Нет тела – нет дела

• Как война и репрессии поменяли российские средства массовой информации.
• Площадь ландшафтных пожаров в России превысила миллион гектаров; дым дошел до Москвы.
• Почему полиция игнорирует жалобы на домашнее насилие и к чему это приводит.

Нет тела — нет дела

^{Видеоверсия программы}

ЦЕНЗУРУ ВЕРНУЛИ?

В Казани 17 августа прошли обыски у семи журналистов, сотрудничающих с Радио Свобода и его региональными проектами, а также обыск у социолога, колумниста издания Idel. Реалии Искандера Ясавеева. Местные издания связывают это с уголовным делом об оправдании терроризма и насилия в отношении представителей власти, а также с проверкой по статье о "фейках" про российскую армию. Днем ранее обыск прошел в Москве у журналиста издания "Московский комсомолец". На прошлой неделе стало известно о возбуждении дела о вымогательстве за удаление и последующий блок негативной информации в ряде телеграм-каналов. Что это, новый виток охоты на недостаточно лояльных властям журналистов?

Обыски у журналистов

На видеосвязи с нами – директор Центра защиты прав СМИ Галина Арапова и журналист издания "Проект" Юлия Балахонова (интернет-издание "Проект" российские власти признали "нежелательной организацией").

Галина, можно называть все это новым витком охоты на недостаточно лояльных властям журналистов? Совсем нелояльных уже выгнали или посадили.

Галина Арапова: Все это началось не сегодня, не вчера, даже не в феврале. Но сейчас стали использоваться более радикальные формы давления. Если раньше это были "административки", блокировки сайтов, назначение "иностранными агентами", то теперь это уже обыски и посадки, возбуждение уголовных дел. То есть в регионах используются более серьезные инструменты для того, чтобы голос журналистов, которые сотрудничают с независимыми изданиями, не звучал, чтобы у издания не было источника информации, глаз и ушей на месте, чтобы меньше была картинка из регионов. Ну, и для того, чтобы запугать остальных.

Марьяна Торочешникова: А вам известно о какой-то реакции на происходящее Союза журналистов России?

Галина Арапова: Я не видела заявлений Союза журналистов. А заявления Независимого профсоюза журналистов и работников СМИ привели к тому, что эта организация находится под ликвидацией. И это тоже серьезный сигнал журналистским организациям.

Марьяна Торочешникова: Независимый профсоюз ликвидируется по требованию прокуратуры. Вот чем они обосновывают это требование: "деятельность профсоюза влечет за собой нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда общественному порядку, общественной безопасности, обществу и государству". Эта фраза выглядит абсолютно бредово!

Галина Арапова: Все это вызывает еще и массу юридических вопросов. Вопрос даже не в том, что эта формулировка очень вязкая, совершенно нелепая, абсолютный перевертыш по сравнению с реальностью. Профсоюз обвиняют, например, в том, что они поддерживали членов профсоюза, в том числе Светлану Прокопьеву, которая была осуждена за "оправдание терроризма". Все российское медиасообщество, многие международные организации стояли на защите Светланы именно в силу того, что никто не был согласен с предъявленным ей обвинением. Сейчас именно это им вменяют в качестве основания...

Марьяна Торочешникова: Что они поддерживали "террористку".

Галина Арапова

Галина Арапова: Там и масса других нелепых обвинений. Свалили все в одну кучу ради того, чтобы показать: "нам не нравится то, что вы делаете, мы все равно вас закроем".

Марьяна Торочешникова: Юлия, "Проект" буквально на днях выпустил исследование о том, как война и репрессии поменяли российские СМИ. Насколько существенны эти перемены?

Юлия Балахонова: Конечно, они существенны. Более 500 журналистов покинули Россию после начала войны, 95 информационных ресурсов было заблокировано Роскомнадзором. После начала войны пошел новый виток, когда они начали массово всех блокировать, по сути, ввели военную цензуру. "Дождь" приостановил вещание, "Эхо Москвы" и "Новая газета" закрылись. По сути, в России уничтожили независимую журналистику.

