Среди ораторов, выступавших на митинге "За свободные выборы" на проспекте Сахарова в Москве, был доктор биологических наук, заместитель директора Института проблем передачи информации РАН Михаил Гельфанд. Многие участники митинга отметили его выступление, как одно из самых ярких и взвешенных.
Михаил Гельфанд ответил на вопросы Радио Свобода.
– То, что вы говорили, расходилось с общим настроем. Вы отмечали, что легко быть против Путина, но лозунг "кто угодно, только не Путин" неправильный. У вас нынешняя революционная эйфория вызывает опасения?
– Я не ощущаю никакой революционной эйфории, а некоторые фигуры из тех, кто выступал на митинге, вызывают опасения, конечно.
– Кто, например?
– Думаю, что мне не следует называть имена. Сразу после окончания митинга, на котором была продекламирована некоторая попытка единства, было бы неправильно давать такие оценки. Но тот факт, что нынешним режимом поляна вытоптана настолько, что самой организованной, самой сплоченной группой оказываются националисты – действительно пугает.
– Пока удалось впрячь коня и трепетную лань, на митинге рядом стояли левые, правые, ультралевые и ультраправые, и объединила их только ненависть к власти или к Путину лично. Этот союз долго продержится?
– А как он может продержаться? Ненависть является локально объединяющим чувством, но не является чувством содержательным. С Советским Союзом было то же самое: как только отпустили гайки, оказалось, что среди диссидентов очень разные люди. Были люди, которые не любили советскую власть за то, что она душила свободы и вообще всякую жизнь в стране, а были люди, которые не любили советскую власть, потому что при ее основании среди руководителей было много евреев.
– Вы вспоминали в своем выступлении демократические митинги последних лет существования СССР. Нынешние на них и похожи, и не похожи. Тогда, конечно, невозможно было представить красные знамена с серпом и молотом возле трибуны . Вы говорили, что на последних выборах в наукоградах голосовали за коммунистов, против "Единой России" – и это вызывает у вас беспокойство.
– Да, скажем, в Московском университете было рекордное голосование за коммунистов. Могу только повторить то, что я сказал, что вина нынешнего режима в том, что он такое сделал со страной. Многие люди на митинги не ходят ровно потому, что им не нравится, чем кончилась та первая перестройка. И тут можно спорить. Я считаю, что в 90е годы, хоть они были очень тяжелыми, была надежда и была хотя бы попытка двигаться в разумном направлении. И в начале нулевых тоже; там, помимо всего прочего, были внятные телодвижения. Знаковой меткой, водоразделом стало дело Ходорковского.
– Мне показалось, что вы, выступая на митинге, полемизировали с Алексеем Навальным, который говорил, что нужно голосовать за любую партию, кроме партии жуликов и воров.
– Да, мне кажется, что это лозунг неосторожный. Потому что, кто угодно, кроме партии жуликов и воров – это в том числе, например, Владимир Вольфович Жириновский. Если мне в страшном сне представить второй тур между Путиным и Жириновским, то я, перекрестись, пойду и проголосую за Путина.
– Вы вряд ли разделите воодушевление Гарри Каспарова, который в нашем эфире говорил, что 4 марта "возникнет новая Россия"...
– Я не очень понимаю, откуда 4 марта возникнет новая Россия. Есть три кандидата, за которых можно проголосовать, уговорить себя, что так надо – Миронов, Прохоров и Явлинский. Дай бог, Прохорову удастся договориться с Кудриным и создать праволиберальную партию без помощи той шпаны, которой он себя окружил в "Правом деле": ведь, помимо путча в партии, роль сыграло то, что вокруг Прохорова не было профессионалов. Но шансов на это не очень много. А раз так, я не очень понимаю, откуда возьмется эта замечательная новая Россия. Путин провалился – замечательно, ура. Кто президент у нас будет?
Могу надеяться только на нормальный путь перехода с созданием адекватных партий, частично со старыми людьми, частично с новыми, и нормальные честные выборы. Но у нас то, что в шахматах называется цугцванг. Выборы в думу уже прошли, выборы президента как бы пройдут, и список кандидатов уже закрыт. В этой ситуации, даже если в феврале зарегистрируется самая замечательная партия, за которую все захотят проголосовать, она чисто физически никуда не попадает. Я бы считал, что должна быть какая-то структура, которая координирует протесты. Повторю: меня пугает такое массовое присутствие во всех структурах националистов. И, по-видимому, надо настаивать не на отмене выборов, а на объявлении дополнительных выборов. Я не очень понимаю, насколько это реалистично. Есть программа-минимум: это постоянное давление на власть, требование уступок. Это ближе к варианту "бархатных революций" 80-х годов в Европе. Но у нас гораздо меньше надежды. Для Восточной Европы коммунизм и советское влияние воспринимались как нечто чуждое, а мы до сих пор не можем разобраться, был ли Сталин великим государственным деятелям или он был злодеем и убийцей.
