"Мы шли туда, где не стреляют". Из Украины в Европу через Россию

Выехать с украинским паспортом, не только биометрическим, но и внутренним старого образца, из России и Беларуси можно. В Эстонию и Латвию украинцев пускают с любым документом, даже свидетельством о рождении. Это, пожалуй, единственный маршрут, каким украинцы с оккупированных территорий могут выбраться непосредственно в Европу.

Рига, автовокзал

Между 10 и 11 вечера на Рижском автовокзале немноголюдно. Из-за строительных работ работают только перроны на отправление. Женщина в окошке информации говорит, что прибывающие автобусы высаживают пассажиров "за шлагбаумом, где найдут место". Когда приходят рейсы из России, предсказать невозможно из-за задержек на границе с Евросоюзом. Это знают только волонтеры, которые дежурят на вокзале. Они подхватывают украинцев прямо при высадке, грузят в машины и везут в места ночевки.

Из России есть три ежедневных рейса компании Ecolines. Из Санкт-Петербурга в Ригу можно доехать через эстонскую границу с пересадкой в Таллине. Из Москвы есть прямой автобус через латвийскую границу. Согласно расписанию, он едет 14 часов. Луганчанка Зоя, недавно прибывшая одним из таких рейсов, рассказала, что четыре часа стояла на российской границе, а затем восемь на латвийской, поскольку латвийские пограничники очень долго оформляли въездные документы украинцам с внутренними паспортами. По ее словам, среди пассажиров ее земляков была примерно половина, то есть несколько десятков человек. Так обстоит со всеми автобусами, едущими из России. И есть еще автобус из Минска, который тоже везет украинцев в ЕС.

В креслах перед кассами сидит несколько семей с потрепанными чемоданами и сумками. Это украинцы, которые час назад прибыли рейсом из Санкт-Петербурга через Эстонию. Они отказались от помощи волонтеров, потому что в пять минут первого надеются сесть на транзитный рейс в Берлин из Таллина с остановкой в Варшаве. Но уверенности в том, что в автобусе найдутся свободные места, у них нет.

Молодая пара с девочкой лет пяти и дружелюбным псом на поводке едет из России, где прожила последние несколько лет. Мужчина наотрез отказывается разговаривать: "Хватит, набеседовался. Сначала четыре часа с российскими пограничниками, потом столько же с эстонскими". Женщина с изможденным лицом едет из Херсона с тремя сыновьями-дошкольниками и девочкой-подростком к знакомым в Германию: "Нет сил, так болит голова, что не могу разговаривать даже со своими детьми. Мы в дороге уже неделю. Вы даже не представляете, что нам пришлось пережить!"

Украинцы с оккупированных территорий выбираются только в Россию. Согласно свидетельствам, не всегда добровольно. Они попадают в пункты временного размещения. Оттуда до эстонской или латвийской границы им помогают добраться российские волонтеры. Каждого такого беженца или семью ведут индивидуально, передавая из рук в руки. Москвич Алексей Сокирко с товарищами организовал сбор средств на билеты до Эстонии. "Типичный беженец у нас – уставшая женщина с ребенком из Мариуполя, напуганная и не понимающая правила этой страны", – пишет Алексей в фейсбуке. Он сообщил нам, что не хочет рассказывать о процессе больше, чем публикует в социальных сетях, чтобы не светить волонтеров и не портить дело. Однако он заинтересован в распространении информации о сайте для украинцев, эвакуированных в Россию, которые желают выехать в Европу, но не имеют денег на билеты. Российские волонтеры действуют в связке с эстонскими и латвийскими коллегами.

Снежное

Елена Никитина бежала с сыном из "ДНР", из города Снежное.

– Мой город находится практически на границе с Россией. Мы выезжали через КПП Мариновка, который раньше был украинской таможней. Когда к нам пришла Россия, установили сначала "ДНРовский" КПП, а потом и российский. Российская таможня не ставит в паспорта печати о въезде. По украинским законам мы нарушители государственной границы. В Россию нужно выезжать только через КПП в Донецке или Луганске через Украину. "ДНРовская" власть закрыла эти КПП в одностороннем порядке, сначала якобы в связи с коронавирусом. Но к началу войны пропускные пункты были открыты с украинской стороны уже больше года, а "ДНР" свои не открывала. И люди, которые хотели попасть в Украину, выезжали незаконно на территорию России через Белгород и заезжали через Харьков. Украинская таможня налагала на них штрафы, но люди готовы были платить. У "ДНР" же имелся свой штаб, в который мы должны были подавать заявки на выезд, и они по своему разумению одобряли их или нет. Фактически перед войной официально в Украину ездили единицы. Всем этим бизнесом заведовала, как у нас говорили, верхушка "ДНР", очень хорошо на этом зарабатывала, потому что люди, вместо того чтобы потратить на легальную дорогу два часа, ехали сутки.

