Они совсем не похожи друг на друга – высокий темнокожий американец со спокойными глазами и широкой улыбкой и маленький европеец с крупным носом и слегка комичными манерами. Но их должности называются одинаково – они работают президентами. Обоим сейчас несладко: партия одного только что проиграла выборы, партии другого это грозит, а они сами, если так пойдет и дальше, через пару лет будут искать новое место работы. Их зовут, как нетрудно догадаться, Барак Обама и Николя Саркози, и причины их бед довольно схожи.
Оба президента платят высокую цену за начатые ими реформы, которые не нравятся значительной части граждан их стран. Но не нравятся по противоположным причинам. Большинству американцев, поддержавшему 2 ноября на выборах в Конгресс кандидатов от Республиканской партии, Обама с его обязательным медицинским страхованием, ростом налогов и крестовым походом против Уолл-стрит кажется противником экономической свободы и чрезмерным, по тамошним меркам, "государственником". Большинству французов, особенно тем, кто вышел недавно на улицы в знак протеста против пенсионной реформы, Саркози с его урезанием социальных расходов, повышением пенсионного возраста и связями с большим бизнесом представляется безжалостным рыночником и недостаточным, по тамошним меркам, "государственником".
Им бы поменяться местами... На американской политической шкале, смещенной вправо, Обама выглядит едва ли не социалистом – в Европе же он, скорее всего, пополнил бы ряды правоцентристов. На политической шкале Франции, традиционно смещенной влево, Саркози кажется чуть ли не правым радикалом – в Америке же он, вероятно, оказался бы в районе политического центра. Оба президента выглядят нетипичными и какими-то несвоевременными для своих стран, хотя с обоими после их избрания связывались большие надежды.
Устоявшиеся политические инстинкты американской и французской публики оказываются сильнее реформистских порывов, позволивших Саркози и Обаме пару лет назад прийти к власти. При этом нельзя исключать, что история даст обоим президентам более высокие оценки, чем те, которые они получают нынче от избирателей. Стратегически оба президента со своими неудобными, непопулярными, не приносящими немедленных результатов реформами могут оказаться правы, а их противники – нет. Жизнь покажет.
Но пока избиратели – в своем праве, музыку заказывают именно они, в этом и есть главное сходство между столь непохожими странами, как США и Франция. Голосуют, как Бог на душу положит, иногда ходят на демонстрации и даже бастуют – не проявляя никакого "почтения к рангу", если цитировать недавний манифест Никиты Михалкова. И не чувствуя никакого "чуда и тайны", которыми якобы должна быть окружена власть, если верить Алексею Чадаеву, одному из молодых дарований партии "Единая Россия".
Возможно, за полтораста-двести лет демократии американцы и французы просто поняли, что почтение к закону и правам граждан выше почтения к рангу. А "чудеса и тайны" политиков часто оказываются не более чем грязными и подленькими трюками, и потому, чтобы власть не обзаводилась такими плохими привычками, ее время от времени стоит трогать руками, брать за грудки и даже давать ей пинка – желательно, конечно, в переносном смысле слова.
Оба президента платят высокую цену за начатые ими реформы, которые не нравятся значительной части граждан их стран. Но не нравятся по противоположным причинам. Большинству американцев, поддержавшему 2 ноября на выборах в Конгресс кандидатов от Республиканской партии, Обама с его обязательным медицинским страхованием, ростом налогов и крестовым походом против Уолл-стрит кажется противником экономической свободы и чрезмерным, по тамошним меркам, "государственником". Большинству французов, особенно тем, кто вышел недавно на улицы в знак протеста против пенсионной реформы, Саркози с его урезанием социальных расходов, повышением пенсионного возраста и связями с большим бизнесом представляется безжалостным рыночником и недостаточным, по тамошним меркам, "государственником".
Им бы поменяться местами... На американской политической шкале, смещенной вправо, Обама выглядит едва ли не социалистом – в Европе же он, скорее всего, пополнил бы ряды правоцентристов. На политической шкале Франции, традиционно смещенной влево, Саркози кажется чуть ли не правым радикалом – в Америке же он, вероятно, оказался бы в районе политического центра. Оба президента выглядят нетипичными и какими-то несвоевременными для своих стран, хотя с обоими после их избрания связывались большие надежды.
Устоявшиеся политические инстинкты американской и французской публики оказываются сильнее реформистских порывов, позволивших Саркози и Обаме пару лет назад прийти к власти. При этом нельзя исключать, что история даст обоим президентам более высокие оценки, чем те, которые они получают нынче от избирателей. Стратегически оба президента со своими неудобными, непопулярными, не приносящими немедленных результатов реформами могут оказаться правы, а их противники – нет. Жизнь покажет.
Но пока избиратели – в своем праве, музыку заказывают именно они, в этом и есть главное сходство между столь непохожими странами, как США и Франция. Голосуют, как Бог на душу положит, иногда ходят на демонстрации и даже бастуют – не проявляя никакого "почтения к рангу", если цитировать недавний манифест Никиты Михалкова. И не чувствуя никакого "чуда и тайны", которыми якобы должна быть окружена власть, если верить Алексею Чадаеву, одному из молодых дарований партии "Единая Россия".
Возможно, за полтораста-двести лет демократии американцы и французы просто поняли, что почтение к закону и правам граждан выше почтения к рангу. А "чудеса и тайны" политиков часто оказываются не более чем грязными и подленькими трюками, и потому, чтобы власть не обзаводилась такими плохими привычками, ее время от времени стоит трогать руками, брать за грудки и даже давать ей пинка – желательно, конечно, в переносном смысле слова.
