Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из эфира Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
Избранные тексты и подкасты на нашей веб-странице в разделе "Спецпроекты".
"Поверх барьеров". Одна из серии передач, сделанных специально для Радио Свобода Александром Михайловичем Панченко. Музыка в исполнении петербургского камерного хора "Россика". Впервые в эфире 14 декабря 1996.
Александр Панченко: Мать-сыра земля. Для нынешнего обыденного сознания это выражение - всего лишь устойчивое стилистическое словосочетание, просто метафора, красивая и почтенная, и даже трогательная, поскольку она покрыта патиной древности.
Между тем, наши предки, далекие и не такие уж далекие, никакой метафоры, никакого уподобления здесь не усматривали. Для них земля была поистине матерью, доподлинной, вполне реальной. Что до эпитета "сыра", "сырая", он указывает на оплодотворенность, без чего дети, как известно, на свет на появляются. Уже в "Повести временных лет", в Исповедании веры князя Владимира есть русская добавка к обличению латинян, по-нашему - католиков. "Пако же (то есть "еще же") и землю глаголють (землю называют) матерью". Если же им есть земля мать, то отец им небо. Как же происходит их брачное соитие? Землю оплодотворяет дождь или метеориты, по-старинному - огненные змеи, или груды, то есть каменья. Вот тогда она и становится сырой. Так думали восточные славяне в языческие времена, так они продолжали думать и после крещения, ибо православие - мягкая религия, церковь без инквизиции. И Библия была кое-каким подспорьем насельникам восточноевропейской равнины. Цитирую Библию: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою". То же самое, как видим, если толковать этот текст буквально, с присущим русскому человеку до сих пор, заметьте, наивным реализмом и легковерием. Прах взят от земли, значит, она – мать, а бог, пребывающий на небесах - отец. По догмату Святой Троицы ветхозаветный бог и есть отец. Но как мысль о матери-сырой земле продолжалась на Руси? Нужно помнить, что церковь - это не только догматы, таинства, обряды, богослужения, церковь - и культура. А всякая культура обладает способностью и к экспансии, и к заимствованиям. Священник, особенно сельский, особенно до появления регулярной богословской школы, священник учил свою паству и непременно учился у нее, потому что был кровь от крови и плоть от плоти этой крестьянской паствы.
В замечательной книге Смирнова "Древнерусский духовник", 1913 год, исследована русская покаянная дисциплина, приведены чины исповеди разных времен. Иные думают, что нам не дано знать об исповедной беседе. Не устаю повторять: это заблуждение, причем элементарное какое-то заблуждение. Вопросы духовника прописаны в прямом смысле, прописаны буквами. Другое дело, что кто-то отвечал "грешен, батюшка" или "грешна, батюшка", а другой в своем грехе был неповинен. Вот что, в частности, считалось грехом для мужей и отроков. "Грех есть легши на чреве на землю". То есть если ты животом на землю лег – грех. За это – епитимья, то есть церковное наказание. Двенадцатидневная епитимья, и надлежит бить по 60 земных поклонов на день.
Как расплачется и растужится Мать-сыра земля перед Господом: Тяжело-то мне, Господи, под людьми стоять, Тяжелей того — людей держать, Людей грешныих, беззаконныих
Далее, если отцу или матери лаял или бил, или на земле лежа ниц, как на жене играл - 15 дней епитимьи. О чем здесь речь? О непочитании родителей, то есть о смертном грехе, о непочитании матери прежде всего, и, не дай бог, о чем-то вроде преступного кровосмешения с матерью. Вот животом ты лег на мать-землю, это как ты животом лег на мать, тебя породившую. Потому что родительница твоя и земля как бы равны в правах материнства. Об этом есть много прекрасных слов в наших духовных стихах. Вот, например, жалобы земли:
Как расплачется и растужится
Мать-сыра земля перед Господом:
Тяжело-то мне, Господи, под людьми стоять,
Тяжелей того — людей держать,
Людей грешныих, беззаконныих
Это жалобы матери, хранительницы нравственного закона, хранительницы общечеловеческой правды, которая умалилась и склонилась перед кривдой. Жалобы на непутевых детей.
А вот еще три строчки из другого духовного стиха о трех матерях всякого человека. Причем, духовные стихи - это поздний жанр. В 17 веке только зародился.
Первая мать - пресвятая Богородица,
Вторая мать - сыра земля,
Третья мать - как скорбь приняла.
Скорбь приняла - это значит рожала тебя в муках. Землею клялись еще в 11 веке. О чем свидетельствует слово "Как поганые народы кланялись идолам". "Поганый" - это от латинского "паганус". В античные времена это слово означало провинциала, которого презирали гордые граждане Рима. А в христианские - язычника. Так вот, в этом слове читаем: "Некто же, кусок дерна на главу возложив, присягу творит". С землею прощались, притом именно как с матерью.