Елена Никитина

Мы с ребенком никогда через Россию не ездили. Но тут нам деваться было некуда, потому что в районе КПП уже шли военные действия. Сыну 16 лет. В начале февраля власти ДНР объявили эвакуацию: "Уезжайте, Украина на нас будет нападать". Ничто не предвещало беды, не усиливались обстрелы. Но автобусы были бесплатные, а власти нагнали панику, и люди поехали. Возле горисполкома стояли автобусы, в них грузили детей, женщин, стариков, инвалидов и везли на территорию России. Однако там их никто не ждал. Автобусы стояли у какого-то пансионата около суток. Был мороз. В Мариновке собралась пробка. Я сказала родителям, что в Россию не поеду. Постепенно люди стали возвращаться. И тут объявляют мобилизацию. Люди приезжали на шахту на работу, и им на проходной вручали повестки. Потом шахты, предприятия стали готовить списки на бронь. Власти начали ловить мужчин прямо на улицах. ГАИ могла остановить автобус, заходили люди в военном, выводили людей, везли в военкомат. Отправляли их к Волновахе, Мариуполю, Николаеву, на территорию, прилегающую к Крыму. У моей подруги забрали и сына, и мужа.

Моему папе уже 61 год, он под мобилизацию не попадает. А ребенку в этом году будет 17. В соцсетях стали писать: "А вот старшеклассники, смотрите, какие большие вымахали. В Великую Отечественную войну пацаны себе набавляли несколько лет и шли защищать родину, вот и наши пусть идут". У меня от этих разговоров волосы на голове зашевелились. Я поняла, что нужно увозить ребенка.

24 февраля мне в шесть утра звонит подружка из Киева и говорит: "Лена, нас бомбят". Неделю я была сама не своя, думала, куда мне уехать. У моего папы были знакомые в Риге. Он позвонил им и спросил, примут ли нас. Они согласились помочь. Этих людей я никогда не видела и даже не знала об их существовании.

Нас записали на рейс Донецк – Санкт-Петербург через Москву. Мест не было, автобусы уходили забитые, люди поняли, что это война и надо валить. В нашем автобусе яблоку негде было упасть. Люди ехали с собачками, кошечками, птичками. Одни – в Россию к родственникам. Другие собирались дальше в Евросоюз. В Питере у меня были знакомые. Я им позвонила и попросила встретить и отправить дальше в Ригу. Они взялись все разузнать, а потом перезвонили и сказали: "Вышел закон, что помогать украинцам нельзя, могут дать до десяти лет. Ты же понимаешь, что это могут трактовать как угодно". У меня случилась истерика, я себя почувствовала беглой еврейкой во время Второй мировой, и на территории России я так себя и чувствовала все время. Я, украинка, еду зачем-то в Россию, чтобы затем пробраться в Европу, потому что не могу попасть в Украину. Это напоминало сюрреалистический фильм. В общем, друзья согласились нас приютить, но отказались везти на своей машине к границе через Псковскую область. Подруга позвонила родственнику, который служит в полиции, и он их отговорил, потому что там полиция останавливает через каждые 10–15 км и проверяет документы: "У тебя в машине украинцы, их вещи, как это выглядит?"

Мы купили билеты на Ecolines, на рейс Санкт-Петербург – Таллин – Рига и в следующий же вечер уехали. Приехали в Ригу 5 марта. На границе стояли около трех часов, потому что троих парней с украинскими паспортами допрашивала ФСБ. Они смотрели их телефоны, но пацаны были предупреждены и снесли все мессенджеры, неоднозначные сообщения, выражали лояльность российскому государству. Половина автобуса была с украинскими паспортами. Некоторые вышли в Таллине и уезжали или улетали оттуда в другие места. Некоторые ехали в Ригу уже с забронированными билетами в Германию, Польшу, Испанию, еще куда-то, где их ждали родственники, уехавшие раньше них. В Риге никто не оставался. Это уже потом люди стали сюда прибывать. Волонтеров на вокзале еще не было, все рассчитывали только на себя. Мы приехали, просидели несколько дней, пока открылся Центр помощи украинским беженцам. Я прочла в интернете, что украинцам нужно идти туда регистрироваться. И я тогда увидела столько украинцев! Нам дали гуманитарную визу на год. Сейчас мы снимаем квартиру, знакомые нашли мне работу. Я экономист по образованию, но устроилась в типографию рабочей. Ребенка определили в школу, он учится уже три недели. Мы пока решили жить здесь. Ребенку надо получить среднее образование.