Марьяна Торочешникова: Внутри России. Но появилось такое явление, как "офшор-журналистика", как ее метко назвал адвокат Илья Новиков. Насколько она сейчас влиятельна?

Юлия Балахонова: Издание продолжает работу за границей. Мы изучили, как менялась аудитория сайтов, телеграм-каналов, независимых изданий, и увидели, что если не брать в расчет закрывшиеся издания, то аудитория за пять месяцев войны, по сравнению с предыдущими пятью месяцами, значительно выросла – на 32%. Особенно сильный всплеск был в марте, потом интерес начал снижаться, но было очень много визитов именно на сайты независимых изданий. Люди хотели получить что-то, что расходится с тем, что рассказывают по федеральным каналам. Сказывается усталость от темы войны. В мае интерес стал снижаться, стало меньше заходов на сайт. Но мы отдельно смотрели аудиторию телеграм-каналов, и если суммировать телеграм-каналы независимых изданий, то в среднем там аудитория выросла на 216%, то есть подписчики в большей своей части остаются.

Марьяна Торочешникова: Галина, по словам Юлии, после начала войны было заблокировано 95 независимых изданий, к ним теперь нет доступа, но власти продолжают выписывать штрафы уже заблокированным редакциям. Это юридически нормальная ситуация?

Галина Арапова: Блокировка не означает, что контролирующий орган вычеркивает эти ресурсы из сферы своего внимания. Это же вопрос только ограничения доступа аудитории к этому ресурсу. Но люди у нас достаточно уже образованные, они знают, что такое VPN, пользуются им. Буквально с 5 марта, после того как 4-го вступили в силу поправки в УК об уголовной ответственности за распространение дезинформации о действиях ВС РФ, количество скачиваний VPN скакнуло на 1030%. Поэтому с точки зрения закона эта информация все равно остается доступной для российской аудитории и, таким образом, подпадает под юрисдикцию РФ. Запретный плод сладок, и люди, конечно, будут искать альтернативную информацию. Многие из тех, кто раньше и не искал, сейчас, возможно, начнут, будучи перекормленными пропагандой. Поэтому, конечно, власти нельзя ослаблять хватку.

ПОЧЕМУ ЛЕСА НЕ ТУШАТ?

В начале августа площадь ландшафтных пожаров в России, по данным "Авиалесоохраны", превысила один миллион гектаров. Больше всего очагов возгорания в Якутии и Хабаровском крае. Горят леса и в Рязанской, Ростовской областях. Часть из них даже не тушат, поскольку "прогнозируемые затраты превышают прогнозируемый вред от пожаров", как говорят в ведомстве. В некоторых местах огонь перекидывается на жилые дома, люди теряют жилье.

Как горит Россия

Вот как комментирует текущую ситуацию с ландшафтными пожарами руководитель противопожарного проекта Greenpeace Григорий Куксин.

Григорий Куксин: Традиционно каждый год у нас в России есть два основных пика пожаров – весной и летом. Весной преобладает горение травы, 100% пожаров вызваны деятельностью людей. Летом добавляются примерно такие же по площадям пожары, но уже в основном лесные. И пожары, отчасти – процентов на 10 – связанные с молниями, то есть с естественной причиной, но на 90% все равно связанные с деятельностью людей.

Этот год оказался очень тяжелым по весенним пожарам. Их было много, и они были с очень плохими последствиями. Больше тысячи домов сгорели, не менее 18 человек погибли. И это было сочетание обычных причин пожаров (люди как жгли, так и жгут траву) и необычной погоды: сильный ветер приводил к большим потерям. Потом была обычная летняя пауза в июне, когда пожаров было не очень много, и начался традиционный сезон летних пожаров. Опять обычные причины: сжигание порубочных остатков, оставленные костры, брошенные окурки и до какой-то степени молнии.

