Князь и княгиня Щербацкие из "Анны Карениной" вели себя за границей по-разному: княгиня "находила все прекрасным" и "старалась за границей походить на европейскую даму", хотя на самом деле была русской барыней; князь, в свою очередь, "находил за границей все скверным" и "старался выказывать себя... менее европейцем, чем он был в действительности". Оба притворялись и оттого держались неестественно.
В курортный сезон эта истрепанная тема – русские за границей – опять дает себя знать. Все находят, что соотечественники ведут себя вдали от родины неадекватно. Но в чем заключается эта неадекватность? Сдается мне, что критики делятся на две партии – партию княгини и партию князя. Первые полагают, что за границей надо быть как все, вторые – что нечего подделываться под иностранные нравы и порядки, надо быть самими собой.
Но, как правило, не получается в полной мере ни то, ни другое. Фальшивого иностранца выдают мелкие детали – манеры, повадку не приобретешь на ускоренных курсах. "Быть самим собой" оборачивается утрированной демонстрацией своей самобытности, скованность компенсируется развязностью. И так и сяк выходит ненатурально. Может, поэтому русские не любят встречать за границей соотечественников – потому что принадлежат к разным партиям и за версту распознают друг друга?
Об этой взаимной неприязни много писал Достоевский. Он считал эти неестественность и мнительность следствием комплекса неполноценности. И уж совсем не пощадил соотечественников Салтыков-Щедрин, особенно подчеркивая вот эту самую их развязность, а вернее сказать – отвязанность: "У нас (в Москве, например) при таких обстоятельствах, по малой мере, потребителю фалды бы оборвали, и последствием этого было бы путешествие в кутузку, а здесь и кутузки нет, и фалды целы".
На одном форуме довелось прочесть жалобу немецких постояльцев турецкого отеля: "Пьяные русские ломились в каждый номер отеля в три часа ночи, а если им открывали, обливали всех из огнетушителя". Гульнули ребята! В родном отечестве небось тише воды, ниже травы, а тут оттянулись по полной!
Не умея внушить к себе уважение иными способами, соотечественник широко распахивает кошелек и получает если не уважение, то услужливость. Эффект, производимый внешними признаками богатства, оценил еще Фонвизин: "Перстень мой, который вы знаете, - пишет он сестре из Франции, - и которого лучше бывают часто у нашей гвардии унтер-офицеров, здесь в превеликой славе. Здесь бриллианты только на дамах, а перстеньки носят маленькие. Мой им кажется величины безмерной и первой воды".
Федор Глинка, попавший в Париж в 1814 году в составе русских войск, не видит ничего странного в том, что с русских дерут три шкуры: "И вот мы уже в Париже и на квартире!.. За три великолепно убранные комнаты со всеми выгодами, с постельми, диванами, люстрами и зеркалами с нас берут 15 руб. в сутки. Это дорого, но так берут только с русских!.. Мы купили сюртуки, круглые шляпы, чулки, башмаки, тоненькие тросточки и вмиг нарядились парижскими гражданами... Разумеется, что с нас взяли втрое за все, что мы купили".
Здесь замечательно даже не то, что пишет это офицер победившей армии в оккупированной стране, а то, с каким восторгом он позволяет обдирать себя, как липку, за честь обращения в "парижского гражданина"!
Лично у меня нет предубеждения против сограждан, оказавшихся в чужих краях. Среди них много воспитанных, хорошо образованных, любознательных людей. Просто не надо при столкновении с хамом или неучем "обижаться за державу". Держава сама по себе. Не стоит отравлять себе летний отдых чрезмерным патриотизмом на ровном месте.
В курортный сезон эта истрепанная тема – русские за границей – опять дает себя знать. Все находят, что соотечественники ведут себя вдали от родины неадекватно. Но в чем заключается эта неадекватность? Сдается мне, что критики делятся на две партии – партию княгини и партию князя. Первые полагают, что за границей надо быть как все, вторые – что нечего подделываться под иностранные нравы и порядки, надо быть самими собой.
Но, как правило, не получается в полной мере ни то, ни другое. Фальшивого иностранца выдают мелкие детали – манеры, повадку не приобретешь на ускоренных курсах. "Быть самим собой" оборачивается утрированной демонстрацией своей самобытности, скованность компенсируется развязностью. И так и сяк выходит ненатурально. Может, поэтому русские не любят встречать за границей соотечественников – потому что принадлежат к разным партиям и за версту распознают друг друга?
Об этой взаимной неприязни много писал Достоевский. Он считал эти неестественность и мнительность следствием комплекса неполноценности. И уж совсем не пощадил соотечественников Салтыков-Щедрин, особенно подчеркивая вот эту самую их развязность, а вернее сказать – отвязанность: "У нас (в Москве, например) при таких обстоятельствах, по малой мере, потребителю фалды бы оборвали, и последствием этого было бы путешествие в кутузку, а здесь и кутузки нет, и фалды целы".
На одном форуме довелось прочесть жалобу немецких постояльцев турецкого отеля: "Пьяные русские ломились в каждый номер отеля в три часа ночи, а если им открывали, обливали всех из огнетушителя". Гульнули ребята! В родном отечестве небось тише воды, ниже травы, а тут оттянулись по полной!
Не умея внушить к себе уважение иными способами, соотечественник широко распахивает кошелек и получает если не уважение, то услужливость. Эффект, производимый внешними признаками богатства, оценил еще Фонвизин: "Перстень мой, который вы знаете, - пишет он сестре из Франции, - и которого лучше бывают часто у нашей гвардии унтер-офицеров, здесь в превеликой славе. Здесь бриллианты только на дамах, а перстеньки носят маленькие. Мой им кажется величины безмерной и первой воды".
Федор Глинка, попавший в Париж в 1814 году в составе русских войск, не видит ничего странного в том, что с русских дерут три шкуры: "И вот мы уже в Париже и на квартире!.. За три великолепно убранные комнаты со всеми выгодами, с постельми, диванами, люстрами и зеркалами с нас берут 15 руб. в сутки. Это дорого, но так берут только с русских!.. Мы купили сюртуки, круглые шляпы, чулки, башмаки, тоненькие тросточки и вмиг нарядились парижскими гражданами... Разумеется, что с нас взяли втрое за все, что мы купили".
Здесь замечательно даже не то, что пишет это офицер победившей армии в оккупированной стране, а то, с каким восторгом он позволяет обдирать себя, как липку, за честь обращения в "парижского гражданина"!
Лично у меня нет предубеждения против сограждан, оказавшихся в чужих краях. Среди них много воспитанных, хорошо образованных, любознательных людей. Просто не надо при столкновении с хамом или неучем "обижаться за державу". Держава сама по себе. Не стоит отравлять себе летний отдых чрезмерным патриотизмом на ровном месте.