Считается, что россияне не сопротивляются, потому что начало украинского вторжения на российскую территорию воспринимается ими как стихийное бедствие, да и властями объявляется ЧС, как при потопах и пожарах. Но есть и старая интерпретация, объясняющая пассивное поведение людей, ожидающих решений от власти. Они ведут себя как послушные дети и искренне недоумевают: за что им прилетело? Кричат на камеру президенту: "Мы же поддерживали СВО, возьмите нас отсюда!" И как строгий и заботливый родитель, власть должна была вывезти в безопасные районы перепуганных и безоружных людей-детей. Вместо этого им фигурально выдали леденцы, петушки на палочках – обещания заплатить, чтоб не плакали и что-нибудь придумали сами. Государство – родитель, который привык откупаться от своих детей, причем задешево. "Дети", судя по хронике, в основном пожилые женщины, путинский электорат. В государственной табели о рангах эти трудяги стоят теперь наряду с бездомными гастарбайтерами, которые за копейки готовы взяться за любую работу. Их положение в обществе еще хуже, если посмотреть на него через призму гражданской солидарности.
Государство – единственный адресат жалоб, потому что рассчитывать на помощь сограждан по факту не приходится. Родные куряне подняли арендную плату, в магазинах выросли цены.
Несмотря на гуманитарную катастрофу с беженцами, более 40 процентов общего потока благотворительности в России по-прежнему направлено на помощь животным, а не людям. Средний чек на помощь животным больше, чем чек на помощь людям (100 рублей против 250).
Жертвам СВО готовы помогать хотя бы эпизодически не более 18 процентов россиян. Показательна как раз нарастающая диспропорция. Ничего плохого в благородной помощи животным нет. Стереотипный ответ дарителя: "Животные лучше людей, не предадут".
Актуализация детской привязанности к животным, умиление и желание, чтобы беззащитные, мягкие и пушистые, как игрушки, существа стали объектом любви и внимания, указывает не только на готовность заботиться о слабом, но и на регрессивное поведение самих благотворителей. Любовь к животным – это желанный тип отношений с постоянной заботой, без непосильных обязательств и упреков, с надежной опорой, когда все за тебя решают, пестуют и кормят по расписанию, предоставив кров и мирное небо над головой. Некоторым важно контролировать не только свою жизнь, но и жизнь других, а это с людьми, членами семьи, друзьями, товарищами непросто. Другое дело – зависимое от хозяина животное, преданно глядящее в глаза. С ними проще. Постоянная, ненасыщаемая потребность в теплоте и мягкости (материнские коннотации), гарантированной защите (отцовская коннотация) остается иногда после шока потерь, острых разочарований, входит в комплекс "психологической сироты" при живых родителях. Когда качество межличностных отношений низкое, или их вообще нет, ищут утешение в привязанностях другого порядка.
Пункты сборов помощи беженцам завалены старыми замусоленными меховыми игрушками (теплыми и мягкими). Их некуда девать. Но несут в первую очередь именно их – суррогатных любимцев.
Беженцев считают людьми за бортом, несчастными безголосыми скитальцами вроде животных
Из описаний волонтеров и беженцев следует, что часть спасающихся от агрессии людей бросали животных, не всегда догадываясь даже открыть двери сараев, чтобы выпустить скот на волю, а питомцев – из квартир. Бежавшие из сел Курской области плакали о том же, о брошенной на произвол судьбы живности, свиньях, утках, курах, коровах. Дотационная область, народ выживает за счет тяжелого физического труда, мотыжит землю, как и с другой стороны российско-украинской границы, в Сумской области. Теперь в пунктах помощи беженцам при Патриархии, у храма Святителя Алексия Митрополита Московского на Николоямской улице в Москве украинские беженцы в качестве волонтеров помогают беженцам из Курской области на правах бывалых. И те их слушают, потому что в приходах, как и на зоне, как и в эмиграции важен стаж, срок, время прибытия. Старшинство определяется по очередности въезда. Вот мальчик из Курской области и сформулировал проблему благотворительности: "Тут что, помойка для игрушек?" Беженцев обижает, когда им отдают ненужное, грязное, рваное. Подвозят иногда к дежурному набору просроченные продукты, сухие сливки, аптечные пачки с сушенными листьями крапивы, парафраз на супы из крапивы, которые варили в голодные двадцатые, да и в тридцатые, да и в сороковые, да и в девяностые, ну, и кукурузную крупу, которой подкармливали животных. "Хуже скота", – оценили свое положение беженцы, которым-то и крапиву варить пока не в чем, да и зиму им встречать в шлепанцах на босу ногу.
