Земельный передел

Марьяна Торочешникова: Чиновники по всей России перекраивают кадастровые карты и отчуждают зеленые участки под застройку коммерческими объектами, парковками и культовыми зданиями, игнорируя мнение граждан и действующее законодательство.

Можно ли отстоять детскую площадку, парк, не допустить передела земли под прикрытием актуализации Генплана или постановки на кадастровый учет? Что отвечают суды на требования граждан остановить незаконные действия чиновников?

Об этом говорим с гостями Радио Свобода – это члены недавно созданной Московской городской коалиции инициативных групп против незаконного строительства: сопредседатель общественной организации "Право на землю", юрист Станислав Станкевич; эксперт Общественного экологического совета Москвы Алина Енгалычева и член инициативной группы района "Ростокино" Наталья Завражнова.

Сегодняшняя передача – это продолжение того разговора, который мы начали еще летом на пике обострения конфликтов в парке "Торфянка", часть которого чиновники решили отдать под застройку, построить там храм. Я вижу в руках у Натальи Завражновой недавний выпуск газеты "Метро", там есть небольшая заметка о том, что чиновники, вроде бы, передумали строить храм в парке "Торфянка". Однако люди оттуда не уходят. Недавно мы с оператором Радио Свобода Никитой Татарским съездили к ним и спросили, что они там делают и что происходит.

Елена Иванова: Более ста дней жители в центре европейской столицы живут в парке, их разгоняет полиция. При этом жители выполняют функции прокуратуры, правоохранительных органов, возможно, и суда, отстаивая свои права и законные интересы. Это просто какая-то фантасмагория!

Наталья Афанасьева: Я вышла из дома, увидела, что здесь насыпь земли, увидела уже воздвигнутый крест, кучу народа, кучу ОМОНа, несколько автобусов, услышала какой-то галдеж...

Олег Андреев: Данный кусок выведен из парковой зоны и расчленен еще на два отдельных участка по кадастру. То есть предварительно уже была проведена работа по выведению этой территории из парка.

Наталья Афанасьева: Собрались строить капитальный пятикупольный храм на 500 прихожан высотой с 12-этажный дом, дом причта, какие-то еще хозяйственные постройки. Насколько мы понимаем, и сам отец Олег Шалимов тоже собирался здесь жить. И сейчас идут просто бои не на жизнь, а на смерть.

​Елена Иванова: 26 июня было обещано на словах, что никакого забора, никаких строений, ничего здесь не останется, и место будет приведено в первоначальный вид. Ничего сделано не было. Были и другие обещания, но заканчивалось это так: вы уйдите – мы все решим. Но если мы уйдем, начнется стройка.

​Наталья Федорова: Мы не хотим никакого строительства в парке! Церковь это будет, какой-то магазин, развлекательный комплекс, – мы ничего не хотим. Это единственный зеленый клочок земли в нашем микрорайоне, который у нас отбирают внаглую, незаконным способом. И мы против этого, поэтому здесь ночуем и здесь живем.

Марьяна Торочешникова: Строить начали относительно недавно и не только в Москве, эта проблема сейчас стала актуальна для многих российских городов. Зеленые участки где-то застраиваются жилыми объектами, где-то – коммерческими, где-то возникают автостоянки. И, насколько я понимаю, законным образом сейчас эту проблему решать не получается просто потому, что чиновники изначально действуют незаконно.

Алина Енгалычева

​Алина Енгалычева: Да, безусловно! Они искажают устройство Москвы, ее территориальное планирование, которое давным-давно сложилось. Более того, парки, скверы, бульвары, сады, – все, что является землями общего пользования, не подлежит отчуждению и приватизации, что четко прописано в законодательстве. По закону о землепользовании города Москвы такие земли, которые не подлежат отчуждению и приватизации, под строительство не передаются. Более того, это объекты градостроительного нормирования, и поэтому однажды, когда проводилось проектирование кварталов, микрорайонов, еще в советские времена, уже были заложены эти объекты общего пользования – парки, скверы и так далее, в том числе и парк "Торфянка". Когда кто-то вычленяет оттуда какой-то кусочек… Это было бы невозможно сделать, если бы было соблюдено законодательство.

