Серый ноябрьский день в Москве. Ранние сумерки, низкое небо, с которого падает дождь со снегом, колонны машин в пробках, уходящие за облака небоскребы, и на одном из них гигантский рекламный экран: "Вступай в команду победителей! ЧВК Вагнер" и изображение бойца в маске, с горящими огнями вместо глаз, словно солдат-клон из "Звездных войн".
…Московская окраина, ранняя весна, залежи черного снега. Среди гаражей, гниющих досок и поддонов, что когда-то назывались "европаллетами", стоит забор, на котором нарисована георгиевская лента, выведено слово "Победа" и силуэты солдат, бросающих немецкие знамена к Мавзолею Ленина.
…Промзона, бетонные заборы с колючей проволокой, горы мусора на обочинах, бытовки из профнастила, заводские трубы и осветительная мачта, на которой славянской вязью написана благая весть: "Христос воскресе".
… Спальный район, панельные дома с застекленными лоджиями, машины, брошенные в сугробах, рядом башня в три десятка этажей, и по ее торцу экран с головой Путина и цитатой: "границы России нигде не заканчиваются".
И мертвецы, мертвецы, мертвецы. Повсюду, над пустырями и лесопарками, над развязками и магистралями, над торговыми центрами и бизнес-плазами – огромные портреты павших "героев СВО" в парадной форме, напряженно глядящих с мемориальных плакатов в пустоту окружающего мира.
Все это фотографии Александра Гронского, фотохудожника, родившегося в Эстонии и с 2006 года живущего в Москве, лауреата престижных конкурсов, включая World Press Photo, чьи работы хранятся в музеях и коллекциях в России и за рубежом. От репортажной фотографии в ведущих мировых изданиях он перешел к документальным фотопроектам и городским пейзажам. Снимая улицы, окраины, пустыри, промзоны и жилые массивы, он исследует темы отчуждения и пустоты, разобщенное и потерянное общество, и люди на его снимках превращаются в фигурки из ландшафта, в иероглифы, как на картинах старых мастеров. С началом полномасштабной агрессии в феврале 2022-го он остался в Москве и каждый день ходит по окраинам, в своем "фланерском дрейфе" документируя меняющийся облик города в эпоху войны.
Знаки подчиняют и трансформируют пространство, наполняя его новыми смыслами
Изменилась семиотика города: в привычные городские пейзажи вторгаются новые символы. Это знаки войны, которую жители тщательно стараются игнорировать, но от этого они становятся еще заметнее: плакаты с бдительными воинами в камуфляже на фоне тревожного неба, изображения ракет и артиллерии (или просто орудия, расписанные под гжель и хохлому, на площади возле бутафорского измайловского Кремля), георгиевские ленты и знаки Z, и главное – вездесущие цифры, суммы выплат за контракт: 1,7 млн рублей, 3,2 млн рублей, 5 млн рублей, словно невидимый крупье поднимает ставки в адском казино. На этом фоне даже невинные рекламные слоганы и цитаты приобретают зловещее звучание: билборд от "Яндекса" с командой голосовому помощнику "Алиса, включи свет" воспринимается как призыв выйти из удушающего пространства, а незаконченная цитата из Циолковского "человечество не останется вечно…", высвеченная на мрачной черной стене НИИ у шоссе Энтузиастов, читается как очередная угроза России уничтожить мир. В действительности цитата заканчивается словами "на Земле", но в контексте 2024 года, в стране, деградировавшей от Циолковского до Путина, это высказывание звучит как обещание ядерного апокалипсиса. Знаки подчиняют и трансформируют пространство, наполняя его новыми смыслами.
Путинская Россия стала похожа на Советский Союз, который также был территорией тотальной текстуальности: плакаты и лозунги размечали и разрезали пространство, затягивали в себя людей, заменяли собой жизнь: как писал в книге "Террорологики" философ Михаил Рыклин, это не люди производили тексты, а "тексты прорастали людьми"; здесь вспоминается Жака Деррида с его максимой il n’y a pas de hors-texte, "нет ничего вне текста". Это взаимодействие пространства и текста хорошо отражено в работах концептуалиста Эрика Булатова: главное место в его картинах занимают лозунги и символы. В "Улице Красикова" пешеходы идут навстречу огромному плакату с изображением Ленина, и фактурный вождь на картине более реален, чем эфемерные люди, изображенные со спины. В "Горизонте" группа советских служащих в деловых костюмах идет по пляжу навстречу полосе заката над морем, которая при ближайшем рассмотрении оказывается орденской планкой. В "Слава КПСС" гигантский красный лозунг заслоняет собой небо с облаками. Так же и у Гронского – вездесущие знаки и символы войны перекодируют и переозначивают городской ландшафт.
