Суть работ лауреатов Нобелевской премии по экономике 2009 года обозреватель Радио Свобода обсуждает с профессором Стэнфорда Михаилом Бернштамом.

Нобелевская премия 2009 года по экономике присуждена Элинор Остром из университета штата Индиана и Оливеру Уильямсону из Калифорнийского университета за их работы в области анализа управления в экономике. Элинор Остром стала первой женщиной–лауреатом за всю историю существования экономической премии.

Элинор Остром и Оливер Уильясон показали, что ни рынок, ни частные компании, ни государство не могут предложить универсального решения некоторых проблем. Всегда найдутся структуры, которые могут решить их более эффективно. Поднятые учеными проблемы обозреватель Радио Свобода обсудил с научным сотрудником Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессором Михаилом Бернштамом:

— Вспомним, на протяжении десятилетий и даже столетий экономисты изучали частный рыночный обмен. Политологи, со своей стороны, занимались сферой государственного управления — насколько обширным, авторитарным или свободным должно быть государство?.. Но такие исследования охватывают только две сферы или два уровня человеческого бытия. Человеческое общество же намного сложнее, в нем существуют также другие организации и другие формы общежития...

— А нынешние нобелевские лауреаты исследовали совершенно разные формы организации и, соответственно, разные формы общежития?

— Уильямсон посвятил свои исследования вопросам иерархии в деловом мире. Экономика — это вовсе не мир отдельных частников, которые, условно говоря, обмениваются выращенными ими помидорами или предметами ремесленного производства. Это мир огромных предприятий, это мир огромных оптовых компаний, это мир крупнейших производителей, многонациональных корпораций. И сами по себе эти организации не рыночные. Как и государство, они имеют свою бюрократию, свою иерархию. Их отличает авторитарная структура: существует начальство, которое отдает приказы, остальные их выполняют. Но одновременно эти организации действуют на рынке как конкурентные производители, конкурентные продавцы или конкурентные покупатели. То есть, это не рынок частного обмена между индивидуумами, но это и не государство.

— В отличие от Оливера Уильямсона, Элинор Остром занималась общественными организациями в экономике, а точнее — самоуправлением...

— Да, Элинор Остром посвятила свои исследования еще одному слою жизни — общественным организациям самоуправления, которые исключительно важны. Семья, община, религиозные организации, которые существуют с незапамятных времен и контролируют нормы общественной жизни — всевозможные формы общественного сельского и городского самоуправления обеспечивают нам возможность просто ходить по улицам без того, чтобы не убивать и не грабить друг друга.

Государственная власть с этим справиться не может! Еще один пример — когда люди, которые пользуются, например, общим пастбищем, не позволяют своему скоту поедать всю траву без остатка. То есть существуют какие-то формы самоограничения, местного самоуправления, как говорил Александр Солженицын, и формы организации, которые дают возможность нам нормально существовать и разумно использовать имеющиеся ресурсы. Таким образом, и Оливер Уильямсон, и Элинор Остром значительно расширили сферы анализа, которыми мы пользуемся в экономике.

— Элинор Остром исследовала, в частности, сколь эффективно люди распоряжаются общественными ресурсами. Это не только полезные ископаемые, но и леса и пастбища, запасы рыбы в морях и океанах, озера или подземные воды... Еще в конце 1960-х годов известный американский биолог Гаррет Хардин писал, что все эти ресурсы могут быть попросту исчерпаны, если не ограничить как-то доступ к ним всех и каждого. Один из выводов Элинор Остром таков: наиболее эффективно управлять ресурсами могут те, кто ими непосредственно пользуется. И прямой государственный контроль либо, наоборот, приватизация этой общественной собственности вовсе необязательны. Сколь универсальным можно считать такой подход?

— Это очень крупная экономическая, социальная и философская проблема, которую Гаррет Хардин назвал "трагедией общего пользования" или "трагедией общинности". Люди говорят о ней уже две тысячи лет, со времен Древней Греции. Проблема заключается в том, что человек, по природе своей, руководствуется именно частными интересами. Рынок, там, где он есть, координирует эти частные интересы: люди взаимовыгодно покупают или продают. Соответственно, они как-то себя ограничивают в поведении, чтобы достичь взаимовыгодных результатов. И это то, что Адам Смит называл "чудом невидимой руки рынка". Но, кроме этого, существуют еще всевозможные места общего пользования или общинной собственности — леса, водохранилища, пастбища, даже подъезды домов, в которых люди живут. И там рыночных отношений нет.

Гаррет Хардин в 1968 году опубликовал свою "Трагедию общинности" — это одна из самых знаменитых статей в истории человечества. Он писал тогда: "Свобода в условиях общего пользования ведет к разрушению". Что это означает? Если люди приведут своих коров на пастбище, и каждый из них будет заинтересован, чтобы его корова съела как можно больше травы, — травы не останется! Если люди начнут использовать подъезды домов для личных нужд, в них нельзя будет жить. Так в какой мере общество должно ограничивать личную свободу? Вот это — большой вопрос.

