Не все эмигранты первой волны жили на чемоданах в ожидании падения большевистского режима. Были и те, кто подвёл черту под прошлым и сумел воспользоваться новыми возможностями. Но покинутая родина напоминала им о себе, особенно тем, кто добился успеха. Это был золотой век советского шпионажа. Владимир Абаринов представляет очередной эпизод своего подкаста "Обратный адрес".

Нашего героя зовут Борис Моррос, он же Борис Менделевич Мороз. Рассказывать о нём будет мой старый друг и коллега Александр Васильев. Он когда-то служил в КГБ, но в феврале 1990 года уволился по собственному желанию. Спустя три года пресс-бюро Службы внешней разведки предложило ему поработать над книгой на основе архивных материалов. Васильеву никто не мешал конспектировать архивные дела и не брал с него подписки о неразглашении. Книжный проект не состоялся. Александр давно живёт в Лондоне. На базе собранных им материалов он в соавторстве с американцами написал две книги, а конспекты свои выложил в открытый доступ. Саша, без долгих предисловий: кто таков Борис Моррос и чем он интересен?

– Борис Моррос, я думаю, самый колоритный персонаж в истории советских операций в Соединенных Штатах Америки, может быть, вообще в истории советских разведопераций. Это такой Хлестаков в шпионаже, причём у него была очень длительная карьера. Его завербовали в 1934 году, он заявил себя как двойной агент, который работал на ФБР в середине 1950-х. То есть эта связь продолжалась 20 лет, даже чуть дольше. Его личное дело составляет пять увесистых томов. Он родился в России в еврейской семье, в которой было ещё кроме него пятеро сыновей и две дочери. Он единственный, кто умудрился сбежать из советской России в начале 1920-х годов. Борис в конце концов оказался в Соединенных Штатах, причем устроился хорошо. Он обосновался в Калифорнии, в Голливуде, который тогда как раз только начал развиваться. Он устроился на работу в Paramount и был там музыкальным продюсером, отвечал за музыкальное сопровождение кинофильмов, которые совсем недавно на тот момент стали звуковыми.

– Биографию Морроса мы знаем в основном с его собственных слов, которым трудно доверять. Но музыкантом, и очень хорошим, он действительно был.

– Да, у него было музыкальное образование.

– Чтобы представить, что рассказывал о себе Моррос, процитирую статью в голливудском журнале 1939 года, написанную явно с его слов: "Родившемуся в Санкт-Петербурге Морросу было 4 года, когда отец усадил его за рояль и велел заняться делом. В шесть лет ему дали виолончель, а ещё через несколько лет он стал учеником Николая Римского-Корсакова в императорской консерватории. Его выступление на выпускном экзамене по классу фортепиано удостоилось вожделенной многими премии Антона Рубинштейна. Он стал также лауреатом консерватории. В 16 лет Борис занял после своего отца место дирижера царского оркестра. Он жил во дворце, ежедневно преломлял хлеб с членами царской семьи и каждый год получал в подарок от батюшки царя бриллиант громадного размера. Даже суровый Распутин подарил ему четки. Сделанные из полудрагоценных камней, эти четки имели удивительное свойство. Они меняли цвет в зависимости от времени года и приносили удачу всякому, кто касался их". Неужели ему верили? Ведь это же очевидный стеб. Всё дело в том, что в Голливуде, как мы уже однажды говорили, обожали самозванцев. А на Лубянке, похоже, нет.

– Продюсером он был успешным. То, что Моррос про себя рассказывал оперработникам, – это они смогли перепроверить. К нему приезжали в Калифорнию по крайней мере два человека. Они были у него в офисе, видели обстановку и поняли, что да, он продюсер, хотя и не такой крутой, каким он себя представлял, по крайней мере на момент 1930-х годов.

– Этим проверяющим просто не хватило квалификации, чтобы оценить его профессионализм. Как же его завербовали?