Григорий Куксин

А вот на площади летних пожаров традиционно больше влияла погода, чем действия властей. В этом году, по итогам прошлогодних резонансных пожаров, было немножко увеличено финансирование, но этого не хватило, чтобы исправить ситуацию, и примерно половина российских лесов так и осталась без охраны в так называемых "зонах контроля", то есть там, где властям разрешено не тушить пожары.

Обычная практика этого лета была в том, что действовали примерно 100 пожаров в день, их тушили. В конце июля – начале августа в сводках почти каждый день фигурировало 100 пожаров, которые мы тушим, и 100 пожаров, которые мы не тушим. Вот по площадям 100 пожаров, которые мы тушим, давали примерно 30 тысяч гектаров, а 100 пожаров, которые мы не тушим, разрастались до 300–400 тысяч гектаров. Получается, что 80–90% площади, пройденной огнем, нам дала та половина пожаров, которые никто и не тушил. Получается, что итоговые площади зависят в этом году, как и в предыдущие годы, только от погодных условий и от того, как развиваются те пожары, которые мы не тушим. Это не значит, что работа пожарных бесполезна. Спасли много заповедников, национальных парков, населенных пунктов, но на итоговые площади пожаров, на выбросы и задымление от них влиять не получалось.

Погода помогла побороть сибирские и дальневосточные пожары. А вот в Центральной России установилась устойчивая жаркая, сухая погода. Прямо сейчас действует очень крупный пожар – примерно на пять тысяч гектаров – в Рязанской области, и он уже перешел на две особо охраняемые федеральные территории – на Окский заповедник и Мещерский национальный парк. Он угрожает населенным пунктам. Много пожаров идет по завалам, по горельникам, которые остались после 2010 года. Многие сравнивают жару конца августа, засуху с 2010 годом, но ситуация лучше, чем тогда, и именно из-за того, что реагировать стали по-другому, не упустили ситуацию с весны. Для Центральной России, для торфяных пожаров очень здорово перестроили систему реагирования, в том числе под влиянием СМИ и общественных организаций, и сейчас это дает нам возможность неплохо отбиваться.

НЕТ ТЕЛА – НЕТ ДЕЛА

На днях суд в городе Белорецке в Башкирии отправил в следственный изолятор 37-летнего местного жителя, который, как сообщают, из ревности убил свою бывшую жену. До трагедии Дина Махиянова неоднократно жаловалась в полицию на побои и угрозы со стороны бывшего супруга, но жалобы игнорировали. У Махияновой осталось двое сыновей – 6 и 13 лет.

"Либо тебя убьют, либо ты убьёшь"

С нами PR-менеджер Центра "Насилию.нет" Юлия Арнаутова и юрист, соавтор законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия Алена Попова.

По данным проекта "Фемициду нет", который ведет статистику убийств женщин в России по открытым источникам, к середине августа этого года в стране убиты уже 766 женщин. Алена, вы в своих соцсетях регулярно публикуете сообщения об убийствах женщин, и складывается впечатление, что на самом деле жертв значительно больше, а власти по-прежнему не заинтересованы в изменении ситуации.

Алена Попова

Алена Попова: В истории с Диной Махияновой ее знакомые девушки, коллеги говорили, что об этом знал весь город, а одна из подруг Дины слышала, как в полиции той сказали: "Нет тела – нет дела". Стандартная история. Один раз такую фразу произнесла лучшая участковая Орловской области Наталья Башкатова, и она уехала в колонию-поселение на два года. Она действительно сказала Яне Савчук: "Не волнуйтесь, девушка, будет труп – приедем и опишем" – и через час выехала описывать труп Яны. А полицейские, не выехавшие на звонки соседей по делу Веры Пехтелевой, которую несколько часов жестоко убивал ее бывший молодой человек, до сих пор работают в полиции.

