Украина, 1941 год. Маленькая девочка выбирается из ямы, в которую нацисты сбросили трупы убитых евреев. Крестьяне находят Анну и отводят в немецкую комендатуру, находящуюся в здании бывшей школы. Анне удается спрятаться в камине: днем она скрывается, наблюдая за происходящим через зеркало, а ночью выбирается на поиски пропитания. Единственная ее подруга – рыжая кошка, а злейший враг – немецкая овчарка.

Героиню фильма Алексея Федорченко "Война Анны" зовут так же, как и Анну Франк, но по имени ее никто не называет, и она сама не произносит ни слова, только изредка плачет. В комендатуре днем стучат пишущие машинки, кто-то ссорится, кто-то тайком занимается любовью, по ночам здание бывшей школы становится царством Анны – маленького призрака, бродящего по школьным кабинетам, рассматривающего учебные пособия и добывающего еду из мышеловки. Тянутся дни и ночи, наступает Рождество, в комендатуре танцуют люди в маскарадных костюмах. В камин заглядывает партизан, хочет спрятать там бомбу, но видит Анну и исчезает. Сон это или явь? И как удалось снять фильм, единственную большую роль в котором играет шестилетняя драматическая актриса?

Разговор с Алексеем Федорченко записан на Роттердамском фестивале, где состоялась мировая премьера "Войны Анны": время российской пока не определено.

Embed share

Алексей Федорченко в программе "Культурный дневник"

by Радио Свобода

Embed share

Текст скопирван

The URL has been copied to your clipboard

---

No media source currently available

0:00 0:18:14 0:00

Скачать медиафайл

• 64 kbps | MP3

Pop-out player

– Вероятно, проблема кастинга была на первых порах главной. Как вы с ней справились и как объяснили ребенку, что она должна играть?

– Если бы я не нашел актрису, я бы, конечно, не стал делать кино. Я сначала нашел актрису, а потом стал писать сценарий. Нашел, как всегда, случайно: в интернете увидел фотографию прямо в образе Анны. Это была девочка Марта Козлова, ей было 5 лет. Я познакомился с мамой, с ней, понял, что это то, что нужно, стал под нее писать сценарий.

– Как объяснить ребенку, что она должна играть такую роль?

​– Она абсолютно взрослый человек, ей не нужно было особого, детского подхода. Как со взрослой актрисой работал. Что нужно, говорил, не сюсюкал, не придумывал какую-то игру. Нужно было совершить некие действия, она совершала. Она замечательная актриса.

– Она понимала сюжет – почему она должна прятаться и от кого?

– Да, взрослый человек, абсолютно взрослый.

– Саму историю вы тоже увидели в интернете?

– Да, нашел небольшой рассказик в "Живом журнале" о девочке, которая два года пряталась в немецкой комендатуре. Рассказ небольшой, поэтому все нужно было придумывать.

– Подлинная история или фантазия?

– Автор говорит, что это настоящая история. Я не проверял, поэтому не стал писать, что это по реальным событиям. У меня на сто процентов нет уверенности, что это было. Но так могло быть, конечно.

– Вы называли свои фильмы "документальными сказками". Наверное, "Война Анны" тоже подпадает под эту категорию, тем более что там есть карнавальный элемент – праздник, на который Анна попадает в комендатуре.

– Карнавальный элемент – самый документальный элемент из всего. Это сделано по историческим архивным фотографиям – реконструкция немецкого праздника на оккупированной территории. Что-то я придумал, конечно, но карнавальные костюмы взяты из фотографий. Кнехт Рупрехт как герой немецких сказок, непременный герой Нового года, Рождества. Такой козел, человек с рогами, который приходит и наказывает плохих детей и награждает хороших. Он в паре ходит со святым Николаем.

