Если бы любопытный читатель заглянул 11 сентября 2007 года одновременно в газеты The New York Times и в британскую The Guardian, в журналы Economist и Nature, а также посмотрел бы телепередачи CNN и ABC и послушал популярную радиостанцию NPR, то он везде увидел бы некрологи, написанные или произнесенные с искренним и теплым чувством по случаю смерти серого африканского попугая по имени Алекс. Попугай принадлежал сотруднице гарвардской лаборатории Ирене Пепперберг [Irene Pepperberg], которая 30 лет изучала на нем возможности птичьего интеллекта. В газете The New York Times журналист Кэри писал:
Алекс знал больше ста английских слов, различал геометрические фигуры и цвета (включая свой собственный). У него был свой лаконичный разговорный стиль — однострочных броских газетных заголовков, благодаря которому он много лет был героем не только научных отчетов, но и обзорных статей, и телевизионных шоу. Алекс был, вероятно, самой знаменитой говорящей птицей в мире.
Шутники из вечерних телешоу сравнивали интеллект Алекса с интеллектом мисс Тинейджер Южная Каролина, а ядовитые щелкоперы из The Guardian написали, что он приближается к интеллекту среднего американского президента. Но известная специалистка по способам общения дельфинов и слонов Диана Рейсс писала уже серьезно:
Работа с Алексом революционизировала наши представления о птичьем интеллекте. Эта птица, чей мозг был размером с грецкий орех в скорлупе, оказалась способной воспринимать мир на уровне восприятия маленького ребенка.
Научный отчет о работе с серым попугаем психолог Пепперберг опубликовала в 2000 году, назвав его «Изучение Алекса» — после чего попугай и стал знаменитостью. Но книга «Алекс и я» — не научная. Это — воспоминания, посвященные другу. Все тридцать лет, что Пепперберг работала с Алексом, она никогда не выражала свою привязанность к нему — ни ему самому, ни письменно — читателям. Потому что, считала она, ученый должен быть объективен, и эмоции не должны затуманивать результаты его опытов. И вот теперь, после смерти птицы, долг ученого спал с плеч Ирены Пепперберг, и она дала волю своим чувствам.
Алекс — существо весом в один фунт — был воплощением таинственных сил природы. Лукавый и хулиганистый, он мог страдать от скуки и огорчения и даже впадать в отчаяние (да и кто не впадет, если от него потребуют, чтобы он шестьдесят раз подряд выполнил одно и то же задание ради научной убедительности). Если утром я по рассеянности приветствовала первой какую-нибудь другую птицу, Алекс весь день был мрачен и отказывался работать. Но, будучи в настроении, он выкрикивал правильные ответы, когда все другие птицы не могли этого сделать. Он умел просить еду, игрушки, мог потребовать душ или попроситься в свой персональный спортзал. Когда он категорически не хотел работать, он говорил сердито: «Хочу назад!» — то есть в свою клетку. Однажды Алексу делали операцию. Отойдя от наркоза, попугай открыл один глаз, моргнул и сказал хриплым дрожащим голосом: «Хочу назад».
С ним бывали случаи, которые поражали даже Ирену Пепперберг. Однажды во время занятий Алекс несколько раз сказал: «хочу орех» — по-английски: want a nut. И каждый раз Пепперберг не обращала внимания на его просьбу, чтобы не прерывать работу. Наконец, Алекс посмотрел на нее и сказал медленно: want a nut!.. nut!.. N… U… T… Пепперберг пишет:
Это был полный шок. Алекс прозвучал так, словно говорил: «Ты что, не понимаешь английского языка? Сказать по буквам?». В детях умение разделить целое слово на отдельные звуки предполагает начало познавательного процесса. В другой раз Алекс спросил меня заученный вопрос: «Хочешь воды?» — «Нет». Он подпрыгнул на своем насесте поближе: «Хочешь орех?» — «Нет». — Он еще ближе подпрыгнул: «Хочешь хлеб?» — «Нет». Алекс хрипло вздохнул и сказал то, чему его никогда не учили: «Ну чего ты хочешь?» — Well, what do you want?
Рецензент книги Элизабет Ройт считает, что описания опытов, которые производились с Алексом, могут вызвать критику и даже возмущение защитников прав животных (которых в Америке больше, чем защитников человеческих прав).
Почему, — спросят они, — Алекс, который был способен на любовь и обладал познавательными способностями ребенка, жил в клетке и являлся подневольным участником наших опытов? В лаборатории Массачусетского технологического института Пепперберг работала с проектором, который в случаях плохого поведения попугаев, проецировал на стену перед ними образы опасных для попугаев хищников, вызывая у умной птицы животный ужас. Сама Пепперберг только один раз упомянула эту тему. Она пишет: «Владельцы серых попугаев должны знать, что оставлять этих птиц одних на целый день — жестокость. Но это не значит, что попугаям надо предоставлять весь спектр социальных и политических прав.
Серые африканские попугаи теоретически живут до пятидесяти лет, а Алекс умер в тридцать один, причем мгновенно. Незадолго до смерти его осматривал ветеринар и нашел совершенно здоровым. Кто-то однажды назвал Алекса «птичьим гением». Может быть, поэтому он так рано умер? Может быть, люди слишком многого от него хотели и перетрудили его бедный мозг величиной с грецкий орех. Так или иначе, именно серый африканский попугай Алекс навсегда поставил под сомнение народное выражение «птичьи мозги».
Irene Pepperberg. Alex & Me. How a Scientist and a Parrot Discovered a Hidden World of Animal Intelligence — And Formed a Deep Bond in the Process. Ирена Пепперберг «Алекс и я. Как ученый и попугай вместе открывали скрытый мир интеллекта животных и как сдружились в ходе этого процесса»
