"Вышвырните-ка мне всю эту публику вон!" – эти слова тогда еще не маршала и неаполитанского короля, а простого генерала Иоахима Мюрата, прозвучавшие в день переворота 18 брюмера 1799 года, надолго стали символом беззастенчивого вмешательства армии в политику. Ведь после приказа Мюрата его солдаты буквально выбросили из зала заседаний депутатов Совета Пятисот, законодательного органа тогдашней Французской республики, обеспечив успех переворота и приход к власти Наполеона Бонапарта. Военные и политика – тема вечная, то и дело всплывающая в связи с переворотами в разных странах. Обычно это довольно далекие края – в последние годы, например, Мьянма и несколько государств Западной Африки. Но не исключено, что в связи с войной в Украине эта тема может стать актуальной и для России.
В современных государствах дела политические и военные обычно отделены друг от друга. Хотя война, по известному определению Клаузевица, является "продолжением политики иными средствами", правят обычно гражданские, а воюют или готовятся к войне люди в погонах. В большинстве режимов, неважно, демократических или авторитарных, глава государства является верховным главнокомандующим вооруженных сил, но, как правило, это лишь символическое звание, которое как раз и олицетворяет контроль политиков над военными. Однако в случае войны войсками командуют генералы, а не президенты. В целом же обязанность военных – хранить верность стране, а не конкретному правителю или партии и оставаться политически нейтральными. Именно по этой причине в некоторых странах военнослужащие лишены избирательного права.
Всё меняется при установлении военного режима, когда армия берет на себя обычно не свойственные ей функции государственного управления. Такое чаще всего случается в момент острого кризиса, вызванного разными причинами. Иногда армия просто является единственной организованной силой в стране, где элиты толком не сформировались или выродились в коррумпированные кланы, не имеющие общественной поддержки, а политические институты хоть и существуют, но не работают. В такой ситуации военные пользуются в глазах значительной части общества репутацией "честных парней и настоящих патриотов, которые наведут порядок", хотя в действительности после военного переворота дела могут идти очень по-разному. Так долгое время было в Латинской Америке, а многие страны Африки не избавились от этого синдрома и по сей день.
Другая ситуация, возможная и в более сложно устроенных обществах, – политический кризис такого масштаба, когда государство де-факто оказывается парализованным. В этом случае армия может взять на себя функцию нейтрального арбитра, разводя противоборствующие стороны, или, наоборот, выступить в поддержку одной из них. Так случилось в 1936 году в Испании, когда мятеж консервативных военных привел к началу гражданской войны, которая стала итогом длившейся несколько лет агонии Второй республики, безнадежно расколотой на правых и левых.
Есть и третий вариант, наиболее для нас интересный: рост политического веса армии в ходе затяжных войн. Обычно это войны неудачные, или по крайней мере такие, где "что-то пошло не так". Это не удивительно: если победоносная война ведет к росту популярности действующей власти, то не слишком победоносная имеет обратный эффект. При этом, хотя правящий режим всегда может объявить военных ответственными за неудачи (и часто делает это), обычно и правители, и общество прекрасно понимают, что конечная ответственность за ход войны лежит именно на политическом руководстве. Поэтому летом 1941 года, когда Красная армия откатывалась под ударами вермахта, Сталин подвел под расстрел незадачливого командующего Западным фронтом генерала Павлова, но и сам чувствовал себя весьма неуютно, в шоке спрятавшись в первые дни войны на даче.
Обычно и правители, и общество понимают, что конечная ответственность за ход войны лежит на политическом руководстве
Популярность армии в воюющей стране обычно выше популярности политиков – об этом регулярно свидетельствуют, например, украинские опросы общественного мнения. Нередко это имеет фатальные последствия для правителей: так, в Германии к середине Первой мировой войны генеральский тандем Гинденбург – Людендорф фактически установил в стране военную диктатуру, оттеснив на задний план императора Вильгельма II. А важнейшим моментом, который привел к падению монархии в России в 1917 году, стали не массовые беспорядки в Петрограде – их вполне можно было бы подавить, сохрани армия полную лояльность престолу, – а телеграфный опрос, затеянный начальником генштаба генералом Алексеевым. Он обратился к командующим фронтами с вопросом, считают ли они целесообразным в сложившейся ситуации отречение Николая II. Те ответили единодушно: да, считают. Сам факт такого опроса – свидетельство того, что в условиях острого кризиса армия непосредственно вмешалась в политику. Хотя события последующих месяцев привели к развалу русской армии, в годы Гражданской войны Белое движение возглавили опять-таки генералы (Колчак, Деникин, Юденич), взявшие на себя не только военные, но и политические функции.
