечении еще несколько инвалидов. Муж сказал: «Если ты хочешь им помогать, можешь уходить с работы, нам много денег не надо».
Шэрон Богдан: Когда мы с Бобом поженились, он пошел учиться. Ему, как бывшему военнослужащему, полагалось бесплатное образование. Мы тогда жили в городе Буффало. Я там в колледже работала секретаршей, а Боб учился. Мы платили за квартиру 60 долларов в месяц. Это было в 1970 году. В том же колледж ходил и сын хозяина дома, тоже бывший солдат. И хозяин за все четыре года ни разу не повысил нам квартплату. Он понимал, что заработки у меня мизерные, а Боб вообще не работал, он студент.
Владимир Морозов: Сейчас у них давно свой дом в городке Квинсбери. Два этажа, вокруг деревья, как в парке.
Шэрон Богдан: Мы за дом уже почти все выплатили. И представляете, за все 17 лет никакого серьезного ремонта. Теплоизоляция отличная, и мы платим за отопление совсем немного. А когда постареем и нам станет трудно подниматься на второй этаж, мы сможем жить на первом. Конечно, когда дети стали жить отдельно, мы сначала хотели найти жилье поменьше. Но мы тут привыкли, тут так удобно. Это наш дом, наш рай. Мы решили остаться.