– К нему из Советского Союза приехал отец. Когда я об этом прочитал в деле, сильно удивился, потому что думал, что советским гражданам в 1930-е годы было невозможно выбраться за пределы советской России. Это было легче в 1920-е, но в 1930-е, когда были сталинизм и всё прочее... Тем не менее отцу удалось приехать к сыну в США. В Америке его отцу не понравилось, он уехал назад. Кое-что он прикупил из американских товаров, я помню, что у него возникли проблемы с таможней: то ли их не пропускали в Советский Союз вообще, то ли с него требовали какую-то пошлину гигантскую. Короче говоря, он вместе с сыном, с Борисом, пошёл в советское консульство в Нью-Йорке и попал на одного из оперработников, которые занимались, естественно, консульскими делами, поскольку они были дипломатами под прикрытием, у них было две работы – шпионская и обычная дипломатическая. Он попал на оперработника, его отцу помогли, – по-моему, это был граммофон – помогли провезти в Советский Союз граммофон, но взамен спросили у Бориса в мягкой форме: не мог бы он чем-нибудь помочь советским представителям в их работе в США?

И Борис согласился. Он сделал, кстати говоря, очень важную вещь, благодаря которой ему потом очень долго доверяли в советской разведке. Был такой известный разведчик Василий Зарубин, у него жена была, тоже оперработница, Лиза Зарубина. Во второй половине ё930-х годов их отправили в Германию, причем в качестве прикрытия Зарубин в Германии работал как представитель компании Paramount. Это оказалось возможным благодаря Борису Морросу. Я не знаю, насколько была успешна деятельность Зарубина в Германии. По-моему, он провел там три с половиной года. У меня сложилось впечатление, что Зарубин там никаких оперативных свершений, чудес не совершил. Но сам факт того, что он там продержался три с половиной года, – это, конечно, сыграло на руку Морросу в дальнейшем. Потому что Зарубин ему доверял, и это доверие было вполне оправданно. Потом, когда Зарубина назначили резидентом в Нью-Йорке, – а Нью-Йорк тогда был основной точкой советской разведки в США, не Вашингтон, а Нью-Йорк, так традиционно сложилось, – Зарубин стал главным человеком от советской разведки в Соединенных Штатах. Когда он приехал, то он, естественно, вспомнил Морроса, у него родилась идея, очень красивая идея, кстати говоря. Операция "Аккорд" это называлось.

Тут начинается история Марты Додд и ее мужа. Марта Додд была дочерью американского посла Уильяма Додда в нацистской Германии. Он был назначен послом в 1933 году. Он был антигитлеровцем, нацистов терпеть не мог, тем не менее его отправили в Берлин. Марта вела там светский образ жизни. Она ходила по приемам, у неё были любовные связи со всеми, кому было не лень – с дипломатами, с нацистскими офицерами. У неё был роман со вторым человеком в германских военно-воздушных силах, Эрнстом Удетом.

– Эрнст Удет. Красавец мужчина. В молодости снялся в нескольких игровых фильмах. В 1941-м покончил с собой. А ещё были французский дипломат Арман Берар, будущий нобелевский лауреат биофизик Макс Дельбрюк, начальник гестапо Рудольф Дильс... А пресс-секретарь Гитлера Эрнст Ханфштенгль будто бы прочил её в фаворитки самого фюрера. Он воображал, что Марта станет "избранницей, призванной изменить ход европейской истории". Он устроил им встречу в отеле "Кайзерхоф" – нет, не в номере, а в ресторане, но дальше дело не пошло. Впоследствии Гитлер выразился о ней так: "Подумать только, во всем министерстве не нашлось никого, кто смог бы вонзить когти в дочку бывшего американского посла Додда. А ведь к ней нетрудно было подкатиться... девчонку надо было прибрать к рукам... А старина Додд был болван, его запросто можно было посадить на крючок с помощью дочери".