Напротив, большевики при строительстве Красной армии сохранили подчинение военных политикам – и, возможно, это стало одной из причин их победы. Советской системе вообще удавалось предотвращать возможное влияние армии на политику. Сталин в конце 1930-х сделал это самым брутальным и безумным способом, физически уничтожив не только верхушку, но и значительную часть всего комсостава РККА. После Второй мировой он действовал осмотрительнее, отправив наиболее популярных маршалов в почетную ссылку: Жукова – в Одессу, Рокоссовского – в Польшу. Хрущев продолжил традицию, дважды использовав маршала Жукова для борьбы с политическими противниками (Берией в 1953 году и "антипартийной группой" в 1957-м), а затем выдавив его в отставку.
Применительно к нынешней войне России против Украины всё сказанное выше, конечно, не означает, что путинскому режиму в скором будущем угрожает военный переворот. Скорее наоборот, пока что антикоррупционные чистки в верхах Минобороны РФ говорят о том, что Кремль чувствует себя в отношениях с военными вполне уверенно. Сохранится ли эта ситуация и в дальнейшем, если конца войне не будет, а положение на фронтах серьезно не изменится в пользу российских войск, – вопрос открытый. Многое зависит от того, удастся ли Путину, как до сих пор, избежать полномасштабной мобилизации. Она привела бы так называемую "СВО" в каждый дом, поставив российское общество в ситуацию, близкую той, которую оно переживало в годы обеих мировых войн. (Пока что в этом отношении война в Украине ближе к более локальным кампаниям СССР в Афганистане и РФ в Чечне).
Более ясны, как ни странно, некоторые среднесрочные последствия войны. Милитаризация общества, происходящая после февраля 2022 года, вряд ли пройдет бесследно, как и возвращение с фронта сотен тысяч психологически изломанных и зачастую недовольных своим положением мужчин. Если война не будет выиграна Россией, политизации военных и ветеранов может способствовать простое нежелание служить козлами отпущения за поражение – и отчасти страх быть привлеченными к ответственности за военные преступления. Похожие эмоции вели к формированию фрайкоров, боевых отрядов ультраправых военных, в Германии после Первой мировой. Впрочем, у России есть собственный очень свежий опыт такого рода: ЧВК "Вагнер" вполне может быть названа "русским фрайкором", а ее выступление летом прошлого года было однозначно политическим по характеру. Кто может поручиться, что это последнее событие такого рода и что в следующий раз попытка не окажется успешной?
С другой стороны, при исходе войны, который можно будет представить обществу как удачный, не исключено, что стареющий правитель решит опереться на часть силовых структур, непосредственно причастную к ведению "его" войны. Эти люди вполне могут сохранять лояльность лично Путину. Но совершенно не факт, что они не захотят стать самостоятельной силой после ухода действующего президента, в каких бы условиях этот уход ни произошел.
Российский политолог Григорий Голосов в своей недавно вышедшей книге "Политические режимы и трансформации. Россия в сравнительной перспективе" приводит множество примеров того, как многолетние персоналистские диктатуры сменялись военными или полувоенными режимами ("неконсолидированными режимами со значительной силовой составляющей", по аккуратной формулировке автора) – при самых разнообразных сценариях дальнейшего развития. Распространенное представление о том, что в России армия якобы аполитична и со времен декабристского мятежа 1825 года активно не проявляла себя в политике, – не более чем миф. Военный фактор в российской истории играл и еще может сыграть заметную и довольно неожиданную роль.
Ярослав Шимов – журналист и историк, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