Система основана на насилии, насилие есть скрепа. Но лично мне позволяет не опускать руки то, что общество стало нетолерантно к этому относиться, оно бежит впереди системы. По закону у нас электронное обращение приравнено к бумажному, и на него должны дать ответ. Я не думаю, что смогут дать тысячу или две тысячи отписок: придется что-то делать. Мы должны соединить эти обращения и требование принять закон о профилактике семейно-бытового насилия.

Марьяна Торочешникова: Система все-таки тоже пытается что-то делать. 28 июня Владимир Путин подписал закон об уголовной ответственности за повторные побои. Как это изменит ситуацию?

Алена Попова: Большое спасибо нашим коллегам – юристам Консорциума женских неправительственных объединений, которые приложили очень много усилий к тому, чтобы это изменение было внесено. Это полшага вперед, но не шаг. Где обязательная компенсация пострадавшим? И в Государственной Думе сейчас нет ни одного человека, кто представлял бы интересы пострадавших от домашнего насилия. Все очень и очень плохо. Но, надеюсь, ситуация улучшится. Уровень насилия растет в геометрической прогрессии, и все помогающие организации завалены обращениями. Общество все более и более чувствительно относится к тому, что пострадавшие остаются без защиты перед системой. Если так будет продолжаться, то система будет вынуждена реагировать.

Марьяна Торочешникова: Юлия, государство сейчас предлагает какую-то реальную помощь пострадавшим от домашнего насилия? Или чиновники все отдали на откуп таким организациям, как ваша, обозвав вас попутно "иностранными агентами"?

Юлия Арнаутова: Да, к нам маршрутизируют клиенток, но при этом у нас такой интересный статус и всячески закручиваются гайки. Государство что-то делает. Есть некоторые государственные приюты, шелтеры, но там не всегда все просто, бывает куча бюрократических препятствий. Иногда на счету каждый час, каждая минута, а женщине приходится собирать пакет документов. Не всегда есть место в шелтерах, поэтому женщина не может заселиться экстренно. Именно поэтому у нас есть программа соцразмещения.

Марьяна Торочешникова: Но она действует только в Москве.

Юлия Арнаутова: И из Московской области тоже можно. Были случаи, когда мы заказывали девушке такси из Калужской области. По России есть и другие шелтеры. Все зависит от региона.

Марьяна Торочешникова: Так называемая "специальная военная операция" повлияла на ситуацию, связанную с домашним насилием?

Юлия Арнаутова: В Москве пока нет большого всплеска. Было буквально несколько случаев, когда насилие возникало на почве политических разногласий. Был даже случай, когда мужчина избил свою жену потому, что она этническая украинка. Пока мы этого не наблюдаем. Во-первых, это Москва, а на "специальную военную операцию" больше ездят люди из других регионов. Во-вторых, еще далеко не все эти люди вернулись. В-третьих, военное эхо всегда очень долгое. Мы с ужасом думаем о том, что будет, когда эти люди вернутся, ведь им вряд ли будет оказана квалифицированная психологическая помощь, а стрессовое посттравматическое расстройство, безусловно, гарантировано. И если ты привык убивать, видеть кровь, наверное, ударить жену будет не сильно большой проблемой.

Марьяна Торочешникова: В декабре 2021 года ЕСПЧ опубликовал пилотное постановление по делу "Туникова и другие против России" по проблеме домашнего насилия, и власти РФ обязали привести законодательство по предотвращению насилия в соответствие с Конвенцией о защите прав человека. Тогда Россия еще входила в Совет Европы, а решения Страсбурга были обязательными для исполнения. Как-то начали исполнять, или после начала войны все вообще забыли о каких-то обязательствах?

Алена Попова: Депутаты занимаются войной, и сейчас идет впереди все, что связано с защитой насилия, а не с защитой пострадавших от насилия. Есть какие-то минимальные подвижки в сфере изменения законодательства по защите от насилия, которые они хотели вносить еще предыдущим составом, минуя наш закон: поправочку в КоАП, поправочку в УК, которые существенно не изменят ситуацию. Я думаю, процесс будет долгим. Нельзя сказать, что это заморозилось, но все, что делается, неэффективно.