Марьяна Торочешникова: Правильно ли я понимаю, что в настоящее время существуют как бы два параллельных кадастровых учета – один, существующий по факту, собиравшийся за все время существования страны, еще с советских времен, а другой – это то, что вносится сейчас в цифровую базу? Из-за этого возникает неразбериха и все эти проблемы?

Станислав Станкевич: Необходимо признать заблуждением то, что существующий кадастр объектов недвижимости отражает действительное положение вещей.

Марьяна Торочешникова: А что отражает, чему люди должны верить?

​Станислав Станкевич: Парадоксальная ситуация: государство, которое, единственное из всех, может вести глобальный учет земель, не справляется со своими функциями. В настоящий момент можно говорить о том, что вообще не существует такой системы, которая отражала бы реальное положение вещей с землей в целом по стране. Есть пласты советских документов, которые зачастую точнее отражают границы участков, чем документы, которые созданы уже на постсоветском этапе истории нашей страны.

Марьяна Торочешникова: Так, может быть, это делалось намеренно?

Станислав Станкевич

​Станислав Станкевич: Не буду углубляться еще и в "лихие 90-е", в нулевые, но все это, я уверен, целенаправленный процесс, и чиновники, которые его осуществляют, преследуют несколько целей. Во-первых, в мутной воле легче ловить рыбку, то есть все эти непонятно как установленные границы, не отражающие реального положения дел, дают возможность как раз вести застройку, отчуждать земли в свою пользу. И во-вторых, было несколько попыток инвентаризации всех земель Москвы. Были большие программы, выделялись миллиарды рублей, и все это кануло в лету. Деньги истрачены, освоены, а цели не достигнуты.

Марьяна Торочешникова: То есть, несмотря на выделение большого количества денег, информация о земельных участках не попала в созданную базу? В 2014 году приняли поправки к закону о кадастровом учете...

​Алина Енгалычева: Да, но эти поправки, которые были введены в закон о кадастре и в Земельный кодекс, подразумевали, что та земельная реформа, которая проводилась в течение 25 лет, окончена. Внесенные поправки свидетельствуют о том, что вот то, что мы видим на кадастровой публичной карте, оно как бы существует, а чего нет, того как бы и не существует. Это совершенно не соответствует действительности, и кадастровый учет не является правоустанавливающим актом. А те документы, которые подтверждают фактическое целевое назначение земель, существовавшее изначально, – вот это основные документы, и на их основании сведения должны быть отражены на кадастровой карте.

Вся беда в том, что, когда в 90-е у нас сменился государственный строй, фактически местным советам депутатов передали земли общего пользования именно для переучета и так далее, а потом как-то плавно забрали у них эти функции, передали их госорганам, в частности, префектурам. Депутаты – это выборные люди (не будем говорить, как их сейчас выбирают, формально это представители народа), а земли общего пользования являются нашей общенародной собственностью.

Когда нам говорят, что это собственность города Москвы, надо понимать, что такое город Москва. Город Москва – это резиденты, постоянные жители, которые зарегистрированы на территории города, и поскольку объекты общего пользования, природного комплекса нормируются, они самим фактом своего существования здесь обеспечивают финансирование своих зеленых квадратных метров. Так что это наше общенародное достояние. А в понимании некоторых отдельно взятых гражданских служащих собственность города – это личная собственность чиновников, которой они распоряжаются, но это не соответствует правде.

Марьяна Торочешникова: Но непонятно, какую выгоду извлекут чиновники в истории с парком "Торфянка". Там же будет стоять храм, а не коммерческий объект, с которого можно что-то выжимать. Похожая ситуация складывается и в парке "Ростокино", где Ростокинский акведук – это еще и охраняемая территория исторического наследия...

Наталья Завражнова

​Наталья Завражнова: Это памятник культурного наследия федерального значения. Но по документам оказалось, что охранная зона у него – примерно один метр от фундамента. И все специалисты, которые видели эти документы, очень удивляются и не понимают, как возможно было так уменьшить эту охранную зону.

Марьяна Торочешникова: Вероятно, вручную, при перенесении сведений в базу...

Давайте посмотрим небольшой сюжет из парка "Ростокино".

Александр Лучков: Сначала там собирались люди… Началось все с этой часовни, и мы думали, что все это успокоится. Однако нет. И потихонечку начались нарушения.