Адольф Гитлер принимает дипломатический корпус в рейхсканцелярии по случаю Нового года. Берлин, 16 января 1939 года

– Одним из мужчин Марты Додд был советский дипломат Борис Виноградов. Виноградов не был оперработником, он был то, что называется "привлечённым", то есть время от времени выполнял просьбы советских разведчиков. Одна из таких просьб была поддерживать тесные отношения с Мартой Додд. Марта влюбилась в Виноградова. Как она говорила потом, что-то в русских мужчинах было этакое, что действовало на нее магическим образом. Дело дошло до того, что она обращалась к Сталину с просьбой разрешить им пожениться. Марта приезжала в Москву, встречалась с человеком, который, как она думала, был высокопоставленным функционером Коминтерна. Короче говоря, её завербовали. Первое время она думала, что работает на Коминтерн. Потом поняла, от неё перестали это скрывать, что она на самом деле работает на советскую разведку. Эта вербовка произошла не только потому, что у нее были такие прокоммунистические, просоветские взгляды, но это также романтический момент – она была завербована за счет её любовного интереса к Виноградову.

– Есть такая версия, которую она, по-моему, сама активно распространяла, что Марта Додд разочаровалась в нацизме после "Ночи длинных ножей". На самом деле она сначала влюбилась в Виноградова, а уже потом разочаровалась в нацизме. Её роман с Виноградовым подробно описан Эриком Ларсоном в книге "В саду чудовищ", автор которой не раз ссылается и на моего сегодняшнего собеседника. Именно по записным книжкам Александра Васильева он цитирует их любовную переписку. И резолюцию на одном из писем: "С этой аморалкой надо кончать".

– Она очень надеялась, что они поженятся, Виноградов жениться не хотел. Есть документы, в которых он упрекает оперработников в том, что они, когда Додд была в Москве, дали ей обещание, что разрешат их брак. Виноградов думал, что они объяснят Марте Додд, что этот брак невозможен. На самом деле они этого не сделали, пообещали Марте, что дадут разрешение на брак. Виноградова это сильно разозлило, потому что он жениться не хотел. Потом, наверное, пожалел: в 1938 году его отозвали в Москву, посадили, а потом расстреляли как врага народа – я не помню за что, за то, что был то ли троцкистом, то ли немецким шпионом, то ли и то и другое одновременно.

Марта Додд не знала, что он был расстрелян, она все пыталась найти, вступить в контакт с Виноградовым, ей не говорили о том, что его расстреляли. Она в конце концов вышла замуж за Альфреда Стерна, который был до этого женат на очень богатой женщине. Потом они развелись, в результате развода он получил что-то около миллиона долларов. По тем временам это была крупная очень сумма. У Альфреда Стерна тоже были просоветские, прокоммунистические взгляды. Марта Додд вовлекла его сначала в коммунистическую партию, а потом завербовала в качестве агента советской разведки. Образовалась такая агентурная пара, у которой были кое-какие связи в американском истеблишменте и в культурных кругах. У Стерна были деньги, он был бизнесменом, занимался строительством, разными другими операциями. Короче говоря, у Василия Зарубина возникла идея организовать музыкальную фирму, которая бы печатала ноты популярных песен и распространяла бы их не только в Америке, но и в других странах мира. Возглавить эту фирму должен был Борис Моррос, деньги предоставил Альфред Стерн. Он дал своих денег 130 тысяч долларов, по нынешним временам это больше полутора миллионов долларов.

– Около трёх даже.

– А идея была в том, что эта фирма должна была стать прикрытием для советских разведчиков. Фактически фирма превращалась в нелегальную резидентуру, которая обеспечивала работой советских разведчиков в США. Формально они становились сотрудниками этой фирмы, которой руководил Борис Моррос, эта фирма могла их направлять в другие страны как своих представителей, через эту фирму можно было переводить деньги. В общем, это была красивая идея. Получилось отправить двух человек в Европу через нее. Конечно, Борис Моррос был, как мы уже сказали, Хлестаков, а бизнесмен он был довольно плохой, деньги они стали терять.

Потом у Морроса возникла идея перепрофилировать бизнес. Вместо того, чтобы печатать ноты, он решил выпускать граммофонные пластинки. Это потребовало гораздо бóльших вложений. Кроме того, возникла проблема с качеством дисков. Короче говоря, начались проблемы между Морросом и советской разведкой, потому что он начал просить всё больше и больше денег. Деньги, которые дал ему Стерн, он потерял. Возникла проблема между Зарубиным и Стерном, потому что советская разведка отвечала перед Стерном за эти деньги. Они компенсировали, по-моему, сто тысяч долларов, потом обещали, что помогут провести какую-то деловую операцию с Советским Союзом, что поможет ему возместить все его убытки. Короче говоря, этот бизнес не очень получился.