Донецк

Игорь Рогов с женой, детьми и собаками бежал из Донецка через Беларусь, но на польской границе остался один. Он рассказывает:

– Мы почти два месяца просидели дома. У нас мужчин, тех, которые ходили за водой или хлебом, забирали и отправляли на убой против их воли, не давая бронежилетов, надевая на них еще советские каски. Ломились в квартиры, выламывали двери.

Игорь Рогов

Моему сыну 18 лет исполнится. Он учился на медбрата. Всех учащихся его колледжа позабирали, и половина ребят уже погибли. И меня, и его могли забрать в любой момент. Мы не поддерживаем эту войну с 2014 года. Я вообще не сторонник войны и насилия, я больше за Greenpeace, хотя и сам боксер. У нас был процветающий город, я работал на Mitsubishi, Porsche, строил аквапарк в Донецке. При Украине я получал хорошую зарплату, у меня в подчинении люди были, имелась своя химчистка. А потом возникла "ДНР", нас сократили, пришли чеченцы, начали бизнес поджимать под себя. Город просто встал, ничего не работает. У меня брат пропал в Донецке в 2014 году, его убили "ДНРовские", остались двое детей сиротами. Он не был военным, просто помогал моей тете перевезти шкаф. Мы с этим уже смирились.

Жена с детьми пыталась выехать через Украину, но ее развернули и отправили обратно. Российские войска сказали: нельзя! Предлагали уехать в Россию. Но я не хотел уезжать на сторону агрессора.

Я не служил, ни разу не держал в руках оружие. Я не вижу смысла идти убивать наших ребят, которые воюют на стороне Украины. И также не вижу смысла идти убивать наших ребят, которые находятся в Донецке. Я просто не представляю, каково это – насильно забрать с улицы, дать в руки автомат и отправить на войну детей, которые с моим сыном учатся. Это невыносимо (плачет). Извините.

Третьего марта у нас разбомбили квартиру. Дом полностью сгорел со всеми документами. Может, и Украина ракеты посылала. Но мы думаем, что это была провокация с донецкой и российской стороны, чтобы показать всему миру, что по "ДНР" тоже идут обстрелы. У наших родителей недавно пострадал дом, выбило окно при обстреле из "Града". "Град" не может долететь туда с линии разграничения за 40 км. Знающий человек, который не первый год живет под этими ударами, разбирается, с какой стороны лупят: в одном конце города слышны выстрелы, в другом – разрывы.

Кое-какие документы нам удалось собрать у родителей, я сделал ксерокопии. У дочки, ей 8 лет, было только свидетельство о рождении, у сына просроченный украинский загранпаспорт, у жены внутренний. У меня – ксерокопия паспорта, ИНН, свидетельство о рождении. Мы нашли человека, который эвакуировал людей через Беларусь. Он брал по 30 тысяч рублей с человека. Мы поехали вчетвером и с тремя собаками. В Mercedes Vito нас набилось 17 человек, среди них восемь детей, и еще собаки, кошки, чемоданы. Мы ехали, скрючившись, двое суток, дети сидели на полу. У меня до сих пор болит шея.

Вывозили нас ночью. Позвонили за два часа. Везли лесами. Не было связи: нас заставили отключить телефоны, ноутбуки, вытащить батареи, некоторые даже в фольгу все это завернули на случай, если по нам начнут работать, чтобы не шел сигнал. Только у водителя был маленький GPS-навигатор, который работал офлайн. Может быть, въезжали в Россию, а может нет, потому что вся российская граница укреплена. Единственное, что я видел, это машины с российскими номерами. Выходили на каких-то площадках, останавливались максимум на 10 минут поесть. Везде стояли полностью разбомбленные машины, БТРы. Трупов мы не видели. Когда пересаживались во вторую машину, уже с российскими номерами, и нас вывозили в Беларусь, мы встретили украинских военных. Это было в приграничной зоне, в лесополосе. Они нас остановили и окружили. У них украинские нашивки были. Они разговаривали с нами дружелюбно, спрашивали, видели ли мы по пути российские войска. Накормили детей, заправили нашу машину.