Фрагмент программы "Итоги недели"
Михаил Гельфанд ответил на вопросы Радио Свобода.
– То, что вы говорили, расходилось с общим настроем. Вы отмечали, что легко быть против Путина, но лозунг "кто угодно, только не Путин" неправильный. У вас нынешняя революционная эйфория вызывает опасения?
– Я не ощущаю никакой революционной эйфории, а некоторые фигуры из тех, кто выступал на митинге, вызывают опасения, конечно.
– Кто, например?
– Думаю, что мне не следует называть имена. Сразу после окончания митинга, на котором была продекламирована некоторая попытка единства, было бы неправильно давать такие оценки. Но тот факт, что нынешним режимом поляна вытоптана настолько, что самой организованной, самой сплоченной группой оказываются националисты – действительно пугает.
– Пока удалось впрячь коня и трепетную лань, на митинге рядом стояли левые, правые, ультралевые и ультраправые, и объединила их только ненависть к власти или к Путину лично. Этот союз долго продержится?
– А как он может продержаться? Ненависть является локально объединяющим чувством, но не является чувством содержательным. С Советским Союзом было то же самое: как только отпустили гайки, оказалось, что среди диссидентов очень разные люди. Были люди, которые не любили советскую власть за то, что она душила свободы и вообще всякую жизнь в стране, а были люди, которые не любили советскую власть, потому что при ее основании среди руководителей было много евреев.
– Вы вспоминали в своем выступлении демократические митинги последних лет существования СССР. Нынешние на них и похожи, и не похожи. Тогда, конечно, невозможно было представить красные знамена с серпом и молотом возле трибуны . Вы говорили, что на последних выборах в наукоградах голосовали за коммунистов, против "Единой России" – и это вызывает у вас беспокойство.
– Да, скажем, в Московском университете было рекордное голосование за коммунистов. Могу только повторить то, что я сказал, что вина нынешнего режима в том, что он такое сделал со страной. Многие люди на митинги не ходят ровно потому, что им не нравится, чем кончилась та первая перестройка. И тут можно спорить. Я считаю, что в 90е годы, хоть они были очень тяжелыми, была надежда и была хотя бы попытка двигаться в разумном направлении. И в начале нулевых тоже; там, помимо всего прочего, были внятные телодвижения. Знаковой меткой, водоразделом стало дело Ходорковского.
– Мне показалось, что вы, выступая на митинге, полемизировали с Алексеем Навальным, который говорил, что нужно голосовать за любую партию, кроме партии жуликов и воров.
– Да, мне кажется, что это лозунг неосторожный. Потому что, кто угодно, кроме партии жуликов и воров – это в том числе, например, Владимир Вольфович Жириновский. Если мне в страшном сне представить второй тур между Путиным и Жириновским, то я, перекрестись, пойду и проголосую за Путина.
– Вы вряд ли разделите воодушевление Гарри Каспарова, который в нашем эфире говорил, что 4 марта "возникнет новая Россия"...
– Я не очень понимаю, откуда 4 марта возникнет новая Россия. Есть три кандидата, за которых можно проголосовать, уговорить себя, что так надо – Миронов, Прохоров и Явлинский. Дай бог, Прохорову удастся договориться с Кудриным и создать праволиберальную партию без помощи той шпаны, которой он себя окружил в "Правом деле": ведь, помимо путча в партии, роль сыграло то, что вокруг Прохорова не было профессионалов. Но шансов на это не очень много. А раз так, я не очень понимаю, откуда возьмется эта замечательная новая Россия. Путин провалился – замечательно, ура. Кто президент у нас будет?
Могу надеяться только на нормальный путь перехода с созданием адекватных партий, частично со старыми людьми, частично с новыми, и нормальные честные выборы. Но у нас то, что в шахматах называется цугцванг. Выборы в думу уже прошли, выборы президента как бы пройдут, и список кандидатов уже закрыт. В этой ситуации, даже если в феврале зарегистрируется самая замечательная партия, за которую все захотят проголосовать, она чисто физически никуда не попадает. Я бы считал, что должна быть какая-то структура, которая координирует протесты. Повторю: меня пугает такое массовое присутствие во всех структурах националистов. И, по-видимому, надо настаивать не на отмене выборов, а на объявлении дополнительных выборов. Я не очень понимаю, насколько это реалистично. Есть программа-минимум: это постоянное давление на власть, требование уступок. Это ближе к варианту "бархатных революций" 80-х годов в Европе. Но у нас гораздо меньше надежды. Для Восточной Европы коммунизм и советское влияние воспринимались как нечто чуждое, а мы до сих пор не можем разобраться, был ли Сталин великим государственным деятелям или он был злодеем и убийцей.
Фрагмент программы "Итоги недели"