В этом смысле можно говорить о России как о стране победившей семиотики, где знаки, символы, реестры век за веком живут своей жизнью и подчиняют себе людей: достаточно вспомнить "Мертвые души" или "Поручика Киже". И не случайно сегодня по всей России устраиваются патриотические перформансы, в которых безответных и зависимых людей (по сути государственных крепостных) – студентов, школьников и детсадовцев, учителей и врачей, заключенных и работников ЖКХ – выстраивают (а то и ставят на коленях) в форме буквы Z или слов "Путин" или "Победа"; и не случайно возрождаются в России традиции физкультурных парадов, где участники своими телами изображают идеологические символы и лозунги: Россия здесь косплеит свое советское прошлое и нового союзника из настоящего – Северную Корею.
Тотальные знаковые системы не просто размечают городское пространство, но незаметно дисциплинируют людей. В фейсбуке у Гронского есть замечательный минутный ролик, снятый в переходе у метро "Чистые пруды", где уличный музыкант под фонограмму военного оркестра старательно выводит на флейте "Прощание славянки" и все проходящие пассажиры невольно равняют шаг и начинают идти в такт марша.
Территорией нелюбви и зоной отчуждения у Александра Гронского является весь город
Насилие в ландшафтах Гронского не ограничивается лишь знаками войны – оно подспудно, разлито в обезличенном городском пейзаже, среди пустырей и промзон московских окраин, свалок, заборов, гаражей. Фотограф работает с краями и стыками городского пространства, с зонами транзита и отчуждения, показывая в них случайных, проходных людей, заложников этого бездушного ландшафта: гастарбайтеров на пикнике у заброшенного карьера, детей, штурмующих гору грязного снега под магистралью, пешеходов, перебирающихся через затопленную низину в районе новостроек. Всюду видны кучи мусора, строительный хлам, признаки неухоженности и полураспада: фотографа можно было бы обвинить в "чернухе", но, положа руку на сердце, кому из нас не знакома эта вездесущая энтропия, из которой в основном и состоят российские городские пейзажи, та неизбывная "культура хамства", о которой писал архитектор Леонид Невлер еще полвека тому назад. Бесприютность далеких районов, безликие фасады новостроек, голая и неприбранная земля в межсезонье напоминают о фильме Андрея Звягинцева "Нелюбовь", где его бессменный оператор Михаил Кричман столь же бесстрастно показал московский район Тушино, городскую среду, из которой и рождается та самая заглавная нелюбовь, что поглощает и убивает мальчика, главного героя фильма.
Территорией нелюбви и зоной отчуждения у Александра Гронского является весь город, пространство слепых окон, безликих толп, бетонных стен, бескрайних парковок и немытых автомобилей, где самым красочным и ярким элементом оказываются плакаты с портретами мертвецов или с призывами идти убивать – или гигантские экраны, с которых смотрит на нас тщедушный человек с пустыми глазами. Пустота рождает смерть, и эта смерть, разлитая по улицам Москвы, упаковывается в снаряды и ракеты, загружается в танки и отправляется в Украину, чтобы обернуться там руинами драмтеатра в Мариуполе или грудами тел на улицах Бучи. Москвичи могут беззаботно спешить по своим делам в бурлящем городе на пороге зимы и Нового года, встречаться и веселиться, стоять в автомобильных пробках и спускаться в метро, не замечая ни билбордов с "героями СВО", ни киосков по вербовке на контракт, но смерть будет незримо следовать за ними по пятам, висеть над городом облаком из снега и смога, протыкать небо ядовитой иглой Останкинской телебашни в цветах российского флага, превращая Москву в город смерти, мегаполис – в некрополис.
На одной из фотографий Гронского, снятых этой осенью на московских улицах, на жухлой траве под деревьями лежит несколько черных мешков. Скорее всего, в них опавшая листва, но в эпоху войны никогда не знаешь наверняка.
Сергей Медведев – историк, ведущий цикла программ Радио Свобода "Археология"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
