Сегодня у нас в гостях город Хельсинки и мой давний коллега и приятель Аркадий Мошес, сотрудник Финского института международных отношений, руководитель программы российских исследований.
Общение
Я переехал в Финляндию в 2002 году, у меня был тогда трехлетний контракт с институтом, потом я собирался возвращаться в Москву. Серьезным поворотным моментом стал 2003 год, арест Ходорковского, когда очень многое стало понятно в плане развития. Я выучил язык, через какое-то время получил гражданство. В Финляндии существуют два языка: один – это язык литературы, который преподают иностранцам. Параллельно существует разговорный язык, он грамматически проще, но его тоже нужно изучать. Если вы его не слышите каждый день дома с детского возраста или специально не изучали, он вам будет казаться ближе к эстонскому, чем к финскому.
– В Финляндии ведь не принято заговаривать с незнакомым человеком?
– Да, пожалуй. Хотя, конечно, многое меняется. Я 25 лет пользуюсь метро, и там со мной только дважды начинали разговор. Один раз это был юноша: потом выяснилось, что у него русская жена, и мы разговорились. Второй раз это был сильно подвыпивший член какого-то мотоциклетного клуба. Он сначала смотрел на меня с недоверием, спросил, говорю ли я по-фински. Для него стало приятным сюрпризом, что говорю, и мы начали вести какую-то беседу.
У большинства финнов достаточно хорошее чувство юмора, оно своеобразно. Они не очень любят рассказывать шутки и анекдоты, но в разговорах между собой шутят на какие-то темы.
– Ты можешь сказать, что интегрировался, стал своим? В институте, наверное, многое происходит на английском?
У большинства финнов достаточно хорошее чувство юмора, оно своеобразно
– Да, рабочий язык у нас английский. Не могу сказать, что я на 100% интегрирован, но частично – безусловно. Я очень много ездил, особенно в доковидные времена: по Европе, по регионам постсоветского пространства, в Америку. Есть люди, которые воспринимают меня в качестве финского гражданина. Но все-таки я не могу назвать себя человеком, полностью интегрированным в финскую среду.
Хельсинки
Мои старшие дети учились на английском, в результате оба заканчивали университет за гарницей и сейчас работают не в Финляндии. А младший сын, который здесь родился, абсолютно двуязычный. У них в классе только у двоих был высший балл по финскому, и, по-моему, они оба иностранцы. В его школьной жизни были неприятные случаи: глядя исключительно на фамилию, его упорно пытались направить с уроков финского языка для носителей языка на уроки для иностранцев. Иногда выскакивают какие-то шероховатости, но он уже считает себя финном, планирует оставаться здесь.
Слои идентичности
– В целом это достаточно закрытое общество, малая нация, которая формировалась в борьбе, в отторжении себя от чужих: от шведов, от русских, – у финнов очень сильное чувство собственной идентичности и уникальности?
Есть шведский слой, есть сугубо финский, но есть еще и русско-имперский
– Да. У них даже есть пословица: мы не русские, мы никогда не станем шведами, поэтому мы – финны. Конечно, закрытое общество. Но сейчас городская культура все равно потихонечку берет свое. Одно дело, когда ты крестьянин, фермер, батрак в каком-то озерном краю, раз в неделю садишься в специальную лодку и едешь в церковь в соседнюю деревню. И совершенно другое – жизнь в современных условиях с интернетом, со всеми городскими удобствами. Общество, конечно, потихонечку меняется. Приходит английский язык.
В какой-нибудь Иматре есть люди, которые учили русский, там были специальные смешанные школы с очень серьезным преподаванием русского языка, но они находятся под угрозой закрытия. Всем было хорошо, когда там учились русские люди, которые потом шли в сервис, обслуживали тех же русских. С закрытой границей, с пониманием того, что конфликт России с Финляндией теперь затянется надолго, получается, что этих рабочих мест больше не будет.
Библиотека Хельсинкского университета
– В Хельсинки много слоев идентичности: есть шведский, нордический, есть сугубо финский, но есть еще и русско-имперский. Большая часть архитектуры, формообразующий для Финляндии XIX век, когда зарождалась идея нации, основные институты нации, – все это состоялось в рамках Российской империи. И есть еще европейский, глобальный уровень. Хельсинки – как его классифицировать: как северный город, постимперский город или глобальный, хайтековский, развернутый к миру?
– Я думаю, как движущийся в глобальную сторону. Действительно, здесь можно найти все это пока еще не только в архитектуре. Недавно мы с супругой искали подарок и оказались в магазине антикварного серебра. Продавец говорил, что набор неких предметов якобы принадлежал какому-то великому князю. Он сказал: "Как жалко, что закрыты границы, и мои русские клиенты не могут приехать". Ничего подобного я раньше не видел!
Царский режим многое сделал для того, чтобы финны подняли свою культуру
Тут есть памятник в крепости, небольшой обелиск, на котором выбито пять дат: 1855, 1906, 1917, 1918, 1938. Они символизируют пять событий, когда в этой крепости погибали люди. 1855-й – это обстрел английской эскадры во время Крымской войны. 1906-й – это то, что мы знаем, как Свеаборгское восстание. 1917-й – это революция: мы знаем, как топили и убивали офицеров и адмиралов. 1918-й – это когда победили белые финны, выиграли у красных Гражданскую войну. Там какое-то время был лагерь для военнопленных, для людей, пораженных в правах, которые там умирали от голода и болезней, вызванных недоеданием. 1938-й – это технологическая катастрофа, взорвался арсенал, причем не на этом, а на соседнем острове. Вписать пять дат просто через запятую и не объяснить, – это тоже характеризует и общество, и идентичность. Подразумевается, что человек, который придет к этому памятнику, будет знать, о чем речь.
Смотри также Андрей Остальский: "Лондон – это город-страна"
Русско-имперский слой
– У меня такое ощущение, что в образованном классе люди все равно очень сильно люди ориентированы на Петербург. Для них это образ некоего большого города, он входит в обязательный культурный набор любого образованного финна.
– Да, но этого становится все меньше. Не просто закрыта граница, и все пошло не в ту сторону: сначала все пошло не в ту сторону, а потом закрылась граница. В какой-то момент пускали четыре поезда в сутки до Петербурга, бизнес ориентировался на торговлю с Петербургом. Идея о том, что у Хельсинки и Петербурга будут какие-то особые отношения, связи, особые чувства друг к другу, существовала очень долго.
Поезд "Аллегро" (Санкт-Петербург-Хельсинки), 2014 год
В связи с последними обстоятельствами, мне кажется, она уже умерла в силу целостного отношения финнов к истории, понимания того, что в XIX веке тот же Петербург, царский режим сделал достаточно много для того, чтобы они подняли и свою культуру. В конце концов, собирал Лённрот эту сагу "Калевала" – он от царя получил, как бы мы сейчас сказали, грант, не финские же купцы оплатили это дело. Никогда не ломали памятник Александру II на Сенатской площади, человеку, который, как они считали, делал что-то правильное и хорошее. Есть и другие такие же вещи.
Паники нет, но многоэтажные дома строятся с бомбоубежищамин
Иногда можно найти очень интересные, мало кому неизвестные места. Года три назад я, гуляя, нашел остатки укреплений имперской береговой охраны, построенные в 1915 году. От того места до моря, по которому могли пройти сколько-нибудь серьезные корабли, примерно восемь километров. Никто не пытается делать вид, что этого не было: нет, это такая же финская история, как и любая другая.
Если Александр III и его губернатор Бобриков проводили русификацию, то никто доброго слова об этом периоде не скажет, а если Александр I, II помогали, давали деньги, поднимали систему образования на финском языке, а не на шведском, тем самым делали финнов равными шведам, они это помнят и очень благодарны.
Финляндия и война
Здесь никто не просыпается утром и не смотрит, не пора ли уже бежать в бомбоубежище. Панического отношения к тому, что происходит или может произойти, нет, в том числе потому, что так или иначе многие вещи делались из года в год даже в самые лучшие периоды дружбы и сотрудничества. Здесь каждый первый понедельник месяца около 12 часов тестируют сирену предупреждения о воздушной атаке. Все многоэтажные дома строятся с бомбоубежищами: в мирное время там кладовки, но там есть вода, воздух, все, как положено. То есть нет чувства угрозы, паники, но есть секьюритизация сознания. Какие-то вещи, которые раньше не воспринимались через призму системы структур безопасности, теперь начали.
Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг и министр иностранных дел Финляндии Пекке Хаависто во время церемонии вступления в альянс
Без этого нарастания секьюритизации мозгов Финляндия так быстро не вступила бы в НАТО. Десятилетиями данные опросов менялись на 2-3%: 22-25% за, 50 с небольшим, иногда 60 против, остальные не определились. Поздней осенью 2021 года были такие цифры, а в марте-апреле уже за 70% поддерживали вступление в НАТО. Финляндия обошлась без референдума. Из 200 членов парламента против проголосовали только 6 человек, еще несколько воздержались. И процедура была проведена чрезвычайно быстро.
– Сейчас увеличилось чувство безопасности? Есть ли ощущение, что НАТО защитит? Или все-таки есть воспоминания о том, как Финляндия перед Второй мировой войной оказалась брошенной Западом один на один со Сталиным?
– Есть и то, и то. Одна из причин, почему так долго не собирались в НАТО: не верили, что придут иностранцы и помогут. В этом плане что-то поменялось: все-таки отношение к договорным обязательствам и, главное, к ежедневной практике делает людей более уверенными в завтрашнем дне. Но главное сейчас не в этом, а в том, что пока идет война в Украине и военный взгляд транслируют в публичное пространство, все понимают, что гораздо более вероятны хакерские атаки на крупные банки, на систему водораспределения, гибридные атаки, а собственно военное давление менее вероятно.
Финляндия готова в значительной степени лучше, чем любая другая европейская страна: здесь вторая по численности артиллерия после польской.
– Как мы знаем по Зимней войне, это страна, которая способна обороняться сама.
В Финляндии вторая по численности артиллерия после польской
– Но сейчас армия гораздо сильнее. Выполняется программа закупки новых самолетов в Америке, она была решена до всякого НАТО. Соответствующие ракеты куплены в Америке несколько лет назад. Артиллерию покупали много где, вплоть до Южной Кореи. Покупали "Леопарды": когда голландцы решили, что они им не нужны, финны купили у них несколько десятков.
Главное – это обязательная военная служба. Финляндия никогда не отказывалась от призыва, поэтому профессиональная армия достаточно компактная, тысяч 30, но резерв как минимум 200 тысяч. Тех, у кого более дефицитные, нужные военные специальности, могут вызывать каждый год на неделю, они до 60 лет состоят в резерве. Любой человек может отказаться от службы, пройти альтернативную гражданскую службу, но их по-прежнему меньшинство, основная масса идет служить.
Члены Национальной ассоциации подготовки военнослужащих Финляндии на военной базе Сантахамина в Хельсинки
К вопросу об имперском наследии: они оказываются в тех же казармах, построенных 150 лет назад для русских полков. Там теперь стеклопакеты, комнаты на взвод, а не на 300 человек, душ. Для женщин призыва нет, но несколько сот девчонок в каждый призыв добровольно идут служить в армию.
Русофилия и русофобия
Особой русофилии здесь никогда не было, был прагматизм. Один приятель говорил мне, что в отличие от прибалтов мы не исходим из того, что нам обязательно придется воевать с русскими, но если придется воевать – будем воевать. Однако сейчас же мы не воюем, а значит, какой смысл терять то, что можно сегодня заработать? У прибалтов было наоборот, они говорили: не надо никаких экономических связей, потому что раньше или позже все равно будет война.
Конечно, есть действительно русофилы, которые знают русскую культуру, прекрасно говорят по-русски, сожалеют о происходящем, пытаются в меру своих возможностей приостановить процесс взаимного отторжения. Но их даже не меньшинство – это просто отдельные люди, иногда представители мира культуры, иногда – мира бизнеса.
Русофобия окрепла. Она, наверное, была и раньше. Понятно, что в 50 с лишним миллионной нации должны быть русофобы. Кто-то помнит, где жили его предки. Негативную роль сыграло то, что русские могли покупать здесь объекты недвижимости и очень многие покупали, а финнам запрещено было покупать в России недвижимость. Когда был государственный визит Медведева в 2009 году, ему пытались задать этот вопрос, но он выкрутился.
– То есть потеря Карелии до сих пор травматична, уже в третьем поколении?
Русофобия окрепла. Кто-то помнит, где жили его предки
– Уже нет. В начале 90-х годов еще можно было встретить, я видел фотографии людей, стоящих со знаменами Карельского Союза. Но здесь все равно очень уважительно относятся к мнению людей, которых избрали: к президенту и премьер-министру. Если правительство говорит, что Финляндия не будет возвращаться к территориальным вопросам, то на этом национальный дебат на какое-то время кончается, потому что мнение президента надо уважать. За мои годы жизни здесь никакого серьезного разговора о возврате Карелии не было. Я знал достаточно многих ветеранов войны, и у них не было никакой русофобии.
Сейчас, благодаря соцсетям, к сожалению, появилась возможность оскорбить русского и остаться неузнанным. Я иногда вижу это в ответ на свои статьи, где пытаюсь говорить о том, что закрытая граница не идет на пользу Финляндии, что во время президентских выборов обсуждалась возможность принудительного лишения финского гражданства двойных граждан, если они не выйдут из российского гражданства, – я писал, какая это глупость, какой-то юридический нонсенс.
Когда публикуешь такие статьи, конечно, тебе наваливается полный ящик вещей типа: "Русские, убирайтесь из Финляндии!". Раньше этого не было. Теперь, видимо, люди ощущают, что есть политики, которые готовы их в этом поддержать. Очень жаль. Мне хотелось бы, чтобы появился какой-то мудрый чуловек, который сказал бы: "Нет, ребята, поговорили немножко, и хватит". Потому что мы в ответе за тех, кого приручили, и нужно соблюдать те правила, которые были на тот момент.