– Здесь я с тобой не соглашусь. У него была деловая хватка, и он был настоящим профессионалом. Во-первых, три фильма, в создании которых участвовал Моррос, номинировались на "Оскар" именно за музыку – в 1937, 1938 и 1939 годах. Именно он придумал выпускать саундтрек отдельной пластинкой – этой первой пластинкой стала в 1945 году музыка к знаменитому блокбастеру Альфреда Хичкока "Завороженный". Моррос привлёк в кино выдающихся классических композиторов, таких как Джордж Антейл, например, который потом много и очень успешно работал в кино. Во-вторых, компания Морроса American Recording Artists заняла заметное место в индустрии звукозаписи, её пластинки не раз становились хитами, постоянно попадали в лидеры продаж, в первые строчки чартов. Он открыл целый ряд имен. Назову хотя бы Хоги Кармайкла, Боба Кросби, Фила Харриса и его оркестр. Это громкие имена, и все они начинали у Морроса, именно он их раскрутил. А запись Ватиканского хора! Это была сенсация. Первая подобная пластинка в мире. И уж, конечно, фирма грамзаписи была гораздо более прибыльным предприятием, чем нотное издательство.

Один из хитов компании Морроса – "Покер-клуб в Дарктауне". Фил Харрис и его оркестр. 1946 год

– Кстати, этот интересный момент в нашей с тобой дискуссии, потому что ты на Бориса Морроса смотришь с точки зрения шоу-бизнеса, кого он там продвинул, кого он записал. А я смотрю на него с точки зрения оперработника. Не будем забывать, что всё это дело было начато для того, чтобы шпионить.

– Да не надо было делать из него шпиона! С его связями, знакомствами из него можно и нужно было делать агента влияния. Инвестировать в него нужно было, а не крохоборствовать.

– Ты прав, и я прав, как ни странно. Вспомни, какие это были годы – это была война, потом разруха. Сколько можно было закачивать денег в какого-то Бориса Морроса, и непонятно, что из этого еще получится?! А то, что он по натуре Хлестаков и большое трепло, – это подозрение возникло уже в конце 1930-х годов, когда к нему приехали двое оперработников один за другим, отдельно друг от друга. Стерну и Марте Додд, я думаю, они доверяли больше, потому что они всё-таки не были такими хвастунами.

– Стерн оказался злым гением всего предприятия. Он числился вице-президентом, и на этом основании с первого дня стал вмешиваться в работу фирмы, хотя не разбирался ни в музыке, ни в шоу-бизнесе. Он изводил Морроса вздорными претензиями, потребовал подчинить себе отдел продаж и завалил его работу. Руководствовался вкусовщиной, а не интересами рынка. Ещё во времена нотного издательства Стерн настаивал на изменении названия песни "Чаттануга чу-чу" – мол, оно слишком вульгарное. Это при том, что вся Америка знала мелодию именно под этим названием. Когда потребовались новые прессы, он решил сэкономить и купил такие аппараты, которые пришлось выбросить. Кроме того, резидентура использовала счета фирмы как свой собственный карман. Обо всем этом Моррос рассказывает в своей книге, и в этом я готов ему верить.

– Когда читаешь эти документы, видишь, что дискуссии по поводу Морроса происходили даже в Центре между оперработниками, причем в разное время побеждали разные позиции. Одни руководящие сотрудники говорили: это же трепло, его надо отозвать в Москву, как следует с ним разобраться. Особенно, когда он начал говорить про то, что был знаком с Лаврентием Берией, который его отправил на разведработу в США в начале 1920-х годов. На Лубянке к нему было разное отношение у разных людей и в разное время.

