В начале мая я дал в эфир радиоэссе о Праге. Благодаря голосам города, его звучанию, его музыке у слов появляется акустическая подсветка. На бумаге слова могут полагаться только на самих себя.
Впервые я услышал о Праге в Черновцах от австрийских евреев, перживших Холокост и ГУЛАГ. В городе их оставалось немного, просто горстка. Они донашивали довоенное тряпьё, но всё равно были самыми элегантными, самыми изысканными горожанами. Они-то и рассказывали, как в начале тридцатых ночным поездом ездили на театральные премьеры в Вену и на концерты классической музыки в Прагу. Так что Прага с самого начала ассоциировалась для меня с музыкой.
В первый раз я увидел город в 1990 году глазами туриста и книгочея. Когда-то алхимики, астрологи, оккультисты, жившие в Праге в конце XVI - начале XVII веков во времена гениального императора Рудольфа II воспринимали Прагу, как таинственный текст, в котором можно найти разгадку жизни. Этот текст следовало читать глазами и ногами. Для них улицы, дома, площади были словами, главами книги, паролями, благодаря которым можно было найти философский камень, эликсир жизни. В тот первый приезд я тоже читал Прагу взахлеб. Никогда прежде я не встречал такой концентрации урбанистической красоты. Это была магия.
А потом... Я работаю на радио “Свобода” и, как маркитантка, еду туда, куда едет радио. Вот нас бросают в Прагу - и матушка Кураж отправляется туда же. Но когда я понял, что Прага для меня - это место проживания, а не просто какой-то изумительный туристический город, то стало ясно, что жизнь здесь очень жесткая. Получилось, что я вернулся к людям, чьи судьбы исковерканы десятилетиями лишений - Второй мировой войной, оккупацией, коммунизмом. Я понял, что жить с этими людьми - с одной стороны сочувствуя, а с другой опасаясь их, - не так просто. К тому времени я прожил почти 20 лет в Англии и Германии и отчасти утратил инстинкты выживания. Но оказалось, что все мои советские навыки, которые выработались в условиях, когда тебя обманывают, обжуливают, грубят, угрожают, унижают, - во мне живы. Тем не менее я уже 13 с лишним лет живу в Праге. Мой роман с городом продолжается. А вот романа с людьми не получилось.
Все эти годы я не перестаю удивляться Праге. Здесь с каждым домом можно разговаривать. Это такие карнизы, балконы, окна, арки!.. Такие курватуры! Остановись и поговори. Я останавливаюсь, замираю и начинаю говорить. Этот бесконечный разговор с городом, его зданиями продолжается до сих пор. Мне есть с кем поговорить. И это достойные собеседники.
Что до излюбленных мест, то я живу в замечательном районе, на улице Катержинской, в кружеве переулков, где не бывает туристов. Это район психиатрических лечебниц. Я чувствую себя в нём очень уютно.
Прага была задумана людьми фантастически богатыми, людьми с буйным воображением, с сильными эротическими инстинктами. Этот город не чешский - надо прямо сказать. Когда-то он был столицей Священной Римской империи. Вот тогда-то его и задумали. Эта проекция империи конца XYI- начала XYII веков не выдохлась до сих пор.
Да, когда-то Прага была столицей империи. Поэтому думать о ней надо исторически. Конечно, правильно сравнивать Прагу с самыми красивыми итальянскими городами. Но есть разные образы Праги. Три выдающихся немца – Шеллинг, Гете и Шопенгауэр - разными словами утверждали, что архитектура – это застывшая музыка. Я слушаю Прагу постоянно, причем слушаю разные оркестры. Это и классика, и католические песнопения, и протестантские гимны, и православный распев – но не только, иначе получится слишком помпезный образ. Есть еще и арт-нуво – это уже чарльстон, фокстрот, и ты можешь идти по Праге, пританцовывая. А вот советские новостройки – вообще попсня. Лучше бы она не "застывала". Из-за того что я работаю на радио – у меня обостренный слух. Я хожу по Праге, словно мимо разных оркестров. Так что черновицкие евреи меня не обманули.