​Алексей Истомин: В 2014 году мы совершенно неожиданно узнали, что здесь собираются строить храм. Причем не просто храм, а храм-небоскреб, высотой ровно в этот дом, 43 метра. Высоченный храм плотно закроет соседний дом и не даст возможности видеть парк и окружающий ландшафт. Рядом с храмом строятся хозяйственные пристройки, то есть отхватывается еще кусок земли. И самое главное, это все делается незаконно, потому что законом запрещено что-либо отчуждать, а тем более что-либо строить на особо охраняемой территории.

​Дмитрий Панченко: У нас храмы строятся в режиме спецоперации. С утра в субботу вышел за хлебом в магазин, вдруг вижу – куча правительственных машин, много камер, какие-то временные декорации, на которых нарисован храм. Я подхожу: "Что такое?" – "А здесь будут строить храм". И отогнали меня в сторону. А дальше вся эта братия куда-то съехала, и никаких опознавательных знаков не осталось. Дальше обнесли все это строительной ленточкой, которая тоже буквально через несколько дней исчезла. Потом туда привезли сваи и начали их забивать. Мы вышли на стройку и спрашиваем: "Где разрешения?" Они ничего показать не могут. Потом они начали по субботам тихо, очень рано спиливать деревья. Мы с соседями выпрыгивали, спрашивали: "Ребята, а что вы пилите?" – "Ой, а нам сказали..." И все скрывают лица, не хотят фотографироваться, куда-то разбегаются. То есть это реально похоже на спецоперацию. И тут мы задумались и начали рыть документы.

Александр Лучков: Очень много нарушений в самой организации стройки. Выдаются совершенно путаные документы, спиливаются деревья, не принадлежащие к этому кусочку. Это беда!

​Надежда Шкарина: Если это незаконно, то как они могут устраивать слушания? Хотя там тоже все было незаконно. Нас не предупредили, что мы должны прийти с документами, люди побежали буквально за две минуты, в зале сидела масса людей, которые вообще не из нашего района. Но если это незаконно, то и слушания незаконны! Получается, что они нас как бы берут, чтобы мы участвовали в этом вместе с ними и тоже поступали незаконно.

Александр Лучков: Это ситуация не только этого парка, в Москве более 200 таких мест. Все это очень печально. И куда все клонится, совершенно непонятно.

Валерий Жиганов: Я расцениваю это как посягательство на людской отдых, на здоровье наших детей.

Надежда Шкарина: Настолько очевидно, что это беззаконие! И получается, что наше мнение топчут, оно не решающее, мы никому не нужны.

Наталья Завражнова: В парке строить нельзя, и изначально этот проект строительства капитального объекта незаконен. И публичные слушания – это действительно прикрытие. К великому сожалению, чиновники пользуются юридической безграмотностью жителей. Вот эта спецоперация "публичные слушания" вводит людей в заблуждение, то есть это имитация, что якобы они что-то решили, значит, это правильно и законно. Но по незаконным проектам публичные слушания проводиться не должны!

Марьяна Торочешникова: А для чего они, в таком случае, проводятся? И можно ли потом прийти в суд и сказать: были публичные слушания, люди туда пришли, обсуждали, и давайте это все узаконим? Суды идут в таком случае навстречу чиновникам или нет?

​Станислав Станкевич: Если назначены слушания по незаконному проекту, то, во-первых, нужно все-таки прийти на эти слушания, несмотря на то, что они действительно являются механизмом легализации незаконных проектов. Массовый подъем гражданского общества на борьбу дает плоды, и в определенных проектах удается все это отменить. Наиболее яркий пример – масштабный проект реконструкции Ленинского проспекта с расширением его, с вырубкой деревьев и с тем, чтобы реконструированный Ленинский просто уперся в "бутылочное горлышко" в другом месте – ближе к Кремлю. По этому проекту десятки тысяч жителей приходили на слушания, в Ломоносовском районе мы до четырех утра пересчитывали поданные письменные мнения жителей.