– Подумай только: он состоял в доверительных отношениях с кардиналом Спеллманом, архиепископом Нью-Йоркским – влиятельнейшим лидером, которому все тогда прочили Святой Престол после смерти Пия XII. С дочерью президента Трумена Маргарет он был знаком, она была певицей и искала протекции в шоу-бизнесе. Моррос был по её приглашению в Белом доме, ужинал в частном порядке с ней и её родителями. С губернаторами общался, членами Конгресса, кандидатами в президенты. В шоу-бизнесе знал всех и со всеми поддерживал прекрасные отношения. В одном из донесений сказано так: "Связи его действительно огромные и разветвленные. Стоит с ним показаться на улицах Парижа, и вы сами увидите, какое количество знатных людей буржуазного мира не дают ему прохода". Нужно было пользоваться этим, но не ради мелких шпионских сведений, а ради влияния.

– И всё-таки советская разведка довольно скаредная организация, они считали копейки. Дело тут было даже не в копейках. Моррос взял деньги у Стерна, а Стерну надо было потом эти деньги отдавать, Москве пришлось отдавать эти деньги, выглядело это не очень красиво.

– Я думаю, что Стерн аферист ещё тот был. Моррос вернул ему деньги, выкупил у него его долю, его 25 процентов, за сто тысяч. Стерн попросту лгал Лубянке, хотел ещё деньжат по-легкому срубить. Вообще в этом сюжете проявилась вся узколобость советской разведки.

– Ты поставь себя на место оперработника. Получаешь сообщение из резидентуры или от какого-то разведчика-нелегала, он тебе это описывает, а потом ничего не происходит. Обещание – ничего не происходит, ещё одно обещание – опять ничего нет. И это повторяется раз за разом. В конце концов, когда же это кончится? А то, что ты мне рассказываешь сейчас про его достижения в области музыкальной индустрии – в деле этого нет. Есть только рассказы Морроса о своих связях, а то, что ты мне сейчас рассказываешь про чарты, про то, что он был первым, который выпустил какую-то пластинку – вот этого я не знал.

– В конце концов ему всё это надоело, и он пошел в ФБР сдаваться.

– Да, совершенно верно, на него наехало ФБР, он, естественно, согласился с ними сотрудничать. Ты думаешь, он сам пришел? Вот этого, честно говоря, я не помню. Мне кажется, они на него наехали, он во всем признался.

– Думаю, что это версия резидентуры. Там более сложная история была. Когда Моррос окончательно расплевался со Стерном, он решил продать компанию, чтобы создать новую, по производству фильмов. Ну а процедура продажи – это прежде всего аудит: какие на компании обременения? И тут выяснилось, что финансы компании стараниями Стерна и резидентуры запутаны: непонятно, откуда брались деньги, непонятно, куда они уходили. Моррос понял, что выбор у него небольшой: или в тюрьму идти за финансовые преступления, или в ФБР. Он пошел в ФБР. Там ему предложили стать двойным агентом.

Апрель 1960. Борис Моррос прибывает в Даллас для рекламы фильма "Человек на веревочке" и дает интервью местному телевидению.

"– Иногда мы думаем, что коммунисты – это всего лишь дурной сон. Существуют ли сегодня в Америке такие коммунисты, которые вмешиваются в жизнь обычных людей?

– Я хочу, чтобы вы знали: у Америки нет врагов, кроме одного – это коммунист. Советская Россия – враг Соединенных Штатов, и мы должны уничтожить коммунизм на всем свете. И тогда повсюду будет мир.

– А есть какой-нибудь способ распознать коммуниста?

– Да, вы можете легко установить это. Поговорите с ним – и вы поймете, является ли он последователем марксизма, и если да, он не наш человек, не американец..."