Сохою острою, расплывчатой,
Что не катом тебя я укатывала,
Не урядливым гребнем чесывала,
Рвала грудушку боронушкой тяжелою,
Со железным зубьем, да ржавыим,
Прости, матушка питомая.
Матушку гребнем надо чесать, а она - железными зубьями рвала ей грудь. И все это входит в обряд исповеди земле, для русского простого человека некогда такой же естественной, даже обязательной как церковная исповедь в Великий пост.
Обе эти исповеди как бы соседствовали и сопровождали друг дружку. Исповедь земле совершалась до или после, рядом с храмом божьим, коленопреклоненно. Есть, правда, еще факультативная, не очень распространенная мифологема, когда земля воспринимается и как жена. Александр Блок писал в цикле "На поле Куликовом":
О, Русь моя!
Жена моя!
До боли
Нам ясен долгий путь!
Максим Горький что-то съязвил про этому поводу, и напрасно съязвил. Он был самоучка, хотя и усердный книгочей. А Блок как-никак окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Горький "Древнерусского духовника" Смирнова в руках не держал, а Блок внимательно изучил, включая приложение, которое так и называется "Исповедь земле". Там приведена казачья песня.
Лежит казак в степи, смертельно раненый, и наказывает товарищу:
Расскажи жене,
Что женился я
На другой жене,
На другой жене,
На сырой земле…
Откуда это? Из той же Библии. Только не в буквальном, а в вольнодумном апокрифическом восприятии. Вот первая на земле смерть, притом насильственная. "И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле. И когда они были в поле восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей".
И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей
Как видим, все те же мотивы, все те же мысли. Народ жалел Авеля не только потому, что он - невинная жертва братоубийства, первый мертвец на земле, но и потому, что он был холостым и не вкусил радостей супружества. Народ счел, что он вступил в брак с землей, что это жена его земля. Отсюда и вполне традиционные строки в цикле "На поле Куликовом".
Итак, из простонародья мы переместились в образованный слой, ибо Блок был дворянин, университат, и, вообще, из хорошей семьи. Есть и другие примеры, когда люди, условно говоря, "из верхов", думают и поступают так же, как люди простые, крестьяне и сельские батюшки. Знаменитый нестяжатель, то есть противник монастырского землевладения преподобный Нил Сорский, его прозвание - по реке Сорке, где он основал скит, завещал (он умер в первые годы 16 века) бросить его тело на земле. Впрочем, зная, что все равно не послушаются и погребут, настаивал, в этом случае, на самой простой могиле. А преподобный Нил, между прочим, происходил из боярского рода Майковых.
Будет теперь! - сказал он, - некуда ехать. Я умираю. Выньте меня из коляски. Я хочу умереть на поле
А знаменитый светлейший князь Потемкин-Таврический, покоритель Новороссии и Крыма? Он был из религиозной семьи. Из смоленских дворян. Два представителя этой семьи, Спиридон и Ефрем, еще в 17 веке прославились как старообрядческие писатели. Сам светлейший в юности мечтал поступить в монахи. Мечтал стать архиереем, а потом, в годы величия и великолепия, когда на него нападала хандра, по целым неделям валялся на постели и читал душеспасительные книги. И вот как он умер. Это было осенью 1791 года, на пути из Ясс в только что построенный им город Николаев. Ранним утром, в степи, больной Потемкин приказал остановиться. "Будет теперь! - сказал он, - некуда ехать. Я умираю. Выньте меня из коляски. Я хочу умереть на поле". И скоро его не стало, и веки его закрыли на вечный сон медными монетами.
Эта кончина вдохновила Державина, который писал в "Водопаде":
Чей труп, как на распутьи мгла,
Лежит на темном лоне нощи?
Простое рубище чресла,
Две лепты покрывают очи,
Прижаты к хладной груди персты,
Уста безмолвствуют отверсты!
Чей одр — земля; кров — воздух синь;
Чертоги — вкруг пустынны виды?
Не ты ли счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?
То есть на матери-сырой земле. И Европа заметила потемкинскую смерть на матери-сырой земле, и долго об этом помнила. Вот строфа из байроновского "Дон-Жуана", в старом русском переводе, разумеется:
Тогда жил муж, по силе Геркулес,
Судьбою беспримерно отличенный.
Как метеор блеснул он и исчез,
Внезапною болезнью пораженный,
Один в степи под куполом небес...
Ряд, касающийся русских верхов и свидетельствующий, что чрезвычайно важно, об общенациональном, а не только простонародном сознании, можно умножать и умножать. К этому ряду принадлежит и Велимир Хлебников, именовавший себя Председателем земного шара с его знаменитой апофегмой: земля отпоет. И наш старший современник, автор прекрасного стихотворения:
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте ночную звезду.
Итак, земля - мать, и к ней мы все возвращаемся. И все к ней вернемся. Ее нельзя обижать и, что очень важно, нельзя делить. Как же мать разделить? Мать неделима, и земля неделима.