​– Можно сказать, что это фильм о Холокосте, но это и фильм о каждом из нас. Все мы, наверное, прячемся в камине со своими страхами. Беккетовская история, когда человек сидит в мусорном ящике, в одиночестве и смотрит через мутное зеркало на происходящее…

– Конечно, это не о Холокосте, но это история, которая началась с Холокоста. Первый мой документальный фильм "Давид", который первый раз я показал в Роттердаме 17 лет назад, был про еврейского мальчика, для которого мучения и страшное путешествие по жизни тоже начались с Холокоста. Это пара такая у меня – Давид и Анна, мальчик и девочка. Фильмы не о Холокосте, это слишком общая тема. Холокост – это собрание судеб. О каждой конкретной судьбе интересно делать, она самобытна, необычна, уникальна. И Анна – это не Холокост, это история выживания и войны, история о том, кто победил во Второй мировой войне.

– Победила Анна?

– Победила Анна.

– Об этом еще много спорят, кто победил, страсти живы. Только что в России запрещен фильм, комедия "Смерть Сталина", потому что она якобы оскорбляет героев войны. Что вы об этом думаете?

– Как об этом думать? Это глупость, какая-то агония.

– Бесконечная агония!

– Все имеет конец.

– Я слышал, что книги, которые лежат в камине, где прячется Анна, из вашей коллекции и вещи тоже.

– Большая советская энциклопедия моя, первое издание 1928 года. Украинские учебники времен войны я покупал на Украине специально, они настоящие. Знамя мы шили по маленькому пионерскому флажку, рисунок был уникальный, наивный, примитивистский серп и молот, мне очень понравилось, я решил его увеличить.

– А "Мистерия-буфф", которая целую комнату занимает?

– "Мистерия-буфф" – настоящие эскизы Маяковского, мы просто их перерисовали.

– Почему вы решили целую комнату декорировать так?

– Такая сказка получилась. Мне хотелось, чтобы в этом кабинете до войны был школьный театр. Когда я выбирал пьесу, я вспомнил об этих эскизах, мы их перерисовали.

– Много внимания уделено маленьким вещам, заспиртованным эмбрионам, кисточкам, чучелам. Пристально в них выглядываются и Анна, и вы. Для чего?

– Потому что это ее мир, это единственное, что ее окружает. Мы делали вещественный мир из простых предметов, от камня до скелета козла или маски Гитлера. Каждый предмет имеет свою историю, имеет свою цель, функцию. Фильм очень тактильный, предметный.

– Ян Шванкмайер говорит, что современное дигитальное кино лишилось тактильности, в отличие от кино, снятого на пленку и сделанного руками: теперь невозможно ничего потрогать, одно из чувств пропало. В вашем фильме это сохранилось, хотя тоже дигитальная съемка.

– Да, съемка дигитальная, но там графики практически нет, я старался все сделать в кадре.

– Вы снимали в Екатеринбурге, но это Украина, а не Россия. Почему?

– Потому что эта история произошла на Украине.

– Ее можно перенести куда угодно.

– А зачем?

– В связи с политическими ассоциациями.

– Я думаю, что это не тот повод, чтобы я менял свои решения. События произошли в Полтавской области – это моя историческая родина, я этот мир знаю. У меня родственники в этом поселке жили, находились под оккупацией немецкой. Я этих людей знаю, все, кто в кадре, я их знаю, знаю их характеры, знаю их поведение, знаю, кто кем был. Мне это было, с одной стороны, проще, а с другой стороны – приятно было воссоздать тот мир.

– Вот эти крестьяне, которые отдают девочку в комендатуру…

– Это мои родственники.

– Воображаемые родственники?

– Воображаемые. У меня много очень родственников там, я наполовину украинец. Кто-то из них мог так сделать, спасая своего ребенка.

– Я не хочу в такую примитивную плоскость переводить разговор, но вы понимаете, о чем я говорю. Обвинения украинцев в фашизме постоянно звучат из России, и когда ты видишь такой фильм, снятый в России, невольно начинаешь думать, что тут что-то такое есть.

– Вы не думайте, переборите себя. Попробуйте, это так просто.

– Посоветовать это каждому зрителю сложно.