Мы приехали в Минск, пошли в посольство Украины, чтобы сделать мне документы. Меня даже на порог не пустили. Охранник сказал: "Стойте здесь, пусть супруга заходит". Жена рассказала, что там сидит от посольства девушка с Западной Украины, из Волынской области. Она говорит: "Зачем вы сюда приехали? Мы вам ничем не поможем". Не знаю почему. Может быть, предвзятое отношение к нам, донецким.

Беженцы из Украины на белорусско-польской границе

Из Минска поехали в Брест. Владимир Зеленский, наш президент, заявил, что по любым документам, легитимным или нет, мы можем выезжать и нас пропустят. Но поляки сказали, что не могут впустить меня по ксерокопии. Они предоставили нам выбор: либо я остаюсь один в Беларуси, либо вся семья. Я решил, что они должны ехать, потому что Беларусь выступает как буферная зона: она выпускает людей из Украины, но обратно не впускает. Дочка в слезы. Вы себе представить не можете, каково это – разлучаться с ребенком.

Из Польши жену с детьми распределили в Чехию. Буквально за три часа в Чехии им сделали визу и поселили в какой-то больнице. Я попробовал выехать в Литву. Там меня тоже не пропустили. Ни там, ни в Польше нас даже не завели никуда погреться, не дали горячего попить. Там ни блокпостов нет, ни человека, который должен хотя бы встречать, как-то курировать людей, которые сталкиваются с трудностями. Представителя Украины на границах нет. С нами была девушка, эвакуировалась из Мариуполя со своим ребенком и чужим, девочкой четырех лет, мама и папа которой погибли. Она не могла оформить доверенность на нее. Осталась в Беларуси, ее сразу развернули, сказали, что с чужим ребенком не могут пропустить, он попадет в детский дом.

Через латвийскую границу нас перевели пешком. Жена все нашла сама через интернет. У меня ни интернета, ни телефонной карточки не было. Благо, хорошие люди в Беларуси дали немного денег. Со мной был человек с Западной Украины с внутренним паспортом. До границы нас довез мужчина за 25 белорусских рублей. На границе мы остановили машину с белорусскими номерами. Сидит мужчина с женой и двумя детьми. Просим: перевезите нас, пожалуйста, мы беженцы с Украины. Он говорит: "Иди отсюда, дядя, мы за Путина топим" – и закрывает окно.

Пограничники – молодцы, поставили пропуск, якобы мы приехали на машине. В Латвию пустили по свидетельству о рождении. Там сидели два парня, они нас опросили, выдали листки с номерами телефонов, показали, куда мы можем обратиться, и сказали: "Извините, дальше вы сами, волонтеров здесь нет". Мы подошли к магазину, спросили у девушки, как приобрести карточку, встретили людей, разговорились. Они рижане. Довезли нас до вокзала, купили нам билеты, дали 50 евро.

Латвия – душевная страна, помогает, сочувствует, мы ей очень благодарны. Люди, столкнувшись с бедой, не знают, куда идти. Но есть центр, в котором помогают. Туда можно прийти поесть, сделать документы, решить проблемы с жильем. Но здесь мне снова сказали, что не могут помочь, потому что нет документов, подтверждающих личность. Я пошел к послу, написал заявление об обработке моих данных. За три минуты до закрытия консульства мне перезванивают и говорят, что пришел отказ. Якобы я не являюсь гражданином Украины, а мои документы можно подделать. ИНН свой я вбил в реестр – я там есть, это действующий документ, который подтверждает мою личность, подделать его никак нельзя. В посольстве мне пообещали сделать хоть какую-то бумажку о пересечении границы. Я заперт в Латвии и нахожусь в патовой ситуации".

Следующим вечером Игорь уехал в Прагу к семье.

Рига. Библейский центр

Виталий Петренко, директор межконфессиональной школы "Латвийский Библейский центр", помогает беженцам из оккупированных районов выбраться через Россию в Европу.