На что необходимо обратить внимание тех, кто пришел на слушания? Если вы видите, что этот проект затрагивает ваши права в негативном смысле, то обязательно нужно категорически высказываться против проекта и конкретно указывать замечания, а также подбивать на это других собравшихся, которые, может быть, не до конца осознают опасность того, что происходит. Ведь не категоричные высказывания приводят к тому, что ваш голос не играет роли (а здесь так или иначе учитывается количество аргументированно высказавшихся против). Если вы просто высказываете какие-то замечания и задаете вопросы, это будет засчитано, в принципе, за проект, но с некоторыми отступлениями и вопросами – "мы учтем и переделаем". Слово "учтем" в чиновничьем лексиконе применительно к документам, к слушаниям, к мнению граждан зачастую, если граждане не стоят насмерть за свои права, как в парке "Дружба" и в парке "Торфянка", означает только одно: сделать так, как удобно чиновникам, просто формально рассмотрев какие-то поступившие замечания.

Алина Енгалычева: Есть определение Конституционного суда о том, что публичные слушания – лишь информирование граждан о планирующейся деятельности, и результат этих слушаний не имеет каких-либо юридических последствий, потому что не влечет за собой нарушения прав и обязанностей. Это не может подменять закон.

В законодательстве четко не прописано, сколько должно прийти людей в процентном или в количественном отношении, чтобы слушания были признаны состоявшимися, сколько должно быть "за", сколько "против", как это учитывается. Вот никто не придет – они будут признаны состоявшимися. Есть определенные категории граждан, которые имеют право принимать участие в слушаниях, и это четко прописано в Градостроительном кодексе. Но когда люди приходят, у них не спрашивают паспорта. До слушаний и в течение недели после слушаний можно подавать замечания. И нужные проекты протаскиваются таким способом: после слушаний откуда ни возьмись возникают какие-то две или три тысячи "за". Это некая точка опоры, на которую пытаются сослаться наши отдельно взятые государственные служащие, как на основание для нарушения закона.

Сейчас вот развивается эта тема с "Активным гражданином" – по сути, здесь тоже идет подмена. Раньше люди не следили за проведением слушаний и недопонимали, чем это может грозить. На оспаривание результатов тоже есть определенные сроки, но они все, как правило, бывают пропущены. Документы оформляются так долго, что те слушания, на которые ссылаются по всем незаконным проектам, где они якобы проводились, прошли в 2011-12 годах, и понятно, что поезд ушел. Сейчас граждане это уже отслеживают, чтобы прийти, заявить, попытаться отклонить, придать гласность процессу. Поэтому сейчас внедряется новый механизм – интернет-голосование, типа "Активного гражданина". Это вообще не предусмотрено никакими законами. Ладно, на "Активном гражданине" можно выбрать цвет лавочек, я согласна, но есть области, где требуются специальные знания. И кто эти люди, проголосовавшие на "Активном гражданине"?

Марьяна Торочешникова: То есть чиновники делают что-то заведомо незаконное, буквально отхватывают кусок у жителей конкретного города. Потом собираются незаконные слушания для решения незаконного вопроса, при том, что сами слушания не являются основанием для того, чтобы делать что-то дальше. И потом это все отправляется в суд, и суд, как в случае с парком "Ростокино", говорит: все законно, все в порядке. Неужели судьи не понимают, что участвуют в совершенно абсурдной истории?

​Наталья Завражнова: Да, к сожалению, дело обстоит именно так. Но беда в том, что никто из чиновников не несет персональной ответственности за исполнение своих обязанностей. И суды не работают. Вот я живу в Северо-Восточном административном округе, там находится и "Торфянка". У нас префектом является господин Виноградов. На территории СВАО в парке четыре месяца практически живут люди, которых разгоняет ОМОН. Там было очень много избиений. Парк не поставлен на кадастровый учет.

Ужасная история произошла весной тоже у нас в СВАО – когда строили "Пятерочку", при защите сквера погиб пенсионер. После этого стройку отменили постановлением правительства Москвы.

Марьяна Торочешникова: Да, в районе "Восточное Дегунино" решили строить магазин "Пятерочка" на месте сквера, и люди вышли против этого строительства.

Наталья Завражнова: "Торфянка" – погиб человек. "Ростокино" – суды. "Отрадное" в СВАО – тоже суды. В Свиблово люди штурмом брали зал, где проходили публичные слушания по транспортно-пересадочному узлу, господина Потапова, депутата Госдумы от КРПФ, просто не пускали, и он с ОМОНом пытался туда войти. Очень много нарушений! В Марфино предыдущий глава управы Лебедев сейчас находится под уголовным следствием за хищение денег при благоустройстве района. А господин Виноградов до сих пор находится на своем посту. У меня вопрос: как мне, жителю СВАО, относиться к исполнению законов в нашем городе? Никто не понес ответственность. А должен понести ответственность префект, потому что на его территории происходят ужасные истории! Мы, жители, не можем призвать к ответу чиновников. Какое количество писем написано жителями по разным инстанциям!

