Конфедерация театральных союзов представила на суд зрителей два спектакля: "Тарарабумбию" Дмитрия Крымова и "Донку" Даниеля Финци Паски. Оба спектакля поставлены по мотивам произведений Антона Павловича Чехова, чьё 150-летие отмечается в этом году.
Если привести живые картинки Дмитрия Крымова к общему сюжетному знаменателю, получится так: "Жили-были красивые люди, сочиняли, искали смысл жизни. Потом пришли грубые красноармейцы. Одних постреляли, других вытолкали в эмиграцию, присвоили себе певца дворянских гнезд Антона Павловича Чехова, повадились самым мещанским образом праздновать его юбилеи".
Все происходит на подиуме, проходящем через зал, как на модных дефиле. Правда, в основании подиума — движущаяся лента транспортера. Живые картины, нарисованные Крымовым-художником, порой весьма выразительны. И все же общий смысл режиссерского высказывания отдает какой-то вывернутой наизнанку вульгарной социологией, которая Чехову была совершенно чужда.
Спектакль же Даниеля Финци Паски называется "Донка".
— Донка — это название удочки. Даниелю очень в Таганроге понравилось, как все на набережной сидят, все ловят рыбу, — объясняет глава Конфедерации театральных союзов Валерий Шадрин. — Донка — это такая глубинная память о Чехове, замечательный поэтический образ Чехова, его произведений.
Если попробовать своими словами пересказать сюжет, который сплел Даниель Финци Паска, получится так: "Когда-то в Италии люди платили деньги, чтобы посмотреть, как расправляются с трупами в анатомическом театре. Делали они это не из кровожадности, а потому, что рассчитывали узнать, где же все-таки таится душа. Потом времена изменились, и поисками души стали заниматься обычные театры. А Чехов был врач и писатель, он искал ее повсюду. И еще он родился в провинции, был уездным доктором, а провинциальная жизнь - хоть в России, хоть в Италии, хоть в Швейцарии - похожа".
В "Донке" Финци три сестры — прелестные молоденькие девочки — раскачиваются на огромных качелях, страшно озорничают и выделывают всякие замысловатые цирковые чудеса. Нина Заречная пляшет степ на скользком пластике: ноги разъезжаются, а зрители — Аркадина, Тригорин и остальные персонажи "Чайки" — показывают ей, каким должен быть ритм, но она снова сбивается, и дробь получается такой же авангардной, как театр Треплева. А вот на операционном столе везут на прием к врачу женщину-змею, и доктор принимается бережно ее распутывать — ну, чего только не бывает в медицинской практике.
В спектакль "Донка", поставленный, как всегда у Даниеля Финци Паски, в тональности феллиниевского "Амаркорда", вплетена история болезни и смерти самого Чехова
"Театр должен показывать жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой представляется в мечтах". За этой репликой следует фантастическая по изобретательности, остроумная сцена: два актера, лежа на полу, исполняют очень простые движения, но мы видим не только их, а еще вертикальную проекцию их тел на ширму-экран. То есть в видеоизображении они не лежат, а стоят, и тогда кажется, что выполняют головокружительные, небывалые трюки. Фокус разоблачен, а чудо не исчезает.
В спектакль "Донка", поставленный, как всегда у Даниеля Финци Паски, в тональности феллиниевского "Амаркорда", вплетена история болезни и смерти самого Чехова. Известно, что в старину существовало правило: когда лечащий врач понимал, что его пациент-коллега умирает, то должен был предложить больному бокал шампанского. Известно также, что Чехов, видя замешательство своего доктора, сам попросил шампанского. Над сценой покачивается люстра с хрусталиками-льдинками — лед давали глотать чахоточным больным при кровохаркании. Пол засыпан красными лепестками - сгустками крови. Возле постели больного стоит ведерко, сделанное изо льда, а в нем — ледяная бутылка шампанского. И вокруг люстры над сценой вьется, кружится гимнастка на ленте, прекрасная женщина в
ослепительно белом платье, то ли отлетающая душа, то ли тихий ангел.