​– Мне это неважно совершенно. Эта история действительно могла произойти и на оккупированной территории России, и Белоруссии, и Польши, и Украины, и она происходила везде. Везде, где были люди, везде были и подвиги, и предательства. Как и в фильме, есть человек, который спасает, и есть человек, который предает, люди, которые предают, спасают себя, жизнью Анны спасают свою дочку. Дело в том, что легче всего обвинять людей, которые уже умерли, в предательстве. Людей, которые кричат сегодня "мы можем это повторить", обвиняют кого-то в фашизме, я больше всего представляю в роли полицаев. Если представить, у нас оккупация, не дай бог, кто будет полицаем? Так вот они и будут полицаями. Вот эти рожи красные жуткие казачьи, "Единая Россия" – вот это полицаи в первую очередь. Они говорят об этом, потому что они боятся себя, что они бы так не смогли. Они себя заговаривают, завораживают, уговаривают, что мы тоже способны на подвиг, который совершили наши деды. А это не факт. Человек расположен к самосохранению гораздо больше, чем к подвигу. Потому что подвиг – это нарушение инстинкта самосохранения. Чем меньше человек совершает подвигов, тем дольше живет его род – это природный закон. Поэтому предать естественнее, чем совершить подвиг. И 99% людей спрячутся, а 1% героев-мутантов могут прервать цепь своего рода. Это предназначение человека – развиваться и размножаться. Они могут закрыть своим телом пулемет – это мутация, это герои, они не как все. А говорят об этом все, и я им не верю просто.

– Но фильм ведь тоже о самосохранении. Мы от Анны не можем требовать никакого героизма, но это самосохранение, и она победитель.

– Анна совершает подвиг. Анна побеждает во Второй мировой войне, она герой.

– Побеждает, выживая?

– Побеждает, совершая подвиг. Я считаю, что она совершила подвиг, она сделала все, чтобы победить, и она победила.

– Но зритель, который видит, что она не может выбраться из этой комендатуры, может подумать, что она обречена. Я знаю, что вы сейчас работаете над фильмом по очень сложной книге Зощенко "Перед восходом солнца", которая посвящена смерти, обреченности. Связаны ли эти два фильма вашим настроением, меланхолией?

​– Нет, я не меланхолик. Мне интересно то время. Львиная доля моих фильмов посвящена этому времени – и документальных, и игровых, 20–40-м годам. Время концентрации и героизма, и предательства, и подвига, и подлости. Там миллион историй, о которых интересно думать. Я собираю коллекцию книг репрессированных ученых. Удивительные судьбы, о которых мы не хотим знать, о которых интересно думать, которые интересно находить, размышлять. Я кино не смотрю фактически, я занимаюсь этим, потому что там миллион фильмов в книгах, написанных о них и их книгах. Ученые, математики, астрономы, генетики, биологи, физики, геологи, филологи, все волны репрессий, дебильных совершенно, глупых и преступных. Я этим занимаюсь – это моя работа – я думаю, что основная. Зощенко попадает в эту же историю.

Интересно думать о людях в тот период, как бы ты сделал, как бы ты себя повел в это время, как повели бы твои друзья. Потому что дневники Зощенко, Эйзенштейна, все дневники 30-х годов, которые мне удалось прочитать, написаны одним человеком. Они все были в депрессии, все не знали, как жить. Неслучайно у меня один из главных героев – Эйзенштейн. Действие происходит в 1943 году, где они были вместе, Зощенко и Эйзенштейн.

– Тогда "Перед восходом солнца" начали печатать, а потом прервали.

– Да, действие происходит как раз на киностудии, где они работали, Объединенная киностудия. И Эйзенштейн – это альтер эго Зощенко, потому что его дневники – это "Перед восходом солнца", те же самые размышления, те же самые выводы. Это очень интересно, это объединяет всех людей того времени. И подспудно у меня идет из фильма в фильм.

– Когда вы стали собирать книги репрессированных ученых? С чего это началось? Возможно, есть семейная история?

– Есть история. Я буквально на прошлой неделе купил книгу своего прадеда, который тоже был репрессирован, остался жив, но был сослан на 5 лет. Профессор Иван Александрович Соколов, основатель кафедры чугуна и стали в Уральском политехническом институте. Я нашел его единственную книжку. Я кино сразу с этого начал, с "Давида", и первые документальные фильмы были об этом. Я оттуда не выходил еще.

– Есть такое общее рассуждение, что это время вот-вот вернется в каких-то иных формах. В Европе говорят о возрождении крайне правых; о том, что в России уже наступил фашизм, говорят с утра до вечера; о том, что в Украине фашизм, тоже говорят. Все боятся, что 30-е годы вернутся.