Виталий Петренко

– Через нас уже прошло не меньше ста человек, семьи из Донецкой, Луганской областей. Помню одного отца с четырьмя детьми. Ему кто-то в 11 часов вечера позвонил и сказал – уезжать срочно, потому что идет мобилизация и многодетных отцов тоже загребает "ДНР". Думаем сейчас вывезти одну девушку из Донецкой области, ей ампутировали ногу в результате войны. Проблема в человеческих ресурсах. Сокращается число волонтеров, способных вывозить людей. Те, у кого есть семьи, стараются выехать. У нас есть люди в Москве, в Ростове, в Курске. Мы работаем через пасторов различных церквей, это они наладили между собой связь и вывозят из одного города в другой. Из Москвы везут целенаправленно на латвийскую границу. Они не просят денег ни с кого, иногда просят оплатить топливо. Россия – это большие расстояния, ФСБ, допросы. Один врач из Мариуполя (сейчас он поселился в Латвии с женой) рассказал, что его обыскивали, заставляли снимать одежду, искали следы от ремней автоматов. Он почувствовал себя свободно, только когда въехал в Латвию. На границе с российской стороны одну семью обыскивали шесть часов! В том числе детские коляски. На прошлой неделе другая семья ехала – целую ночь их продержали. У людей создалось впечатление, будто это специально делается. Одну семью выселили с оккупированной территории в Таганрог насильственно. Мы сейчас пытаемся переправить их в Латвию, ищем попутчиков, хотим по максимуму использовать транспорт.

Мариуполь

Ирина – член баптистской церкви. У нее есть дочь Наташа, зять Саша и трое маленьких внуков. Наташа с Сашей заводчане, она – машинист мостового крана и контролер ОТК, он – электрик и сварщик. В Сашиной ноге сидят осколки снаряда. 21 марта семья вышла из Мариуполя, с левого берега реки Кальмиус, и спустилась к морю. В Риге их приютил Библейский центр. Уже вечером после нашего разговора семья отправилась на машине волонтеров в Варшаву, чтобы оттуда уехать во Францию.

Ирина: Спасибо Господу, мы ночевали дома, когда многие люди жили в подвалах. Дочка на первом этаже, я на третьем, со мной брат с семьей. Он жил в Восточном районе, который пострадал в первую очередь, остался без квартиры. Наш дом на улице Межевой самый угловой. Шестого марта Саша с соседями шел за дровами, и его ранило осколками в лицо и бедро. Они с Наташей снимали квартиру в четвертом подъезде, а из второго подъезда люди пошли второй партией и погибли. Сначала трупы мы закапывали. Но когда их стало уже слишком много, просто клали на покрывало и выносили в подземный гараж. Не только мы, все туда сваливали. В начале войны ездила труповозка, собирала. Вдоль Большой Азовской их выкладывали. А потом смотрим: день не забирают, два. Мы поняли, что машина здесь больше не проедет из-за битых стекол.

Саша, Наташа и их дети в Риге

Не было ни интернета, ни света, ни газа, мы на кострах готовили. Магазины все сразу вынесли. Как только ракета попадает в дом, парни смотрят – пожара нет, и бегут с ломами, взламывают окна, обратно бегут с продуктами. Даже несмотря на то, что там, может быть, есть кто-то, или люди в подвале прятались, их завалило. Никто же не заготавливался.

Мы даже не знали, кто стреляет. Саша выходил смотреть, когда затихало. Российских военных мы не видели. Сосед от аккумулятора заряжал радио, и там постоянно шли их воззвания. Мы собирались каждое утро, он подключал, выносил, как в 1941 году: "Внимание! Для ВСУ: выходите на Таганрогскую трассу, обещаем вам неприкосновенность". Но для "Азова" эти условия не действовали. Воззвание, и потом классическая музыка. Какие-то новости, но я не думаю, что они были правдивы. Кто передавал их – не знаю, разговаривали на русском. Мы хотели хоть что-то узнать, в какую сторону можно выходить. Месяц мы слушали, и эвакуация не была объявлена ни в каком направлении.

Ходили слухи, что люди, которые выходили впереди нас, просто не дошли, потому что на крышах сидели снайперы. Сосед, который новости крутил, пошел за два дня до нас. Он привязал себе белую повязку на рукав, сделал белый флаг, хотел вниз отвести своих родителей. Они вышли за "красную" зону, а там стояли какие-то военные. Он говорит: "Мы мирные жители, хотим пройти вниз". А те ему отвечают: "Мы не миротворцы". Он вернулся, и тут пошла перестрелка.