Мне кажется, что культура имеет, пусть опосредованное, отношение к кристаллографии. Я уже упомянул о Священной Римской империи времен Рудольфа II – это был весёлый шабаш мистиков, астрологов, алхимиков. Прага была тогда космополитским центром. Здесь в конце XVI века собралась тогдашняя элита Европы –оккультисты, шарлатаны, дуэлянты, ведьмаки, знахари. Тогда-то и был заложен этот фундамент, тогда-то появились первые кристаллы культуры, которую мы теперь отождествляем с Кафкой или Майринком. О них часто говорят как о сновидцах, их прозу сравнивают со снами. Да, так и есть. Их книги - это современные сновидения из эпохи Рудольфа II.
Я встречаюсь в Праге не с людьми, а с облаками, с цитатами, которые плывут по небу… Майринк, его роман “Голем” – это действительно район Юзефов – бывшее еврейское гетто. Если по нему идешь ночью – угадываешь этот роман, видишь привидения и персонажей, встречаешься, говоришь с ними. А вот Кафка – это для меня совершенно другие районы. Есть такой район Жижков. Однажды я очутился там в августе. Была жара, градусов 30, ни души на улице, тротуары –в плевках, блевотине, газетах, шелестящих и буквально дымящихся на солнце. И вот ты идешь по этому Жижкову и понимаешь, какими улицами шел герой “Процесса” на свою казнь. Неромантичная история.
Современному писателю трудно жить в Праге. Потому что ему ничего не оставили. Уже все описано, облизано. Прага - тщательно темперированный клавир в писательском смысле. Но я для себя придумал выход. Я вижу себя в ряду персонажей, а не писателей. Я сижу с пьющими пиво героями Гашека в потных майках, просыпаюсь в компании Грегора Замзы – героя рассказа Кафки “Превращение”. Я не писатель, а персонаж. Персонаж книги о Праге. И поделом. Я - автор, придумавший массу персонажей. Я был высокомерен по отношению к ним, и вот теперь должен расплатиться за это – сам стал персонажем в Праге.
Полная версия эссе
До встречи через неделю.
Впервые я услышал о Праге в Черновцах от австрийских евреев, перживших Холокост и ГУЛАГ. В городе их оставалось немного, просто горстка. Они донашивали довоенное тряпьё, но всё равно были самыми элегантными, самыми изысканными горожанами. Они-то и рассказывали, как в начале тридцатых ночным поездом ездили на театральные премьеры в Вену и на концерты классической музыки в Прагу. Так что Прага с самого начала ассоциировалась для меня с музыкой.
В первый раз я увидел город в 1990 году глазами туриста и книгочея. Когда-то алхимики, астрологи, оккультисты, жившие в Праге в конце XVI - начале XVII веков во времена гениального императора Рудольфа II воспринимали Прагу, как таинственный текст, в котором можно найти разгадку жизни. Этот текст следовало читать глазами и ногами. Для них улицы, дома, площади были словами, главами книги, паролями, благодаря которым можно было найти философский камень, эликсир жизни. В тот первый приезд я тоже читал Прагу взахлеб. Никогда прежде я не встречал такой концентрации урбанистической красоты. Это была магия.
А потом... Я работаю на радио “Свобода” и, как маркитантка, еду туда, куда едет радио. Вот нас бросают в Прагу - и матушка Кураж отправляется туда же. Но когда я понял, что Прага для меня - это место проживания, а не просто какой-то изумительный туристический город, то стало ясно, что жизнь здесь очень жесткая. Получилось, что я вернулся к людям, чьи судьбы исковерканы десятилетиями лишений - Второй мировой войной, оккупацией, коммунизмом. Я понял, что жить с этими людьми - с одной стороны сочувствуя, а с другой опасаясь их, - не так просто. К тому времени я прожил почти 20 лет в Англии и Германии и отчасти утратил инстинкты выживания. Но оказалось, что все мои советские навыки, которые выработались в условиях, когда тебя обманывают, обжуливают, грубят, угрожают, унижают, - во мне живы. Тем не менее я уже 13 с лишним лет живу в Праге. Мой роман с городом продолжается. А вот романа с людьми не получилось.