– Вообще работа с двойным агентом очень сложная. Возьмем этот случай: ФБР вербует Морроса в качестве двойного агента. ФБР заинтересовано в том, чтобы советская разведка ему доверяла. То есть Моррос должен давать советским оперработникам какую-то достаточно важную информацию, чтобы советские оперработники не потеряли интерес к нему. Вот в этом состоит самая большая сложность в работе с двойным агентом. Либо секретную информацию надо через него давать, часть из которой будет реальной и правдивой, либо он должен помогать советской разведке устанавливать нужные связи. Моррос продолжает рассказывать про свои связи в американском генералитете, с натовскими военными высокопоставленными в Европе, какие-то подробности из их частной жизни, про жену одну он там рассказывает, что она изменяет мужу. Но это все россказни, из которых ничего конкретного не получается, конкретной вербовки, благодаря этой информации, не происходит. Вообще мне это напоминает историю с теми нелегалами, которых арестовали в США 12 лет назад. То есть очень много шума, очень много расходов, суеты оперативной, из которой в общем-то ничего конкретного не получается.​

– Морросу ведь угрожали репрессиями против членов семьи.

– По-моему, четыре его брата были репрессированы. У него осталось пятеро братьев и две сестры в Союзе. Посадили четверых братьев отдельно друг от друга, одного расстреляли как врага народа в 1938 году, других отправили на фронт. Один из братьев проявил героизм на фронте и был награжден орденом Красной Звезды, медалями "За взятие Варшавы" и "За победу над Германией". Когда они были репрессированы, то разведка, оперработники обеспокоились, потому что у них не было влияния на эти процессы. Тут интересно посмотреть, как одна рука НКВД не знает, что творит другая.

– Хочешь сказать, его не шантажировали?

– Это не был шантаж. Разведка не имела никакого влияния на то, что делает НКВД внутри страны, они не могли никак ему помочь. ​Отцу разрешили уехать в США, он уехал в 1942 году. В документах видна тревога по поводу того, как вообще Борис Моррос отнесется к тому, что его братья репрессированы. Они очень боялись, что когда отец приедет к нему и ​расскажет, что там происходило с его братьями, Моррос пошлет их куда подальше и перестанет сотрудничать. Этого не произошло.​

– Фильм 1960 года "Человек на веревочке", снятый по книге Морроса, имеет мало общего с реальностью, но начинается он как раз с приезда отца. Отец восхищается особняком, в котором проживает его сын, а потом, горько глядя на семейные фотографии, говорит сыну, что его братья пропали, и он нигде не может узнать, что с ними случилось. Моррос совершенно по этому поводу не тревожится. "Ты здесь, и они будут здесь", – говорит он. Вполне возможно, что ему действительно это обещали лубянские кураторы, а про расстрел одного из братьев отец мог и не знать, такие вещи родственникам не сообщали, говорили "10 лет без права переписки". ​

После ликвидации фирмы грамзаписи Моррос действительно создал кинокомпанию и в 1947 году выпустил на экраны игровую картину "Карнеги-Холл" с незамысловатым сюжетом, но с участием выдающихся музыкантов-классиков: Яша Хейфец, Леопольд Стоковский, Артур Рубинштейн, Вальтер Дамрош, Грегор Пятигорский... Просто ослепительное созвездие! Фильм шёл во всем мире с огромным успехом и принес немалую прибыль. Оперативники резидентуры докладывали об этом даже с каким-то удивлением – ведь прежде они убеждали Центр, что Моррос – совершенно беспомощный бизнесмен. Далее: у Морроса появляется идея производства в России телевизионных музыкальных фильмов для показа в США, потому что в США телевидение уже получило широкое распространение. Но генералам не нужен журавль в небе, они велят ему собирать компромат на семью президента, на кардинала Спеллмана, на генералов и их жен. Вместе с тем на Лубянке уже зреют подозрения. Марта Додд, похоже, первая стала подозревать Морроса в двойной игре.

– К Марте тоже было отношение очень, скажем так, неоднозначное, мягко говоря. Единственное, что в ней было стопроцентно, – это то, что она хотела помогать Советскому Союзу, это не вызывало ни у кого никогда никаких сомнений. Но от нее неё было оперативной отдачи. Когда хотели её использовать в качестве агента-наводчика, говоря профессиональным языком, она составила огромный список людей, которых знала лично – писателей, дипломатов. Но она писала, что этот привлекательный блондин, а у этого красивые глаза. Оперработники пишут: зачем нам такая информация про красивые глаза? А ничего другого мы от неё получить не можем. Поэтому то, что она написала про Бориса Морроса, – это тоже, наверное, кто-то подверг сомнению. Кроме того, Марта Додд вела, по крайней мере в 1930-е годы, такой свободный в смысле секса образ жизни, что это вызывало шок. То есть то, что Марта Додд накатала телегу на Бориса Морроса – это понятно, она раскусила, кто этот человек был на самом деле. Но она не пользовалась полным доверием именно потому, что вела жизнь такого типа.