Однажды пришли военные, осматривали убежища, в которых люди поселялись, и крыши. Я спросила: "Когда будет газ?", мне ответили, что долго не будет, разбиты коммуникации. Опознавательные знаки они закрывали тряпками. Может быть, наши, украинские добровольцы или, скорее всего, "Азов". Один военный сказал, что мы много уже видели, много знаем, выхода нам нет никуда. И добавил: "Я сам в шоке".

В то утро, когда мы вышли, подъехала тяжелая артиллерия, сильно стреляли. Стекла повылетали, швы начали в домах расходиться. Мы думали, что левый берег особо пострадал. Потом, когда мы уже пошли, стали слушать новости, оказалось, что все районы такие.

Наташа: На спуске к морю уже стояли "ДНРовские" военные. Сосед туда ходил до этого, узнал, что они могут принять, и пока стояла тишина, мы пошли. С правого берега люди более-менее могли эвакуироваться на украинскую сторону, а весь левый берег отрезан. У нас нет машины, мы шли пешком. Мужа я везла на коляске, он не ходил тогда почти. Дорога тяжелая, идти далеко. Девочка на коляске, пацаны с рюкзаками пешком. Так многие семьи выходили и просто шли вниз. У нас спуск занял минут сорок, а многие шли издалека.

Ирина: У нас даже не коляска была. Нам соседка отдала инвалидные ходунки, там сиденье в две ладошечки. Надо отдать зятю должное, он крепился, потому что даже сидеть тогда не мог. Семья какая-то помогла нам везти чемодан, я везла детей, а Наташа катила мужа. Доходим до низа, нас уже встретили "ДНР", и тут мы обнаруживаем, что нет Наташиной сумки с документами. Я с детками уехала раньше: "ДНРовцы" поймали попутку, посадили меня с детьми и довезли до автобуса. Наташа пошла за документами, а Сашу оставили ждать.

Дом на Межевой улице в Мариуполе, подвергшийся российскому обстрелу. Фото местных жителей, ставших беженцами

Наташа: Когда я вернулась, "ДНРовцы" посадили его в попутку и оправили на блокпост. Оттуда уже они распределяли людей по селам на фильтрацию. Людей с детьми в первую очередь отправили на Новоазовск, и проезд туда закрыли. Нас отвезли с мужем в село Безыменное, далеко, еще был мамин брат со своей семьей. Мы в истерике: "Где дети?!" Потом только нас отправили в Новоазовск в больницу, а там был военный, я подошла в слезах: "Помогите найти детей". И он обзвонил каждый пункт приема и буквально за три с половиной часа нашел. В Новоазовске нам сняли отпечатки пальцев. Мы побыли дня три, нас поселили в школе, там было и питание, и одежда для детей, и много помощи.

В больнице у Саши пытались достать осколки, поковыряли и сказали, что у них нет необходимой техники. Пусть лучше заживает, а лечить надо, где поселят. После этого нас отправили в Таганрог. Оттуда по распределению мы попали под Нижний Новгород, в село Сокольское на базу отдыха "Ермак". Беженцев возили бесплатно. Очень нас много приехало, там было десять вагонов, забитых до отказа, хозяин всех принял, расселил, питание было очень хорошим, и вещи давали, и помощь. Уже в Нижнем Новгороде Саше сняли гипс и швы.

Ирина: В Нижнем Новгороде с Сашей получилась заминка. Нас очень много допрашивали в связи с ранением, перекрестный допрос вели три человека. Там у нас тщательно смотрели телефоны. И в Сокольском телефоны досматривали и расспрашивали три часа.

Саша: Будто бы я связан с батальоном "Азов", помогал им, и поэтому меня ранило. Вшестером в кабинете сидят, говорят: "Сейчас зададим тебе вопросы, если на все ответишь, отпустим. Не ответишь – мы тебя забираем и увозим". Не понравилось им, каким тоном я с ними разговариваю. Про Гоголя спрашивали: "Он украинский писатель или русский?" Я сказал, что не помню. Потом так серьезно: "В каком году был Золотой век?" Глупый вопрос, но мне не до смеха было. А они веселились. Один стоит надо мной, задает вопрос, другой сидит, проверяет мой телефон и говорит: "А вот не может быть, чтобы тебя ранило 6 марта, у тебя там фотография от 12 марта". Это я лицо фотографировал, зеркала же не было. "А рана что так быстро затянулась? Ты ее, наверное, замазал. А что за осколки, почему не достали? Какой снаряд был? Откуда? Ты не слышал? А как ты встал, до дома добрался? Наверное, с другом был и он тебя подхватил?" Издевательство.