​– Я уже ни в чем не уверен. В 90-х я был точно уверен, что уже ничего не вернется, что люди не могут наступить второй раз на грабли. У меня была стопроцентная уверенность, я бы посмеялся над тем, кто бы сказал, что будет иначе. Сейчас я ни в чем не уверен, потому что люди изменились за два года полностью. Как писал Бунин, за день люди на улице стали другими, лица стали другими. У нас лица стали другими.

– После Крыма?

– Да, с 2014 года люди изменились, они говорят по-другому, они думают по-другому, не так, как я думаю. Предсказывать что-то я не возьмусь. Все может враз измениться, они опять будут другими, а мы не изменимся. Настолько страна странная, подвластна каким-то воздействиям на нее. Как дурочка такая: куда ее позовут, туда она и идет.

– Вы в такой же депрессии, как Зощенко в 1943 году?

– Пока нет. Я пока наблюдаю, пока на меня это никак не повлияло, надеюсь, что не повлияет, но понимаю, что все может измениться в любой момент. Пока удается быть в стороне от событий.

– А не хочется вылезти из камина и что-нибудь крикнуть?

– Я никогда не скрывал своих мнений, я говорю открыто всегда, не скрываю. Мне не надо кричать, меня и так читают и знают, о чем я думаю. Пока это не помешало мне в жизни или в работе. Но я готов к тому, что все остановится, все изменится.

"Под вечер один из кавалерийских патрулей проехал через Гисков, и весь следующий день через этот населенный пункт двигались пехотные и велосипедные подразделения (на каждом велосипеде крепились фаустпатроны). На вопрос, куда они едут, отвечали стереотипно: "Рубать немцев, освободить Прагу".

Это одно из многочисленных воспоминаний очевидцев о продвижении в начале мая 1945 года к чешской столице подразделений 1-й пехотной дивизии Русской освободительной армии. "Власовцы" приняли активное участие в боях за город, поддержав местных жителей, поднявших восстание против немецких войск, которые продолжали удерживать Прагу, несмотря на то что Берлин официально капитулировал еще утром 2 мая. Хотя участие подразделений РОА в освобождении столицы Чехии от нацистских войск давно не является секретом, вокруг роли 1-й дивизии РОА, повернувшей оружие против своих немецких союзников и покровителей, и в Чехии, и в России продолжаются споры. Как, впрочем, и вокруг всего "власовского" движения – правда, непосредственно в боях за Прагу лидер русских коллаборационистов генерал Андрей Власов участия не принимал.

В районе Праги в те дни оказалась 1-я дивизия РОА под командованием генерала Сергея Буняченко – бывшего полковника Красной армии, который в конце 1942 года попал в немецкий плен и позднее согласился сотрудничать с генералом Власовым. В апреле 1945 года некоторые части этой дивизии (всего она насчитывала не менее 18 тысяч бойцов) вело бои с советскими войсками на востоке Германии, на плацдарме Эрленгоф. Понеся потери, дивизия отошла на юг, в Чехию, фактически выйдя из подчинения немцам. Буняченко рассчитывал добраться до западных районов Чехии, освобожденных к тому времени американскими войсками, и сдаться им, избежав попадания в руки солдат Красной армии. В конечном итоге так и случилось, но в соответствии с решениями "большой тройки" западные союзники впоследствии выдали большую часть солдат и офицеров дивизии Буняченко, как и других формирований коллаборационистов, советской стороне. Однако по пути к американцам бойцы 1-й дивизии РОА помогли восставшей Праге, которая была почти полностью очищена от немецких войск к моменту появления на ее окраинах первых советских танков и солдат.

Об этом заключительном эпизоде Второй мировой войны в Европе, имевшем большое значение для истории Праги и чешского народа, рассказывает в своей книге "Прага под броней власовцев. К истории боевых действий в Праге 5–8 мая 1945 года" чешский историк, бывший руководитель пражского Института изучения тоталитарных режимов Павел Жачек. Русский перевод этой книги, выпущенный действующим в Праге обществом "Русская традиция", был представлен в чешской столице на днях. Книга наполовину состоит из уникальных архивных фотоматериалов, рассказывающих о ситуации в Праге в первые дни мая 1945 года и об участии 1-й дивизии РОА в освобождении чешской столицы.