Все эти годы я не перестаю удивляться Праге. Здесь с каждым домом можно разговаривать. Это такие карнизы, балконы, окна, арки!.. Такие курватуры! Остановись и поговори. Я останавливаюсь, замираю и начинаю говорить. Этот бесконечный разговор с городом, его зданиями продолжается до сих пор. Мне есть с кем поговорить. И это достойные собеседники.
Что до излюбленных мест, то я живу в замечательном районе, на улице Катержинской, в кружеве переулков, где не бывает туристов. Это район психиатрических лечебниц. Я чувствую себя в нём очень уютно.
Прага была задумана людьми фантастически богатыми, людьми с буйным воображением, с сильными эротическими инстинктами. Этот город не чешский - надо прямо сказать. Когда-то он был столицей Священной Римской империи. Вот тогда-то его и задумали. Эта проекция империи конца XYI- начала XYII веков не выдохлась до сих пор.
Да, когда-то Прага была столицей империи. Поэтому думать о ней надо исторически. Конечно, правильно сравнивать Прагу с самыми красивыми итальянскими городами. Но есть разные образы Праги. Три выдающихся немца – Шеллинг, Гете и Шопенгауэр - разными словами утверждали, что архитектура – это застывшая музыка. Я слушаю Прагу постоянно, причем слушаю разные оркестры. Это и классика, и католические песнопения, и протестантские гимны, и православный распев – но не только, иначе получится слишком помпезный образ. Есть еще и арт-нуво – это уже чарльстон, фокстрот, и ты можешь идти по Праге, пританцовывая. А вот советские новостройки – вообще попсня. Лучше бы она не "застывала". Из-за того что я работаю на радио – у меня обостренный слух. Я хожу по Праге, словно мимо разных оркестров. Так что черновицкие евреи меня не обманули.
Мне кажется, что культура имеет, пусть опосредованное, отношение к кристаллографии. Я уже упомянул о Священной Римской империи времен Рудольфа II – это был весёлый шабаш мистиков, астрологов, алхимиков. Прага была тогда космополитским центром. Здесь в конце XVI века собралась тогдашняя элита Европы –оккультисты, шарлатаны, дуэлянты, ведьмаки, знахари. Тогда-то и был заложен этот фундамент, тогда-то появились первые кристаллы культуры, которую мы теперь отождествляем с Кафкой или Майринком. О них часто говорят как о сновидцах, их прозу сравнивают со снами. Да, так и есть. Их книги - это современные сновидения из эпохи Рудольфа II.
Я встречаюсь в Праге не с людьми, а с облаками, с цитатами, которые плывут по небу… Майринк, его роман “Голем” – это действительно район Юзефов – бывшее еврейское гетто. Если по нему идешь ночью – угадываешь этот роман, видишь привидения и персонажей, встречаешься, говоришь с ними. А вот Кафка – это для меня совершенно другие районы. Есть такой район Жижков. Однажды я очутился там в августе. Была жара, градусов 30, ни души на улице, тротуары –в плевках, блевотине, газетах, шелестящих и буквально дымящихся на солнце. И вот ты идешь по этому Жижкову и понимаешь, какими улицами шел герой “Процесса” на свою казнь. Неромантичная история.
Современному писателю трудно жить в Праге. Потому что ему ничего не оставили. Уже все описано, облизано. Прага - тщательно темперированный клавир в писательском смысле. Но я для себя придумал выход. Я вижу себя в ряду персонажей, а не писателей. Я сижу с пьющими пиво героями Гашека в потных майках, просыпаюсь в компании Грегора Замзы – героя рассказа Кафки “Превращение”. Я не писатель, а персонаж. Персонаж книги о Праге. И поделом. Я - автор, придумавший массу персонажей. Я был высокомерен по отношению к ним, и вот теперь должен расплатиться за это – сам стал персонажем в Праге.
Полная версия эссе
До встречи через неделю.