Наташа: "Почему вас, – спрашивают, – ранило?"– "Так война же", – говорим. "И что, других-то не ранило". – "А другие, – говорим, – у нас под домом все закопаны". У меня спрашивали: "Кто такой Мазепа?". А я отвечаю: "Для меня это лицо с купюры в 10 гривен".

Ирина: Шесть раз вызывали на допрос. Дочка потом говорит: "Я больше не дам вам его, у него скоро истерика будет". Когда обыскивали, раздевали не только Сашу, но и нас. Мы думали, это врачи ищут какие-то болячки, брали ПЦР-тест. А потом один украинец объяснил: когда стреляют, от приклада на плече остается синяк, вот его и искали. Потому что женщины тоже воюют. В том же кабинете сидел мужчина за столом, который читал татуировки.

Наташа: Как только мы приехали в Сокольское, почти сразу предложили взять российское гражданство. Обещали жилье, питание, для детей школу, садик. Но садик в трех километрах, школа – в пяти. Не то чтобы мы против России. Если бы в городе, то остались бы. Там 40 тысяч минимум получают. А в селе обойный завод, 18 тысяч рублей зарплата. Копейки. А они говорили: "Если в город переберетесь, то уже сами по себе, помогать вам не будем".

Сын Саши и Наташи держит в руках осколок российского снаряда, взорвавшегося возле их дома

Ирина: Временным переселенцам каждые три месяца должны подтверждать статус. Они даже обязывают это гражданство брать, потому что тогда на следующие 90 дней не нужно будет продлевать нам социальные выплаты, мы уже заживем на общих основаниях. К тому же в России нет такой свободы церквей, как в Украине. Мы там не можем открыто, например, прийти куда-то и раздавать буклеты. И потом мы побоялись за зятя: оформим гражданство, и его в армию призовут. Люди в России тоже говорили нам: "Уезжайте отсюда, пока есть возможность". С приездом переселенцев цены возрастают на еду, жилье. Но они переживают даже не из-за этого, а как бы к ним тоже не пришла война. Может, оно утихнет, мы поедем назад. У нас там квартира осталась, она разгромлена, но можно окна поставить и жить.

В Таганроге волонтер подарил нам сумку для вещей. И там на дне лежал Новый Завет. Я спросила, не имеет ли он отношения к церкви. Он сказал, что он дьякон баптистской церкви. Он позвонил братьям из Нижнего Новгорода, и за нами приехали. И с Нижнего они нас вели, слали эсэмэски, спрашивали, как мы добрались, чтобы, может быть, еще кого-то по этому пути отправить. Предложили поехать в Германию, мы согласились.

Сначала можно было ехать только через Беларусь, Россия не пропускала. Пока суть да дело, нам сказали, что украинцев не пускают больше в Беларусь, ссаживают с поезда на российской границе. В Москве братья поселили нас в семинарии, купили билеты в Ригу. Тут мы узнали, что Германия переполнена, и брат, который нас курировал, предложил попробовать уехать во Францию.

Наташа: У нас только внутренний паспорт был без визы. Мы провели три часа на российской границе, три на латвийской. 14 апреля вечером были на рижском автовокзале. Вызвали такси, таксист нам называет цену: 10 евро. А мы стоим с сумками. И он говорит: "Садитесь, я вас так довезу".

Я настолько далека от политики, что не понимаю, за что воевать, как какая-то земля может быть дороже человеческих жизней. Мы новости дома не обсуждаем. Многие знакомые семьи так рассорились. Вот родители мужа за Украину. Мама мужу звонит и с издевкой так: "Что? Уехали? ". Он ее на российскую сторону выходить приглашает, она ему: "Дай бог, еще свидимся". В смысле – мол, в нас Россия стреляла, а вы в Россию поехали. В нашем рабочем чате те, кто уехал на российскую сторону, спрашивают, как получить выплаты на украинском предприятии, трудовую книжку, больничный. А те, кто сидит на украинской стороне, пишут: "Вы коллаборанты, зачем вы сюда пишете? Просите у России деньги". Я не выбирала, на какую сторону бежать. Мы хотели жить. МЧСники на российской границе тоже спрашивают: "Почему вы приехали в Россию?" Но мы не ехали в Россию. Мы шли туда, где не стреляют.