Лично я по парку "Ростокино" и по проекту межеваний писала в прокуратуру. У нас был незаконный спил дерева на территории стройки. Милиция остановила этих людей, потому что у них были документы вообще на другой участок. Это случилось в декабре. Было заведено административное дело, есть номер дела, это было передано в прокуратуру, есть фотографии, есть паспортные данные людей, вот той компании, которые это производила, есть номера тракторов, – все есть, но дальше ничего не происходит. Начиная с человека, который пилит дерево, и заканчивая высокопоставленными чиновниками, никто не несет ответственности!

Марьяна Торочешникова: Получается, что ситуация абсолютно безнадежна?

Станислав Станкевич: Надежда все-таки есть. Суды у нас работают, конечно, весьма странным образом. Все зависит от ситуации. Но ни один суд по такому делу не может привести к выигрышу без параллельного осуществления гражданами активной самозащиты своих гражданских прав. Это не нарушение закона, а прямое право граждан защищать свои права.

Приведу пример, может быть, менее масштабный, чем парк "Дружба" и парк "Торфянка", но там удалось отбить, при моем участии в том числе, две точечные застройки. В 2013 году планировались две стройки в Ясенево – на месте детских площадок, на придомовой территории собирались строить в одном случае торгово-административный центр, в другом – автомойку. Причем в одном случае площадку снесли и даже котлован раскопали, но отбить все-таки удалось. Граждане решили отметить 40-летие своего района, где власти допускают такой беспредел, перекрытием Новоясеневского проспекта. А как еще отмечать праздник, когда сносят детские площадки? До этого не дошло, угрозы произвели впечатление. Массовые протесты – без этого, к сожалению, в нашем государстве отыграть обратно ситуацию с градостроительным беспределом не удается. Но параллельно шли суды, мы их благополучно проигрывали. Только по одному дому было около 10 процессов, по другому – 6 или 7. Но каждый из процессов множил противоречия, вступившие в законную силу решения судов, противоречили друг другу, и власти были вынуждены отменить обе стройки, а в одном случае даже закопали котлован и вернули на место детскую площадку.

Марьяна Торочешникова: То есть нужно не только протестовать, но и судиться.

​Станислав Станкевич: Я дать могу дать гражданам совет – во всех случаях активно защищать свои права. А вот целесообразность судов зависит от ситуации.

Марьяна Торочешникова: Посмотрим еще небольшой сюжет. Люди уже много лет борются за кусок земли, который должен быть парком. Они отбились от строительства храма, который перенесли на границу их участка. Я имею в виду ситуацию вокруг Ходынки.

Наталья Михеева: Мы ждем этот парк много лет. Почти все жители покупали здесь квартиры, ожидая, что здесь будет парк. Некоторые, вроде меня, уже успели родить двоих детей, ожидая, что будет парк, но так и не дождались. И самое печальное, что от этой территории совершенно незаконно откусываются различные куски. Вся эта территория – природоохранный комплекс №197, и по закону здесь ничего, кроме парка, быть не может. Но смотрите – уже построили метро, будет два выхода. Над ним хотят сделать какой-то странный то ли торговый, то ли выставочный комплекс. Между метро и школой хотят сделать транспортно-пересадочный узел, в народе такие узлы называют торгово-пересадочными. Совершенно очевидно, что это дикость! Как могут чиновники делать транспортно-пересадочный узел около забора школы? Мы этого не хотим! Мы хотим парк, хотим зеленую зону. Мы не хотим, чтобы незаконно отщипывались территории от нашего будущего парка.

Любовь Зайцева: Мы, жители, превращаемся в пограничников, мы держим оборону этого природного комплекса. И еще мы охраняем парк "Березовая роща".

Анна Калетникова: Здесь сейчас лежат стройматериалы, но мы надеемся, что это временно – просто стройка метро идет по такой технологии, что эти материалы хранятся здесь. Но опасения возрастают.