Я ссылался на светлейшего князя Потемкина-Таврического, а теперь сошлюсь на графа Льва Николаевича Толстого. 26 июня 1907 года он пишет нашему реформатору, автору идеи и реальности хуторов и отрубов Петру Аркадьевичу Столыпину:
"Причины тех революционных ужасов, которые происходят теперь в России, имеют очень глубокие основы, но одна, ближайшая из них -это недовольство народа неправильным распределением земли. Если революционеры всех партий имеют успех, то только потому, что они опираются на это, доходящее до озлобления, недовольство народа. Несправедливость состоит в том, что как не может существовать право одного человека владеть другим – рабство - так не может существовать право одного какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею как собственностью. Земля есть достояние всех, и все люди имеют право пользоваться ею. Признается это или нет теперь, и будет ли или не будет это установлено в близком будущем, всякий человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть собственностью отдельных людей, точно так же, как когда было рабство, несмотря на всю древность этого установления, на законы, ограждавшие рабство, все знали, что этого не должно быть".
Всякий человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть собственностью отдельных людей...
Вот вам и проблема.
Я говорил о матери-сырой земле, и мы могли думать, что это "дела давно минувших дней, преданья старины глубокой". Вовсе нет. Почему не идет земельная реформа у нас? А потому, что она не шла никогда. Скажем, освободили крестьян. С какими-то там наделами. Но, в общем, оставили их в общине. Опять же, земля-мать, она крестьянину не принадлежит. Почему крестьянин не учился ни в гимназии, ни, тем более, в университете? Да не потому, что он не хотел, и не потому, что у него не было возможности, а потому, что эта учеба автоматически означала потерю права на долю общинной земли. Крестьянин становился дачником – ну, домик оставался, садик, огород, это его, и все. И ведь после отмены крепостничества такой народолюбец, как Глеб Успенский, писал, что крестьянам стало гораздо хуже. Раньше они хоть как-то уживались с помещиками. Не все же такие помещики были как Салтычиха. Вовсе нет. Были же и как Николай Ростов, реальный человек в том смысле, что прототипом его был отец Льва Николаевича Толстого, который «сначала крестьянское, потом мое», чем лучше живет крестьянин, тем лучше живут помещики. И таких помещиков было большинство. Вот общинное сознание, мирское сознание, оно до сих пор нами владеет, и деться мы от него никуда не можем. Вот посмотрите, столыпинская реформа шла очень и очень плохо, и когда начались погромы усадеб в революцию, были одновременно, были гораздо меньше, но все-таки, погромы хуторских домов, хуторских изб. Затем - Владимир Ильич Ленин. Кажется, его никто не заподозрит, что он тоже разделял мифологему о матери-сырой земле. Ан нет, разделял. Ведь в программе большевиков дореволюционной земля должна была быть обобществлена, и если он устроил черный передел, то есть более или менее равное распределение земли, то только потому, что он боялся крестьян. В этом декрете или законе было сказано, что земля- государственная, вся принадлежит государству, это мать-сыра земля неделимая, а это - как бы временное пользование. Затем - колхозы. Ну да, в казачьих областях, где привыкли к праву на землю, или на Алтае переселенческом, где тоже была собственная земля, частная собственность на землю, там были бунты, которые были кроваво подавлены. А наши бедные северные губернии, о которых Блок писал:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви!
Да она же и пальцем не пошевелила и вся пошла в колхоз! Ну, что ж, община была, община есть. И до сих пор все так. Почему только говорят о земельной реформе и ничего сделать не могут? И даже более того, умолкли в последнее время, и даже фермерство не проходит. Во-первых, фермерства очень мало, никто не бросился в фермеры, а, во-вторых, фермеры жалуются не только на то, что их государство душит налогами, между прочим, по причине того, что государство стоит на мифологеме матери-неделимой земли, но и окрестные землепашцы поджигают постройки этих фермеров, как когда-то они поджигали барские усадьбы.
Так что дело не в том, что нет идей, дело в том, что есть страх перед земельной реформой. Отчего говорят, что пожизненное владение, но без права наследования и так далее? И страх этот перед национальной инерцией, которая очень сильна. Об этом нужно думать, нужно об этом писать, чтобы люди поняли, что существуют и другие национальные инерции. Например, у наших братьев - западных славян, у поляков. Там ведь тоже был коммунистический строй с 1945 года. Но ведь там же не было колхозов! А у них нет мифологемы о матери-сырой земле. Значит, крестьянин держался за свою землю, и коммунистическая власть вынуждена была ему эту землю оставить. Поскольку мы живем, если говорить словами Белинского, "в индустриальном веке", нам с этими мифологемами надо распрощаться. И каким-то образом, наконец, после 1861 года, слава богу, прошло уже 135 лет, каким-то образом, наконец, земельную проблему решить. А что касается матери-сырой земли - пусть это будет нашим прекрасным воспоминанием.
В текста передачи использованы фотографии Андрея Коротнева.