Павел Жачек ответил на вопросы Радио Свобода.

– Для чешских историков участие бойцов Русской освободительной армии в освобождении Праги – хорошо исследованная тема?

– Относительно известная тема, я бы сказал. Но большая часть архивных материалов и свидетельств стала достоянием историков лишь в последние пару десятилетий.

– Само участие 1-й пехотной дивизии РОА в Пражском восстании можно считать решающим? Можно ли сказать, что без помощи власовцев немцы разгромили бы восстание?

– Ход событий был бы, несомненно, иным. Само решение помочь восставшим пражанам было принято командованием 1-й дивизии в районе города Бероун уже 5 мая. В течение следующего дня шла подготовка к наступлению, которое было предпринято 6-го поздно вечером. Бойцам РОА удалось остановить продвижение одного крыла боевой группы СС, которая наступала на Прагу с юга. Это оказалось ключевым событием, потому что, если бы эти немецкие части дошли до Праги уже 6-го или 7-го утром, конец восстания мог быть куда более кровавым – тогда часто использовалось сравнение с разгромом Варшавского восстания.

– Почему, собственно, власовцы помогли чехам? Положение самой РОА на тот момент было довольно отчаянным. Какие цели они преследовали, вступая в бой на стороне пражских повстанцев?

– Тут есть несколько моментов. Первый, о котором вспоминают нечасто, – то, что с Прагой власовцев связывало определенное чувство. В ноябре 1944 года именно в Праге возник Комитет освобождения народов России (КОНР) – политическое объединение, к которому "прилагались" вооруженные формирования, в том числе и Русской освободительной армии. Второй момент – Прага была важным центром антибольшевистской русской и украинской эмиграции еще с 1920-х годов. Ну и, конечно, самое главное: это решение было частью общих размышлений командования этих войск о том, что делать дальше. В момент приближения к Праге вариантов у них было два: один – пробиваться к американцам, не вступая в столкновения с немцами (на этом настаивал генерал Власов. – РС), другой – по пути помочь чешским повстанцам. По военно-политическим соображениям они остановились на втором варианте. Среди этих соображений было и такое: пробиться в Праге к зданию Чешского радио и передать в эфир свои политические заявления. Этого у них в итоге не получилось.

​– Вы рассматриваете пражскую эпопею власовцев как отдельное историческое событие – или воспринимаете ее в контексте всей истории РОА? Известно, что историки, занимаясь судьбами тех или иных людей, постепенно вырабатывают к ним определенное личное отношение. Каково ваше отношение к генералу Буняченко и его людям?

– У меня такое отношение есть, в том числе и потому, что я рос в 5-м районе Праги, том самом, где в майские дни 1945 года присутствие власовцев было наибольшим. Первые фотографии и свидетельства очевидцев я собрал еще до 1989 года (год падения коммунистического режима в Чехословакии. – РС), будучи студентом. Но, с другой стороны, все исторические обстоятельства я понял лишь позднее, и они отражают драматизм эпохи. Например, в оказании помощи повстанцам участвовал разведывательный батальон майора Костенко, который ранее, в 1944 году, самым трагическим образом (для их жертв, естественно) принимал участие на стороне немцев в подавлении другого восстания – Варшавского. Некоторые бойцы 1-й дивизии участвовали и в борьбе с партизанами в Белоруссии. Это еще одно свидетельство того, что война не была черно-белой, а представляла собой сложную картину. Естественно, с точки зрения пражан было большим везением то, что им на помощь тогда пришла целая хорошо вооруженная и обученная дивизия. Что, естественно, не исключает всех остальных обстоятельств, связанных с этими солдатами.

​– Историк Кирилл Александров, ведущий российский специалист по истории РОА, написал предисловие к вашей книге. Вам наверняка известно, что Александрова в прошлом году под надуманным предлогом лишили степени доктора наук – его диссертация была посвящена офицерскому составу власовской армии. Что вы об этом думаете?