Да, беженцев считают людьми за бортом, несчастными безголосыми скитальцами вроде животных, и для них – скудные излишки самого низкого сорта. На самом деле низкой является сама культура благотворительности. В России она – культура подаяния, откупа, чтобы с глаз долой, из сердца вон. Привязанность разве что к животным, да и то к породистым. Дворняг в хорошие дома не берут. Если ты попал в переделку, за черту бедности, то из нее уже не выбраться. Бедный становится бедней, отберут последнее. Россияне в ожидании кризиса сами предпочитают попридержать вещи, продукты, ведут себя консервативно, как в советские времена. Вместе с войной приходят разруха и бедность – главный урок советской и теперь уже постсоветской истории России.
Статусное сознание россиян, конечно, сказывается на выборе, кому помогать, кого в дом звать, с кем рядом стоять. В основном дорогие россияне придерживаются стратегии избегания: избегают разговаривать с беженцами как с равными, не протягивают руку при встрече, не смотрят в глаза, застревают, крутятся на пороге, ставят пакет с обносками и быстро уходят. Часто присылают курьеров. И вообще избегают не только говорить, но и думать на темы СВО.
Может, кому-то из них и стыдно, может, кому-то из них и больно, но выглядит это как страх оказаться в одном запертом пространстве с пропащими, прокаженными и проклятыми. Общество похоже на "Титаник", где на верхней палубе веселятся по-прежнему, не спускаясь на нижнюю и в грязный трюм. Как им это удается? Внутригрупповой фаворитизм, цель которого – сохранить свой статус, а он держится на системе связей, кодов поведения, ценностях, источниках и уровне доходов-расходов, способах времяпрепровождения в маркированном пространстве. Внутригрупповой гипноз, когда желаемое выдают за действительное и морочат друг другу голову по старой привычке, потому что это способ остаться со "своими". Приходится имитировать старую норму. Внутригрупповые связи в России сильней межгрупповой солидарности. Общество капсулировано.
Тут у каждого свои "свои".
Кто на Бали, кто в Крым, а кому-то – было бы койко-место, где упасть отоспаться после тяжких трудов. Границы сословия блюдутся более рьяно, агрессивней, чем вы можете представить. По той же причине москвичи не торопятся открывать дома для российских беженцев. Москва же не резиновая!
Помощь животным остается наиболее безопасной, морально оправданной формой самопрезентации в публичном пространстве. О ней можно рассказывать, не навлекая порицаний, подозрений в нелояльности государству, в национальном предательстве, оставаться нейтральным, выйдя за пределы опасных социальных конфликтов и неустойчивой конъюнктуры. Ведь до сих не ясно, кому можно помогать безопасно, а кому нет. Не случайно мошенники в качестве основной "страшилки" для россиян используют подозрение на помощь ВСУ.
В психоанализе среди наиболее частых форм эскапизма называют вытеснение, отрицание реальности, с уходом в болезнь, творчество, религию. В поведенческой психотерапии такой формой бегства от проблемной реальности считают продолжительные путешествия, сопоставимые с эмиграцией, дауншифтинг. Внутренний дауншифтинг, регресс проявляется в стремлении сливаться с природой, удовлетворять, как и прежде, глубинные потребности инфантильного круга. Углубиться в темные аллеи, уйти в тенистые леса, затеряться в густых травах, уснуть в душистых можжевеловых зарослях, пикник на обочине, чтобы застолбить территорию, вспомнить и офигеть от того, что ты царь зверей и всего Космоса! А объедки после дикого пиршества пусть подкормят животных и прочих безмолвных.
Россияне в астрале как инопланетяне на Земле, супергерои известного романа Стругацких.
Кира Меркун – психолог
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