​Любовь Зайцева: Тем, кто принимает решения, больше нужна зелень в карманах, а нам она нужна на земле. Правительство обслуживает интересы инвесторов, застройщиков, а жители – просто помеха, они мешают чиновникам обогащаться.

Наталья Михеева: Иногда так это преподносят: вот собрались какие-то жители богатенького района и требуют себе что-то лишнее. Но мы просто просим того, что нам было обещано, и в рамках того закона, который уже существует. Ничего сверх этого мы никогда не просили.

Любовь Зайцева: То есть ключевой вопрос – как заставить власть исполнять свои же законы!

Алина Енгалычева: Попробую кратко сказать по трем направлениям. Во-первых, по парку "Березовая роща". Там еще в 2011 году было решение Арбитражного суда по иску московского правительства, там находятся некие объекты в федеральной собственности Минобороны, и суд принял решение их вывести, поскольку в мотивировочной части четко указано, что это парк, что там ничего не может быть, и так далее. Но до сих пор все это там находится. У парка "Березовская роща" многолетняя история, это очень древний парк, и есть документы с установленными границами, это тоже объект культурного наследия. Его вносили в пресловутый кадастр в 2014 году. Его порезали на три части, и тот кусок, где находятся все объекты, которые должны были быть вывезены по решению суда, московское правительство поставило на кадастровый учет не как парк, а как землю под застройку. И вот теперь активисты пытаются выяснить, что с этим делать.

Но существует и другая опасность. Парк сейчас передают в управление совершенно непрофильным организациям, всяким государственным казенным учреждениям, которые под видом благоустройства все равно проводят там достаточно масштабное строительство. Дальше есть механизм вывода, если это особо охраняемая территория, по причине утраты природных свойств, что, получается, выгодно властям. Сейчас, кстати, в Серебряном Бору выводится участок пляжа, и там еще история с Алекперовым, который незаконно там построил, а теперь будет все законно, потому что этот участок будет выведен. И в СМИ было совершенно четко написано, что статус ОПТ препятствует финансово-хозяйственной деятельности, – поэтому, чтобы не препятствовало, статуса надо лишить. И там же было сказано, что арендная стоимость земли повышается, если это не особо охраняемая территория, а просто земля населенных пунктов, поскольку нет обременений, и там чуть ли не в 20 раз увеличивается арендная ставка. Это к вопросу о том, почему выгодно.

Марьяна Торочешникова: А как заставить чиновников соблюдать закон?

​Алина Енгалычева: Необходимо ввести персональную ответственность! Если бы были случаи, когда кто-то понес ответственность за содеянное, тогда и впредь было бы неповадно. А сейчас у нас полная безнаказанность, которая порождает еще большую безответственность.

Марьяна Торочешникова: И жители Ходынки уже могут забыть, что у них должен был быть парк, и жить в жилом комплексе "Гранд-Парк", глядя из окон на транспортно-пересадочный узел и прочие коммерческие удовольствия?

Алина Енгалычева: Да. Кстати, по поводу транспортно-пересадочных узлов. Под этим названием кроется масса сопутствующих объектов, в том числе торговых. На официальном сайте Москомархитектуры есть распоряжение, касающееся разработки проектов планировки под транспортно-пересадочные узлы, и практически все они, за редким исключением, затрагивают территории природного комплекса и изымают их. Те компенсации, которые якобы проводятся, фактически это имитация, а не компенсация. Пример – парк "Митино", там было изъято 56 гектаров, но если там эта особо охраняемая территория, которая представляет собой единое целое, со своим уже сложившимся экологическим микроклиматом, то компенсацию этому якобы сделали из уже существующих, по всей Москве разбросанных кусочков размеров 0,6 гектара, 1,2 гектара и так далее. Это профанация, а не компенсация.

Марьяна Торочешникова: Вы можете сказать, как эколог, каковы будут последствия того, что все это потихоньку отщипывается? В Москве становится больше людей, много пробок, и транспортно-пересадочные узлы нужны, и нужно реконструировать проспекты и расширять дороги...