– Вот цитата из справки, составленной резидентурой: "Она считает себя коммунисткой и заявляет, что признает программу и устав партии. В действительности же “Лиза” (это оперативный псевдоним Марты) – типичный представитель американской богемы, женщина, разложившаяся в сексуальном отношении, готовая спать с любым красивым мужчиной". В общем, пора кончать с этой аморалкой, как написал генерал".

Человек на веревочке". Режиссер – Андре Де Тот. Борис – Эрнест Боргнайн, его отец – Владимир Соколофф. Columbia Pictures, 1960 год

"– Красота какая! Сколько семей тут с вами живет?

– Одна, папа. Только мы.

– Ты хочешь сказать, что все это твоё?

– И твоё.

– Все такое большое... Наверное, кучу денег стоит держать такой дом.

– В Голливуде нужно жить на широкую ногу, иначе никто не поверит в твои успехи".

– Когда генерал что-то пишет, генерал всегда прав, потому что он генерал. Это трезвая мысль: зачем нам Моррос со всеми его замашками и выкрутасами? В 1980-е годы его точно бы на порог не пустили даже резидентуры. Я помню, когда я работал в отделе США во второй половине 80-х годов, там сильно боялись скандалов. Особенно, когда началось потепление отношений. Насколько я знаю, – я был простым оперработником, я практически ничего не знал – за месяц, как только стало понятно, что состоится очередной саммит Михаила Горбачева с Рональдом Рейганом, разведработа просто прекращалась. Если произойдет скандал за пару недель до советско-американского саммита, по шапке попадет всем, в первую очередь разведке. Этого никто не хотел, все боялись, поэтому действовали очень осторожно. Да, конечно, скандалы были какие-то, но они неизбежны. Такой истории, какая происходила с Борисом Морросом, я не представляю, чтобы она произошла, допустим, в 1980-е годы. Нет, это невозможно.​

Допустим, ты говоришь – агент влияния. Если какой-то человек в США проводит выгодную России или Советскому Союзу политику, выступает с заявлениями или снимает фильм, ни в коем случае не надо к нему подходить оперработникам, потому что они всё испортят. ​От него надо держаться как можно дальше, чтобы не испортить ту работу, которую он и так делает, – вот в чём суть. Это очень важный момент в работе с агентами влияния. В таком случае этого человека даже нельзя называть агентом влияния, потому что он не агент, он это сам все делает.​ Оливер Стоун, допустим, снимает фильм или делает интервью с Путиным – ну и хорошо, пусть делает, не надо к нему подводить оперработников, которые бы приглашали его в ресторан, вправляли ему мозги насчёт того, какие фильмы надо снимать – это абсолютно не нужно, это только всё испортит. Человек работает – пусть работает.

– В 1956 году Марта Додд и Альфред Стерн стали получать повестки на допросы. Они в это время жили в Мексике и решили не дожидаться экстрадиции. Супруги добрались до Чехословакии. В советском гражданстве им было отказано. Они улетели на Кубу и прожили там семь лет, после чего вернулись в Прагу. Альфред скончался там в 1986 году, Марта – четырьмя годами позже. Борис Моррос в августе 1957 года выступил с публичными разоблачениями советской шпионской сети. Сам он, по его словам, "никогда в жизни не был шпионом". Излагая признания агента-двойника, газеты повторяли старые россказни о царе и Распутине. Он стал соавтором сценария о себе самом и объездил всю Америку с премьерными показами, но с большими бизнес-проектами было покончено. Моррос умер в Нью-Йорке в январе 1963 года.

Подписывайтесь на подкаст "Обратный адрес" на сайте Радио Свобода

Слушайте наc на APPLE PODCASTS – SPOTIFY

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться