Как устроена Америка. Нью-Джерси

Здравствуйте, друзья, я – Александр Генис, автор и ведущий подкаста "Генис: взгляд из Нью-Йорка".

Наш новый сезон продолжит предыдущий, в котором я рассказывал о моем Нью-Йорке. Смысл этого цикла примерно тот же: поближе познакомить наших слушателей с той Америкой, которую, вопреки одичавшей кремлевской пропаганде, есть за что любить и всегда интересно изучать, чтобы понять, как она устроена.

Как устроена Америка: Нью-Джерси

В новом сезоне, однако, изменится масштаб. Мы попробуем заново открыть Америку, во всяком случае, ту ее значительную часть, которую я сам успел узнать и полюбить. В каждой из десяти передач мы посетим штаты, радикально отличающиеся друг от друга. Их особенности – политические, исторические, социальные, культурные и кулинарные – помогут понять, как действует истинно федеральное устройство страны с латинским девизом, отчеканенным на всех ее монетах: e pluribus unum, "из многих – единое".

Помимо моих, как всегда субъективных путевых заметок, все эпизоды включат кратчайшую (чтобы не конкурировать с Википедией) справку и беседу с моими старыми друзьями из того штата, о котором идет речь. Подчеркивая уникальность каждой остановки в этом травелоге, мы всем зададим похожие вопросы. Один из них – "как отразилась война в Украине на жизни вашего штата".

Прежде чем пуститься в путь и посетить два десятка штатов, я хочу поделиться 45-летним опытом, сказав несколько слов и о том, как открыть Америку, – и о том, как этого делать не следует.

Худший способ узнать эту страну – знакомиться с ней по книгам, написанным лучшими американскими писателями. Не потому, что они сами с этим не справились, а потому что книги, тем более великие, раскрывают нам уникальное, героическое, глубокое, даже сверхчеловеческое, а не обыкновенное, чем живут все, кроме героев классиков.

Представим себе иностранца, который приехал в Россию, чтобы найти там страну измученных идеалистов Достоевского и кающихся интеллигентов Чехова. Такие случаи известны, и ничем хорошим они не кончились. Мои знакомые американские слависты приезжают в Петербург Пушкина и Блока, а оказываются в городе Путина и Пригожина…

Тем не менее, полюбив еще в ранней юности американскую прозу, я ехал в Америку Хемингуэя, Фолкнера и Сэлинджера. Нашел я только первого. Hemingway было написано на грузовике, перевозившем мебель, оказалось фамилией хозяина фирмы грузчиков и не имело никакого отношения к автору "Фиесты", которую я, как все в моем поколении, знал наизусть.

В оправдание своей наивности скажу, что первое открытие и освоение Америки происходило с помощью таких же неоправданных аналогий со Старым Светом. Начать с того, что Колумб, как мы вслед за ним, плыл в одну страну, а попал в другую.

Самобытность нового континента требовала тамбура, спасавшего от кессонной болезни. Чтобы вписать Америку в свою историю, Старый Свет должен был найти ей место в собственных анналах. Сюда подходила античность. В этом заключался и хитроумный замысел. Заманивая европейцев в неосвоенные места, поселенцы давали им названия, известные из европейской истории, но не имеющие к ней никакого отношения. В северных чащах необъятного штата Нью-Йорк я посетил два поселка. Один назывался Овидий, другой – Вергилий. Расположенные, как в библиотеке, по соседству, они тоже застыли в золотом веке пионеров, на который намекали все еще встречающиеся на дорогах фургоны сектантов-амишей.

В этих допотопных декорациях прошлое Америки окуналось в такую архаику, что невольно соответствовали героическому идеалу и бывшие хозяева этих мест. Романтики изображали краснокожих могучими ахейцами – в романах Фенимора Купера и стихах Лонгфелло. Богатыри, могучие, как Ахилл, и безжалостные, как он же, индейцы захватили фантазию пришельцев, пытавшихся признать в дикарях свою доисторическую юность.

Но все это, так сказать, – "литература". И для близкого знакомства нет хуже проводников, чем любимые нами авторы. Благодаря им мы не открываем Америку, а ищем ту, которую уже знаем, – из книг и песен, фильмов и снов.

Не потому ли все отечественные писатели возвращались из Америки разочарованными. Ведь они привозили ее с собой, а когда она оказывалась непохожей на тот образ, который в них жил, то виновата была непонятая ими страна.

Честертон, лучший защитник непредвзятого взгляда на вещи, говорил:

"Путешественник видит то, что видит; турист видит то, на что он приехал посмотреть".

Так или иначе, Новый Свет не понравился ни Горькому, ни Есенину, ни Маяковскому, ни Пильняку, ни Эренбургу, как и многим другим, включая автора сталинского раритета "Левкои в Нью-Йорке не пахнут" (книги, которую я бережно храню за безумное название).

Эту тему подробно разворачивает любимый травелог российских читателей – "Одноэтажная Америка". Ильф и Петров в ней пришли к неприятному выводу. Большую страну населяет маленький народ – меркантильный, мещанский, ограниченный, недостойный американской технической мощи.

Американская дорога. Фото Ильи Ильфа

Зато уж она стала объектом преклонения. Подлинные герои Ильфа и Петрова – бензоколонки, конвейер, плотина, электричество, мост в Сан-Франциско. Все это они хотели бы завернуть и увезти домой, чтобы побыстрее добраться до светлого будущего. Но сильнее всего авторы возлюбили автомобиль. Кажется, они и в Америку приехали в первую очередь для того, чтобы посмотреть на подлинную родину машины и проехаться в ней по стране, лучшую часть которой в их глазах представляла дорога:

"Мы катились по ней с такой легкостью и бесшумностью, с какой дождевая капля пролетает по стеклу".

Я вспоминаю Ильфа и Петрова всякий раз, когда вслед за писателями еду по упомянутой в книге "федеральной дороге № 9, через Поукипси" подальше от Нью-Йорка, чувствуя, что с каждой милей меня отпускает вечное напряжение жизни и все становится менее важным, чем обычно. По таким дорогам я езжу 45 лет, но так и не добрался до цели. Более того, я даже не знаю, есть ли она, и не представляю, на что она может быть похожа. Что и неудивительно. В Америке у машин есть строптивая черта характера, мешающая им останавливаться. "Движение – все, цель – ничто", – бормочут они вслед за Сизифом и несутся, куда глядят фары.

Собственно, поэтому понять Америку можно только на ходу. При этом гостю-иноземцу надо постоянно держать в памяти:

– что в Старом Свете вы куда-то едете, а в Новом вы едете откуда-то;

– что в Старом Свете преобладает центростремительное движение, в Новом – центробежное;

– что в Старом Свете все дороги ведут в Рим, в Новом – "из Рима";

– что только тот путник, который сумеет влиться в поток, только тот, кто услышит ритм этого вечного движения, только тот, кто войдет во вкус освоения Нового Света, так непохожего на Старый, может с чистой совестью сказать, что ему удалось не увидеть, а открыть Америку.

Нью-Джерси. 47-й штат по территории (25 тысяч квадратных километров), по населению – 11-й (около 9 миллионов), по плотности населения – первый. Принятие статуса штата – 1787-й год (третий в стране). Столица – Трентон, крупнейший город – Ньюарк. Лучший музыкант – Брюс Спрингстин. Лучший писатель – Филип Рот. Птица штата – американский чиж. Девиз – "Свобода и процветание".

Я выбрал в качестве отправной точки нашего путешествия по Америке штат, в котором сам живу уже тридцать лет. С тех пор как после первых 15 лет в Манхэттене я, как миллионы других, сбежал оттуда – исключительно за тишиной.

Нью-Йорк был и остается моим любимым городом, о чем я не устаю рассказывать.

Но днем я люблю его больше. Ночью там хуже, потому что на улице играет музыка – и в два часа, и в три, и на рассвете. Особенно меня донимали появившиеся тогда динамики, встроенные в багажники автомобиля. Они могли заполнить целый квартал карибскими напевами, из-за которых я твердо выучил слово "corazón", что, конечно, означает на испанском "сердце". Весной о нем особенно громко пел наш район в северном Манхэттене, и, не выдержав, я в поисках покоя переправился через Гудзон. Тут я обосновался в маленьком городке Эджуотер, который честно объявляет о своем географическом положении: на краю воды, на берегу реки Гудзона, по фарватеру которой проходит граница между двумя штатами и мирами.

Наш дом расположен всего в одной миле реки от Манхэттена, но в штате, которого там стесняются. Оно и понятно: Нью-Йорк себя именует "имперским", о чем написано на всех автомобильных номерах. А притулившийся к соседу Нью-Джерси знает свое место и, признаваясь в провинциализме, зовет себя "Garden", что если и не переводится "деревня", то только потому, что ему так удобнее. Впрочем, рядом с Нью-Йорком все – провинция, в которую из великого города сваливаются сбежавшие или выпихнутые. Свято веря в это, я всегда молился на Восток, через реку, туда, где никогда не гасили свет, откуда доносился вечный гул машин и все та же нескончаемая карибская музыка.

Чтобы мне открыть Нью-Джерси, штат, которому я, между прочим, плачу немалые налоги, понадобилось бедствие – ковид. Когда в Нью-Йорке из-за пандемии и карантина стало нечего делать, я обернулся на Запад, но не дальний, а ближний – в часе езды. Как всем известно, Америка – страна контрастов, и, воспользовавшись букетом кризисов, я принялся изучать ее обратную – идиллическую сторону.

Обстоятельства сделали из меня краеведа. Чтобы разглядеть что-то занимательное, нужно сменить оптику, углубиться в обыденное и вынырнуть с другой стороны скучного с трофейным знанием, недоступным ленивому. Остальным занимается большая история, нам остаются осколки прошлого, в которых так сладко копаться.

Очертив на карте радиус в 60 километров, как раз на час езды, я отправился в городок с голландским названием. В наших краях таких хватает, поскольку выходцы из Нидерландов служат американцам, как римляне – Старому Свету. И голландский был латынью Америки, во всяком случае, той, что родилась неподалеку от Нового Амстердама, который мы зовем Нью-Йорком.

На Запад! Фото Ирины Генис

Сверившись со словарем, я выбрал расположенный сразу за границей штата Нью-Джерси городок Хаверстроу, по-голландски это означает "овсяная солома". В соединении с местной глиной она образует кирпичи, из которых первые поселенцы строили свои дома еще в 1616 году. К 19-му веку тут было 40 заводов, которые обеспечили застройку Нью-Йорка. Каждый старый дом в Манхэттене начинался в здешнем карьере. В память об индустриальном прошлом местные устроили голландский садик. Он весь из кирпича: и ограда, и беседка, и чайный домик с краснорожими скульптурными фантазиями под надписью готическим шрифтом. Внутри – усмиренная до клумбы природа.

В совокупности – образ Голландии в пейзаже и интерьере, от которого я млею, так как вырос в Риге. Для нее тоже характерна сдержанная этика и эстетика, находящая отражение в культе кирпича. Даже готика у нас бывала "кирпичной". К ее лучшим образцам относились Академия художеств и две водонапорные башни – Анна и Жанна, названные по имени живших на этом месте сестер (первую из них сожгли на костре за колдовство).

Пресвитерианская церковь в Хаверстроу

В следующий раз я отправился на залезающее в соседний штат Нью-Йорк горное озеро Рокленд с кристально чистой водой. Оно служило источником льда для Нью-Йорка. Глыбы льда выпиливались зимними ночами (чтобы меньше таяли), на особых товарняках-рефрижераторах доставлялись в Манхэттен и прятались в кухонные шкафы-холодильники, где они могли пережить лето. Так родились коктейли: со льдом все было вкусно, а главное – шикарно. Фабриканты льда, научившиеся сохранять его в древесных опилках и соломе, возили свой товар даже в Индию, где он имел феноменальный успех. Выше всего ценились прозрачный, как раз из этого озера, лед без примесей вмерзших головастиков.

Озеро Рокленд

В третий раз я отправился в путь наугад и оказался в крохотном городке Демарест, где не было ничего интересного. Разве что заросший водорослями канал и оккупированные травой рельсы с почти игрушечным станционным домиком, который известный архитектор выстроил по заказу железнодорожного барона Демареста.

В связи с воскресеньем ничего не работало, машин не было, а поезда и так не ходили с войны. Оставшиеся без дела горожане собрались у воды. Мужчины закинули удочки, женщины играли в карты, дети вертелись под ногами. Солнце сворачивало за пригорок, а в его косых лучах все выглядит как на картине уместных здесь малых голландцев: безусловный мир и ненасильственный покой. Я такой завидной Америки, пожалуй, еще не видал.

И в этом – соблазн краеведения. Доступное каждому, оно, как буддизм, да и любая философия, исключая марксистскую, учит тому, что под пристальным взглядом незамеченное разрастается, а главное углубляется, открывая микроскопическую структуру пространства и времени. Подглядывая в замочную скважину за локальной историей, мы подражаем не фауне, а флоре: пускаем корни медленно и надолго. Хайдеггер, который всякому транспорту предпочитал лыжи, уговаривал студентов сидеть на месте и изучать его, это место, начиная с самого малого – с куска древесной коры, в которой он находил убежище от окружающего.

Примерно такой же урок я вынес из штата Нью-Джерси.

Знакомство со штатом Нью-Джерси мы продолжим с нашим гостем и моим другом филологом Светланой Коршуновой. Она преподает в знаменитом Принстонском университете, который входит в элиту американских вузов – в Лигу плюща. Считается, что старые стены университета, как их средневековые предшественники в Европе, увитые живописным плющом. Но здесь это не метафора, а главная примета пейзажа. Заросли плюща настолько густые, что сквозь них трудно разглядеть архитектурные детали. Остается только общая картина: уютная, как в "Гарри Поттере", педагогическая фантазия, попасть в которую мечтает каждый студент в стране и в мире.

Но мы со Светланой, не позволяя себе соблазняться красотами одного отдельно взятого университетского городка, поговорим о штате Нью-Джерси в целом.

Светлана, соответствует ли действительности представление ньюйоркцев о Нью-Джерси как о сугубо провинциальном, сельском штате? У него и прозвище такое, оно – на всех автомобильных номерах: Garden State, "Садовый штат".

Светлана Коршунова

Светлана Коршунова: Места, которые мне хорошо знакомы, – это Принстон, в котором я живу, Кейп-Мей, куда моя семья ездит отдыхать на океан, и Нью-Брансуик, в котором в университетском Музее Зиммерли находится одна из лучших в мире коллекций советского андеграунда, где регулярно устраиваются интереснейшие выставки, как, например, выставка Комара и Меламида "Урок истории".

Отличаемся ли мы, жители Нью-Джерси, от жителей Нью-Йорка? Наверное. В отличие от ньюйоркцев нам часто приходится ездить на машине на работу, в школу или в магазин. Мы любим жить в своих домах. Еженедельно тщательно подрезаем свои зеленые лужайки, следим за здоровым ростом деревьев и цветов в своих садах. Для этого мы прибегаем к помощи многочисленных садовых компаний. Неслучайно, как вы заметили, на номерных знаках наших машин гордо красуется слоган "Гарден стейт", "Штат садов".

Мы имеем репутацию лихих водителей, мы шумные, немножко нагловатые и самоуверенные. И мы имеем на это право, поскольку нам не нужно выходить из машины на автозаправке, за нас по закону штата это должны делать работники автозаправки, заправлять наши машины. И бензин, кстати, у нас дешевле, чем у вас в Нью-Йорке.