— И один из ответов на этот вопрос, который дает Элинор Остром, — общественные самоорганизующиеся структуры?

— Элинор Остром показала, что на протяжении тысячелетий существуют институты, созданные самими людьми, которые контролируют и решают эту проблему. Государство ее решить не может по той простой причине, что невозможно поставить жандарма в каждый подъезд — это будет слишком дорого, и он станет злоупотреблять своей властью, что приведет к коррупции. Точно так же государство не в состоянии контролировать каждое пастбище, каждый парк.

Да, можно приватизировать пастбища, и тогда каждый получит маленький участок земли. Но большинство объектов общего пользования приватизировать невозможно. Да и Земля наша, на которой каждый год рождаются новые поколения, — это тоже место общего пользования. И человечеству надо решать, как им управлять.

— К таким структурам следует отнести, видимо, и религиозные институты?..

— И религию. На протяжении тысячелетий местные религиозные общины так или иначе контролировали нормы жизни. И сейчас в слаборазвитых странах существуют те или иные институты местного самоуправления, которые Элинор Остром и ее последователи обнаружили. И они создают стимулы, помогающие людям существовать.

Недавний пример — Намибия, где бесконтрольно уничтожали слонов (это вообще очень большая проблема в Африке). Там создали систему, при которой в каждой деревне, расположенной рядом с местами проживания слонов, люди получают определенную долю доходов и от туризма, и от "разрешенной" охоты на слонов. И теперь они сами контролируют и посторонних, и даже своих, препятствуя сокращению популяции слонов.

— Но такая схема вряд ли может быть универсальной. Скажем, в лесах Африки она сработает, а на просторах Тихого океана — вряд ли…

— Безусловно, не стоит преувеличивать возможности подобного контроля. И никто, в том числе и Элинор Остром, не утверждает, что такие проблемы всегда можно решить. Рыболовство и добыча морепродуктов находятся сегодня в состоянии кризиса, так как здесь невозможно создать ситуацию, в которой местные общины или органы местного самоуправления могли бы осуществлять контроль.

— Но все же выводы Элинор Остром основываются на доказательствах того, что, начни пользователи ресурсов ими управлять, они сами станут заботиться о том, чтобы, условно говоря, запасы рыбы в морях не истощались от неумеренного вылова, площади лесов не сокращались из-за нелегальной вырубки, а нефть из ближайшего месторождения или воду из артезианской скважины неподалеку не выкачали бы всю сразу. Где границы эффективности такого самоуправления? И, наоборот, каков его возможный потенциал?

— Здесь решения на уровне местного самоуправления, о котором в России, повторюсь, много говорил Александр Солженицын, крайне важны, так как ни частная собственность, ни государство очень многие вопросы решить просто не могут. Самый интересный, на мой взгляд, пример, хотя Остром об этом не пишет, — это колоссальный экономический успех Китая на протяжении последних 30 лет.

Что же произошло? В Китае частная собственность не играет большой роли. Государственная собственность когда-то была очень важна, но сейчас на ее долю приходится менее 20 процентов ВВП страны. Приватизировать все китайские предприятия невозможно по той простой причине, что страна большая, и просто невозможно обеспечить действенный контроль соблюдения прав собственности с тем, чтобы не было рейдерства и злоупотреблений.

Поэтому основная собственность в Китае находится под управлением местных общин. Они называют ее "поселковой" или "деревенской" собственностью. Местные жители через свое деревенское или поселковое самоуправление создали огромное количество новых предприятий, и они производят сегодня 80 процентов всего ВВП Китая! Это едва ли не самое большое экономическое чудо в истории человечества! Еще 20 лет назад этих предприятий не было, а сегодня они экспортируют свою продукцию на весь мир, создают новые технологии... И это все происходит на основе местного самоуправления там, где ни частные собственники, в силу отсутствия законных судебных органов, ни государственно, в силу невозможности контроля, справиться не в состоянии. Именно местное самоуправление создало здесь экономику, которая и вывела миллиард человек из бедности.

— Обратимся теперь к работам другого нобелевского лауреата 2009 года по экономике — профессора Калифорнийского университета Оливера Уильямсона. Судя по сообщению Нобелевского комитета, он показал в своих работах, что чисто рыночные механизмы не всегда способны подсказать оптимальные решения. Например, если конкуренция на том или ином рынке по каким-то причинам ограничена, то решения, принимаемые в рамках отдельных компаний, могут быть эффективнее рынка в целом...

— Как и работы Элинор Остром, работы Уильямсона дают нам реалистическую картину рынка. Ведь идеального конкурентного рынка просто не существует — по той простой причине, что любое предприятие привязано к определенному месту, физически его передвинуть очень трудно или даже невозможно. Конечно, небольшую компанию, занимающуюся созданием компьютерных программ, перевести в другой регион нетрудно, но крупные промышленные предприятия — невозможно.

Возникает колоссальная проблема, на которую и обратил внимание Оливер Уильямсон — так называемая "специфичность активов". Оборудование, здания — они привязаны к месту, ко времени и к определенному типу производства. Не так легко начать производить на тех же станках что-то другое.

