Марокканский романист и поэт Тахар Бен Джеллун (живёт в Париже, пишет по-французски) задаёт вопрос, почему роман так поздно появился в арабской литературе (1913 год, роман Мухаммада Хайкала «Зейнаб», печатался с продолжением в египетском журнале).
Сам марокканец объясняет это так: «Роман – это портрет одного или нескольких персонажей – индивидуумов. Писатель – свидетель своего времени. Запоздалое появление на свет арабского романа было прямым следствием арабского презрения к индивидуализму…Самые первые демонстрации в Тунисе и Египте – это зарождение индивидуализма».
Мне нравится оптика коллеги: для писателя литература – это жизнь, и потому жизнь писатель понимает через язык, через жанр, через стиль. Время от времени литераторы спорят о смерти романа: «Жив роман или умер, дышит полной грудью или медленно испускает дух?». Сами слова «жив», «мёртв», «дышит» свидетельствуют о том, что для литераторов роман – это живое существо.
По-марокканцу, роман – это надежда, прорыв в современный исторический календарь. Русский классический роман – безусловное достижение дюжины русских писателей. Это не просто свидетельство принадлежности России к европейской культуре, а сама европейская культура в действии. Но почему тогда русский роман разошёлся с русской жизнью? Потому что русский роман создавали дворяне, люди относительно свободные, а все прочее население жило «по арабскому календарю»? В Англии роман, да и не только роман, создавали дети священников, лекарей, негоциантов. На всю английскую литературу – от силы полдюжины аристократов.
Серебряный век, по преимуществу буржуазный (на выбор: разночинский, среднего класса), оборвался в 1917 году. Советская власть экспроприировала роман. От него остался каркас, скорлупа. Персонажи превратились в двумерные плакаты. Жанровые исключения случались, но они не делали погоды. Однако, если роман действительно свидетельствует о принадлежности культуры к современности, то почему нынешняя Россия кажется второгодницей, второвечницей? Разве современный русский роман нездоров?
Тахар Бен Джеллун с воодушевлением пишет о демонстрациях в Тунисе и Египте: «Это было рождение индивидуализма. Люди с улицы не требовали повышения зарплат, но отстаивали универсальные ценности: свободу, достоинство, уважение к правам человека». Российские политологи часто говорят о России как потенциальном Египте. У политологов своя оптика. Мы же внимательно следим за русским романом.
Сам марокканец объясняет это так: «Роман – это портрет одного или нескольких персонажей – индивидуумов. Писатель – свидетель своего времени. Запоздалое появление на свет арабского романа было прямым следствием арабского презрения к индивидуализму…Самые первые демонстрации в Тунисе и Египте – это зарождение индивидуализма».
Мне нравится оптика коллеги: для писателя литература – это жизнь, и потому жизнь писатель понимает через язык, через жанр, через стиль. Время от времени литераторы спорят о смерти романа: «Жив роман или умер, дышит полной грудью или медленно испускает дух?». Сами слова «жив», «мёртв», «дышит» свидетельствуют о том, что для литераторов роман – это живое существо.
По-марокканцу, роман – это надежда, прорыв в современный исторический календарь. Русский классический роман – безусловное достижение дюжины русских писателей. Это не просто свидетельство принадлежности России к европейской культуре, а сама европейская культура в действии. Но почему тогда русский роман разошёлся с русской жизнью? Потому что русский роман создавали дворяне, люди относительно свободные, а все прочее население жило «по арабскому календарю»? В Англии роман, да и не только роман, создавали дети священников, лекарей, негоциантов. На всю английскую литературу – от силы полдюжины аристократов.
Серебряный век, по преимуществу буржуазный (на выбор: разночинский, среднего класса), оборвался в 1917 году. Советская власть экспроприировала роман. От него остался каркас, скорлупа. Персонажи превратились в двумерные плакаты. Жанровые исключения случались, но они не делали погоды. Однако, если роман действительно свидетельствует о принадлежности культуры к современности, то почему нынешняя Россия кажется второгодницей, второвечницей? Разве современный русский роман нездоров?
Тахар Бен Джеллун с воодушевлением пишет о демонстрациях в Тунисе и Египте: «Это было рождение индивидуализма. Люди с улицы не требовали повышения зарплат, но отстаивали универсальные ценности: свободу, достоинство, уважение к правам человека». Российские политологи часто говорят о России как потенциальном Египте. У политологов своя оптика. Мы же внимательно следим за русским романом.