Александр Генис: Ну я, Света, ведь тоже живу в Нью-Джерси. Другое дело, что из моего окна я вижу, как меняются цвета на светофоре в Манхэттене. И все же ньюджерсийцы – народ особенный, потому что некоторые из моих соседей не бывают в Манхэттене. Вы можете в это поверить: жить напротив Нью-Йорка, но никогда там не бывать, потому что это город греха и семейным людям делать там нечего? Одного я все же уговорил. Он надел галстук, взял принарядившуюся жену и отправился в Сохо. Там в сквере целовалась парочка. Мой товарищ присмотрелся, оказалось, двое мужчин. Он развернулся и отправился в Нью-Джерси – теперь уж навсегда.

У ньюйоркцев, конечно, свои предрассудки. Они считают, что цивилизация начинается на восточной стороне Гудзона, а мы населяем западный берег этой реки. Как, по-вашему, насколько справедлива эта оценка?

Светлана Коршунова: Если говорить серьезно, то я, конечно же, никак не могу согласиться с ньюйоркцами: Нью-Джерси отнюдь не захолустный, сонный, Богом забытый штат. Скажем, за углом моего дома стоит дом Альберта Эйнштейна. В концертном зале "Ричардсон-аудиториум" регулярно выступает выдающаяся японская пианистка Мицуко Утида. На улицах у нас снимает фильм Кристофер Нолан, а в соседней аудитории преподает химию нобелевский лауреат Дэвид Макмиллан.

По улицам Принстона ходил Джордж Вашингтон. Здесь жили три президента Соединенных Штатов: Джеймс Мэдисон, Вудро Вильсон и Гровер Кливленд. В городе в разное время обитали и Томас Манн, и Т. С. Элиот, и Скотт Фицджеральд. Принстон, кстати, был не только домом Альберта Эйнштейна, но и Роберта Оппенгеймера, и Макса Ньюмана, создателя первого оперативного электронного компьютера. Нью-Джерси – штат, в котором на квадратную милю приходится больше ученых и инженеров, чем в каком-либо месте мира. Мои соседи приехали из разных стран – из Англии, Германии, Голландии, Китая. Кстати, Нью-Джерси вообще один из наиболее разнообразных этнически и по вероисповеданию его жителей штатов. Каждый четвертый здесь родился не в Соединенных Штатах.

Мандир в Нью-Джерси

Александр Генис: Культурное разнообразие штата бесспорно. Недавно я обнаружил посреди Нью-Джерси "мандир", гигантский индийский храм, построенный из каррарского мрамора, нечто совершенно фантастическое, будто Старик Хоттабыч перенес его в Нью-Джерси из какой-то волшебной страны.

Но для меня Нью-Джерси все же самый, так сказать, "английский" штат в Америке. Я знаю, Света, что вы англоманка, вы много писали о викторианской поэзии, даже ваш дом устроен на английский манер – в цветах Веджвуда. Не кажется ли вам, что именно в Нью-Джерси сохранились лучшие черты английского пейзажа: мягкая природа, старинные дубы, родовые поместья? Здесь Джейн Остин хорошо бы себя чувствовала, не так ли?

Светлана Коршунова: Совершенно согласна с вами, природа Нью-Джерси необыкновенная. Несмотря на то что Нью-Джерси – самый густонаселенный штат Америки, здесь очень много зелени. Говорят, что леса покрывают около половины территории всего штата. Здесь природа вообще уникальная: океан и леса, дубы и сосны.

Викторианский курорт Кейп Мэй

Для меня самое английское место в штате – это, как ни странно, Делавэро-Раританский канал. Он был вырыт вручную ирландскими рабочими в 1830-е годы всего за три года. Канал глубиной 8 футов (2,5 метра) был тогда транзитной артерией для перевозки угля из Пенсильвании в Нью-Йорк. Длина этого канала более 70 миль (112 км). Самая красивая его часть как раз проходит мимо Принстона. Сейчас здесь вдоль канала проложена пешеходная дорожка. Говорят, что в XIX веке там была раньше тропинка, по которой ослики, часто погоняемые детьми, тянули баржи с углем. Дорожка эта, кстати, – любимое место прогулок жителей Принстона. И для меня это и есть самое настоящее английское занятие, поэтическое очень, элегическое, если хотите.