Поэтому, как только люди строят производственное здание и заполнят его и оборудованием, они оказываются привязанными к своим покупателям. И, если нет абсолютной конкуренции, когда существует множество покупателей, они оказываются в зависимости.

— Для преодоления такой зависимости есть вроде бы весьма эффективное средство — основывать бизнес не на одной группе товаров, а сразу на нескольких, диверсифицируя производство?

— Делать любые инвестиции — строить завод, закупать оборудование, да и в целом устраивать в той или иной стране промышленную революцию очень и очень трудно по той простой причине, что инвестиции крайне болезненно реагируют именно на неконкурентные условия. Поэтому очень важно создать такой тип организации, которая могла бы решить эти проблемы. Эта организация должна быть крупной. Она оказывается иерархической, и, как выражаются экономисты вслед за Уильямсоном, вертикально интегрированной по технологической цепочке.

Обычно здесь приводится следующий пример: существуют угольные шахты и тепловые электростанции, которая закупают этот уголь. Они взаимозависимы. Перевозка угля обходится дорого, а сама электростанция привезти его не может. В этих условиях, чтобы преодолеть конфликты и злоупотребления ценами, им гораздо выгоднее иметь единого собственника. То есть интегрироваться "вертикально" по единой технологической цепочке, чтобы и угольная шахта, и электростанция относились бы к единому предприятию.

Далее могут возникнуть сложности, связанные с тем, что предприятие слишком большое — администрация может злоупотреблять своим влиянием или принимать неэффективные решения. Но они несопоставимы с эффективностью, достигаемой за счет решения проблемы неконкурентности. Таким образом, для нейтрализации несовершенства рынков очень важны размеры и тип организации. В этом, собственно, суть работ Оливера Уильямсона.

— И каков основной вывод?

— Он сводится к тому, что делать инвестиции — дело непростое. Промышленная революция с неба не падает. Для того, чтобы предприятия инвестировали, необходима обширная и конкурентная оптовая торговля. Почему, например, в каких-то бедных странах и даже в России сегодня остро не хватает инвестиций? Потому что делать их рискованно и опасно, необходимы соответствующие институциональные условия.

То есть можно говорить о некой естественным образом возникающей "трагедии" инвестиционного процесса. И, чтобы ее преодолеть, общество и создает благоприятную институциональную структуру. В этом выводе и заключается колоссальное значение работ Уильямсона.

— Один из наиболее характерных примеров вертикальной интеграции — нефтяные компании, которые занимаются всем сразу, от геологической разведки нефтяных месторождений до продажи готового бензина на бензоколонках. Оливер Уильямсон исследовал структуру самых разных компаний. И пришел к выводу: крупнейшие из них существовали и продолжают существовать прежде всего в силу собственной эффективности. Если так, то как сопоставить это с банкротствами многих таких корпораций в последние годы, например, General Motors? Они были не столь уж эффективными, а их структура — недостаточно оптимальной?

— Как раз об этом и пишет Уильямсон — необходима оптимизация не только масштабов, но и структуры предприятия. Это занятная головоломка. Например, сети ресторанов быстрого питания: некоторые из них сами владеют своими закусочными, а другие отдают их на откуп частным собственникам, получая за это определенный процент. В одних случаях оказывается эффективнее первое, в других — второе.

Или нефтегазовые компании: одни из них имеют свои бензоколонки, другие — продают свой бензин сторонним фирмам.

General Motors и другие крупные автомобильные компании на протяжении длительного времени либо владели, либо отдавали на откуп, оставаясь их собственниками, все дилерские сети по продаже своих автомобилей. И лишь потом пришли к выводу, что это невыгодно — гораздо лучше иметь дело с дилерами, которые одновременно продают автомобили сразу нескольких производителей.

— Но это внешняя сторона организации бизнеса компании. Есть еще и чисто внутренняя ее структура, которая может быть эффективной, а может таковой и не быть. Есть, наконец, проблема спроса на продукцию конкретной компании на фоне товаров конкурентов...

— Не существует единого рецепта на все времена и на любой случай. Кроме экономистов, существуют еще и менеджеры, которые как раз эти вопросы и решают. И одни из них оказываются более успешными, чем другие. Это вопрос практики, опыта, расчетов, принятия во внимание множества условий. Но очень важно, что все эти вертикально интегрированные компании работают в условиях конкуренции. Одни из них оказываются более успешными, чем другие. Скажем, General Motors провалилась, а Honda и Toyota, хотя и организованы по сходным принципам, оказываются чрезвычайно успешными, все шире распространяя свое влияние в США.

Кроме структуры компании, важно и качество конечного продукта. И японские автомобили оказались в какой-то момент более популярными у покупателей, чем автомобили General Motors. Но в чем, собственно, секрет успеха — вопрос, на который экономисты ответить не могут. Те, кому это все же удается, и становятся в итоге миллионерами и миллиардерами.