– Это, конечно, недопустимая вещь. Кирилл провел огромную работу, возвращая России часть ее истории. Ведь власовское движение, скажу шире – антисталинское движение, конечно, находилось тогда на стороне Германии, но все же является частью трагической истории России. В конце концов, против режима Сталина в годы Второй мировой войны выступило около миллиона советских граждан и выходцев из бывшей Российской империи. Это крупное историческое явление, даже если кому-то оно не нравится по конъюнктурным или идеологическим соображениям. Если говорить о моей книге, то я надеюсь, что и она хотя бы отчасти внесет вклад в эту работу по возвращению истории. Она ведь в значительной части состоит из фотографий, а, как говорится, фотографии не лгут. Там множество лиц – возможно, кто-то из близких этих людей узнает своих родственников, оказавшихся в мае 1945-го в Праге.

– Если уж вспоминать о мае 1945-го, то не могу не спросить о вашем отношении к нынешнему конфликту вокруг пражских объектов, связанных с памятью маршала Конева. Во-первых, это ситуация вокруг памятника Коневу, который власти 6-го района Праги, где он находится, хотят снабдить разъясняющей табличкой – там будут упомянуты и теневые стороны биографии маршала, в частности, его участие в подавлении Венгерского национального восстания 1956 года. Во-вторых, это снятие со здания пражской Старой ратуши мемориальной доски в честь Конева: нанесенный на нее текст, по мнению чешских властей и экспертов, не соответствует исторической правде – как раз в том, что касается обстоятельств освобождения Праги в 1945 году. Что скажете об этом?

– На эти вещи надо смотреть в историческом контексте. Такого рода монументы возводились при коммунистическом режиме и имели не только мемориальное, но и пропагандистское значение. При этом пятен на солнце быть не должно, поэтому никакие эпизоды вроде участия маршала Конева в подавлении венгерского восстания не обсуждались. Но сейчас другие времена, и нельзя делать вид, что чего-то просто не было – или какие-то события протекали иначе, чем на самом деле. Например, говорить о том, что Прага была освобождена Красной армией, нельзя. Я в своей книге, скажем, обращаю внимание на то, что 9 мая, когда город был официально объявлен освобожденным советскими войсками, на юге Праги, в районе Злихов, еще шли бои между повстанцами и одним из подразделений власовцев, с одной стороны, и частями СС – с другой. Борьба за освобождение Праги была сложной, многосторонней, и нет причин этого не признавать.

– Сталкиваются ли чешские историки с попытками политизации прошлого, с политическим давлением в своей работе – или здесь ситуация полностью отличается от того, с чем приходится иметь дело историкам в России?

– Насколько я могу судить, в России официальный подход к истории – инструментальный. Она может служить инструментом политики. С моей точки зрения, это абсурд. Конечно, заслуживают всяческой поддержки те российские ученые, которые честно пытаются исследовать малоизвестные страницы истории, в том числе советского периода. С другой стороны, и у нас есть политики, которые считают, что историю следует презентовать обществу иначе, чем это делается. У нас в парламенте представлена нереформированная Коммунистическая партия, ее представители трактуют историю почти так же, как это делалось до 1989 года. Они сопротивляются объективным оценкам коммунистического режима, отвергая результаты новейших исследований, опирающихся на архивные материалы. То есть можно говорить о каком-то политическом вмешательстве, но оно носит довольно маргинальный характер. Скорее речь идет о представлениях и пожеланиях некоторых политиков, прежде всего радикально левой ориентации.

– Нынешнее издание вашей книги о РОА вышло хоть и на русском языке, но в Праге. Вы можете представить себе ее издание в России?

– Конечно. Я верю в то, что правду о прошлом долго скрывать нельзя. В этом смысле время тоже немилосердно. И я надеюсь, что если не это издание, то какое-то будущее найдет своих читателей в России, – говорит чешский историк Павел Жачек, автор книги "Прага под броней власовцев. К истории боевых действий в Праге 5–8 мая 1945 года".

Командующий 1-й пехотной дивизией РОА генерал Сергей Буняченко, так же, как и Андрей Власов и еще несколько лидеров КОНР, был приговорен советским судом к смерти и повешен во дворе Бутырской тюрьмы в Москве 1 августа 1946 года.