Александр Генис: Помните героев книги Джерома "Трое в одной лодке", которые тащили свою лодку вверх по Темзе? Я их там часто вспоминаю. Канал этот и мое любимое место в нашем штате. Ровная дорожка без подъемов идеально подходит для велосипедных прогулок, чем я и пользуюсь.

А что касается лесов, то на юге штата есть огромная необитаемая пустошь, густо поросшая соснами. Часть ее называется Бирнамским лесом, как в "Макбете". Согласно местной легенде, там обитает таинственное существо – "джерсийский дьявол". Сам я его не видел, но уже который год ищу. В честь него называется хоккейная команда в Нью-Джерси. За дальнейшими подробностями отправляю к сериалу "Секретные документы", в котором есть эпизод, посвященный этому персонажу.

Джерсийский дьявол

Но перейдем к более домашним вопросам. Какое блюдо передает характер вашего штата?

Светлана Коршунова: Говорят, что это "порк-ролл", такая булочка с вложенным в нее кусочком свиной колбасы, с сыром и, кажется, с жареным яйцом. Честно сказать, никогда не пробовала. А вот лакомство, которое мне по душе, – сласть из южного Нью-Джерси, это такая мягкая карамелька. Я думаю, что дантисты со мной не согласятся.

Александр Генис: Эта конфетка называется toffee, на русский ее неправильно переводят "ириска", этот курортный деликатес делают с морской водой, а ее в Нью-Джерси хватает: 204 километра атлантических пляжей.

Светлана Коршунова: Точно, она из соленой воды. Она была как раз изобретена в Атлантик-Сити, в нью-джерсийском городе, который сейчас славится своими казино, пляжами, променадом.

Александр Генис: Какая у вас была самая неожиданная встреча в Нью-Джерси?

Светлана Коршунова: Моя самая неожиданная встреча произошла в городе, где я живу, в Принстоне. Недалеко от моего дома есть улица Эрвина Панофского, выдающегося историка и теоретика искусства ХХ века, он был представителем так называемого "иконологического метода" изучения изобразительного искусства.

Александр Генис: Благодаря методу Панофского можно точно атрибутировать авторство картины. Нет такого искусствоведа, который бы не пользовался его пособиями.

Светлана Коршунова: Абсолютно точно. Это такой исторический подход, очень повествовательный, я бы сказала, подход к анализу художественного произведения. Мне посчастливилось подружиться с его вдовой Гердой Панофской. Герда – сама историк искусства, уникальный во всех отношениях человек. Ей 94 года. Она много пишет. В пожилом возрасте выучила русский язык настолько, что написала книгу о Карамзине в Германии. Я знаю, что этот труд высоко оценивают специалисты по Карамзину. Только что Герда издала найденную в 2012 году диссертацию своего мужа по Микеланджело. Она всегда оптимистична, она легка на подъем, она совершенно независимый человек, всегда готова помочь, интересующаяся всеми и всем. В общем, она стала моей ролевой моделью. Мы, кстати, с ней любим гулять тоже.

Александр Генис: Потрясающая история. Я недавно прочитал, что каждый американец, который выучил русский язык так, чтобы правильно пользоваться родительным падежом, заслуживает того, чтобы его назвать гением, особенно в пожилом возрасте.

Мой последний вопрос: как война в Украине отразилась на жизни вашего штата?

Светлана Коршунова: Известие о начале военных действий в Украине нас, конечно же, всех потрясло. С трудом мы верили новостям. Сначала были митинги, сборы денег, одежды, вещей, концерты в пользу Украины. Могу сказать, что в этом году Принстонский университет пригласил восемь украинских ученых, активистов и журналистов работать и жить здесь, в Принстоне. Я слышу украинскую речь постоянно на улицах города, в магазинах, вижу матерей с детьми. Я знаю, что город предоставляет украинским беженцам возможность учиться в лучших школах и колледжах, помогает им устроиться. Все это, конечно, капля в море той трагедии, которую переживают эти люди. Осознать все это просто невозможно.