​Алина Енгалычева: Изначально Москва проектировалась на 8 миллионов жителей, потом жителей стало больше, и возникла необходимость их куда-то расселить. Территория Москвы стала расширяться. Вообще, Генеральный план – это документ стратегического планирования города, который нельзя нарушать. И он создается именно с той целью, чтобы оградить город и его жителей от хаотичной, бессистемной застройки, которая может повлечь за собой просто приведение в непригодное состояние здоровой среды для проживания. И вот был Генеральный план 1935 года, потом – 1971 года, была перестройка, происходили разные события. Так или иначе, генеральный план 1971 года, самый экологичный, предусматривал лесозащитный пояс вокруг Москвы и зеленые клинья, в которые переходит этот лесозащитный пояс, они идут в центр города, до Бульварного кольца. Таким образом получается некая непрерывность этого экологического каркаса, который обеспечивает самовосстановление, самовозобновление здоровой среды города и приток воздуха к центру из загорода.

А нехватка природных территорий, которые сейчас стремительно уничтожаются, была установлена еще в 1995 году, и все это было зафиксировано нормативно-правовыми актами, постановлением правительства Москвы. В 1995 году было установлено, что уже на тот момент у нас не хватало 8 тысяч гектаров, потому что численность жителей увеличивалась, а эти территории проектируются и планируются, исходя из расчета на единицу жителей города.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, потом был принят Генеральный план реконструкции и развития Москвы, в котором этих зеленых участков стало еще меньше.

Алина Енгалычева: Да, это было в 2010 году. И даже сопоставляли картину – что же было заложено Генпланом 1971 года и какая фактическая картина была к 2010 году, и это очень ярко иллюстрирует уничтожение зеленых клиньев. Москва "облысела", стала менее зеленой.

Марьяна Торочешникова: А теперь предлагают актуализировать этот Генплан.

​Алина Енгалычева: Да. Генплан 2010 года, который сам по себе достаточно сомнительного качества, подвергался большой критике до его принятия, но услышан никто не был. До этого генпланы согласовывались с федеральными органами, Генплан 2010 года не был согласован, и тогда это было одним из аргументов специалистов, которые пытались ему воспрепятствовать. Однако аргумент был следующий: мы направили его на федеральный уровень и возражений не получили.

Теперь по поводу законов. У нас законы все время переписываются, такого количества изменений нет ни в одной стране, у нас ежегодно появляются тысячи поправок в каждый закон, федеральный и московский. Сегодня они нарушены, а завтра их подкорректируют. Что напишут люди, в чьих руках находятся сегодня полномочия, таким и будет новый текст, тут человеческий фактор решает все.

Марьяна Торочешникова: А есть ли какая-то возможность привлечь к ответственности людей, которые фактически посягают на экологическое благополучие, жизнь и здоровье граждан?

Станислав Станкевич: Отвечу отрицательно. Единственный вид ответственности, который сейчас более-менее реален, это в случае протестов отправка чиновника в отставку до лучших времен или перевод его куда-либо подальше от района, где он вызвал такую реакцию. В каких-то ситуациях действия чиновников можно трактовать как экоцид, но при нынешней судебной и правоохранительной системе очень сложно привлечь их к ответственности. К примеру, по точечным застройкам я в последнюю очередь рекомендовал бы обращаться в прокуратуру, потому что то, как она работает, оставляет желать лучшего, но бумажку, где написано, что оснований для прокурорского вмешательства нет, застройщики получают, как правило, раньше, чем обратившиеся, и на объекте вместо разрешения на строительство они машут этой бумажкой.

Марьяна Торочешникова: Раз дела обстоят так печально, почему люди не стремятся к объединению, чтобы не бороться за свой сад, двор, парк, а чтобы выйти единым фронтом и сказать решительное "нет" тому, что происходит в городе?

​Наталья Завражнова: Единый фронт был создан. 7 июля прошла пресс-конференция, была создана Московская городская коалиция инициативных групп. Там представлено больше 70 инициативных групп. И парку "Торфянка" была оказана помощь. В частности, Алина составляла юридически выверенные запросы в разные инстанции. Я, например, из "Ростокино", и я ночевала в "Торфянке", привозила туда какие-то палатки. Люди из другого района помогали им с межеванием. То есть Московская городская коалиция как раз и создана для того, чтобы попытаться навалиться всем миром на эти проблемы. Но есть ощущение, что пока мы не сядем где-то в центре Москвы, нас не услышат. Объединение однозначно помогает, но чиновники делают вид, что этого не замечают, как не замечают ни людей на "Торфянке", которые сидят там четыре месяца, ни нарушений законодательства.