В День народного единства в новостях единства не было. Нечто, что «прокатилось» (самый популярный глагол в устах ведущих) по стране 4 ноября, на разных каналах называли по-разному. Митинги, крестные ходы, богослужения, благотворительные акции, добрые дела, марши, цепочки, лазерные шоу. «Пестрая палитра народного праздника» – еще одно устойчивое выражение из новостей – соединяла несоединимое.
Про «русские марши» – и те, которые прошли, и те, которые разогнали – скороговоркой и без подробностей. Про акции молодогвардейцев, «Наших» и «Местных» – нарядные репортажи с сусальным привкусом. Какому единству должна способствовать акция по уборке территории у родильного дома? Единству с муками рожениц? Ряженая в праздничную амуницию и поставленная под телекамеры молодежь убирала, красила и выступала. Телевизионщики не рисковали спрашивать, по какому случаю праздник. В массе своей народ на экране безмолвствовал.
Телевидению 4 ноября пришлось тяжело. Идеологические меха пока не накачали необходимого материала для нового праздника. Поэтому танцы со звездами – на полу и на льду – намешали с некоторым количеством концертов и кино про разные другие смутные времена (декабристы, начало ХХ века, ожидание первой революции, 30-е годы – на выбор).
На 3-м канале давали «Ноябрьский концерт». Чинный юноша при галстуке и известная гимнастка сошлись в незамысловатом парном конферансе. Юноша: «4 ноября 1649 года царь Алексей Михайлович объявил праздником иконы Казанской Божией матери. Оля, как принято отмечать праздник в твоем родном городе?» Оля (чеканя слова): «Хорошей, доброй песней». Встык полуголые барышни – сначала «Блестящие», а потом группа «Лицей» – простонали что-то про любовь.
Премьерой полнометражного мультфильма «Князь Владимир» отметил праздник Первый канал. Новую историческую драму «Жена Сталина» показала «Россия». Две любопытных работы в художественно-публицистическом жанре – «Смута» (ведущий Владимир Меньшов) и «Советская власть» (Лев Дуров) – показали на НТВ. В случае со «Смутой» зрителю намекнули, что праздновать надо не столько освобождение от польских интервентов, сколько победу объединившегося народа, который устал от передравшейся за власть элиты. Цикл «Советская власть», пожалуй, одна из удачных за последнее время попыток взглянуть на революцию 1917-го без крайностей мифов «белой» и «красной» истории. Но и этот цикл монтировался с Днем народного единства по принципу: «любая история – повод для размышлений». Принцип недурен, но вряд ли сознателен.
Уже очевидно, что в становлении мифа о празднике идея того, что после Смуты утвердилась православная монархия, закрепившая институт крепостничества и, в результате, обеспечившая историческое отставание России – не будет дискутироваться. И в народном сознании вряд ли будут укоренять мысль, что граждане 1612 года, прежде чем собраться в поход на Москву, создавали посадские миры – органы самоуправления – а потом и «Совет всея земли», куда вошли «из всех городов всяких чинов выборные люди».
Густой замес из хоругвей, крестов, лазерного шоу, танцев народов России и польских интервентов эмоционально и стилистически не помогает осознанию праздника 4 ноября. А демифологизация 1917 года пока не может преодолеть последствий канонических шедевров советского кинематографа и литературы, отшлифовавших миф о 7 ноября. Тем не менее, два смутных праздника – 1612 и 1917 – уже обретают свое ноябрьское единство. Например, в головах нынешних университетских абитуриентов. На вступительных экзаменах на журфак МГУ юной особе был задан вопрос: «Кто был вождем Октябрьской революции 1917 года?» Ответ последовал без промедления: «Минин и Пожарский».
Про «русские марши» – и те, которые прошли, и те, которые разогнали – скороговоркой и без подробностей. Про акции молодогвардейцев, «Наших» и «Местных» – нарядные репортажи с сусальным привкусом. Какому единству должна способствовать акция по уборке территории у родильного дома? Единству с муками рожениц? Ряженая в праздничную амуницию и поставленная под телекамеры молодежь убирала, красила и выступала. Телевизионщики не рисковали спрашивать, по какому случаю праздник. В массе своей народ на экране безмолвствовал.
Телевидению 4 ноября пришлось тяжело. Идеологические меха пока не накачали необходимого материала для нового праздника. Поэтому танцы со звездами – на полу и на льду – намешали с некоторым количеством концертов и кино про разные другие смутные времена (декабристы, начало ХХ века, ожидание первой революции, 30-е годы – на выбор).
На 3-м канале давали «Ноябрьский концерт». Чинный юноша при галстуке и известная гимнастка сошлись в незамысловатом парном конферансе. Юноша: «4 ноября 1649 года царь Алексей Михайлович объявил праздником иконы Казанской Божией матери. Оля, как принято отмечать праздник в твоем родном городе?» Оля (чеканя слова): «Хорошей, доброй песней». Встык полуголые барышни – сначала «Блестящие», а потом группа «Лицей» – простонали что-то про любовь.
Премьерой полнометражного мультфильма «Князь Владимир» отметил праздник Первый канал. Новую историческую драму «Жена Сталина» показала «Россия». Две любопытных работы в художественно-публицистическом жанре – «Смута» (ведущий Владимир Меньшов) и «Советская власть» (Лев Дуров) – показали на НТВ. В случае со «Смутой» зрителю намекнули, что праздновать надо не столько освобождение от польских интервентов, сколько победу объединившегося народа, который устал от передравшейся за власть элиты. Цикл «Советская власть», пожалуй, одна из удачных за последнее время попыток взглянуть на революцию 1917-го без крайностей мифов «белой» и «красной» истории. Но и этот цикл монтировался с Днем народного единства по принципу: «любая история – повод для размышлений». Принцип недурен, но вряд ли сознателен.
Уже очевидно, что в становлении мифа о празднике идея того, что после Смуты утвердилась православная монархия, закрепившая институт крепостничества и, в результате, обеспечившая историческое отставание России – не будет дискутироваться. И в народном сознании вряд ли будут укоренять мысль, что граждане 1612 года, прежде чем собраться в поход на Москву, создавали посадские миры – органы самоуправления – а потом и «Совет всея земли», куда вошли «из всех городов всяких чинов выборные люди».
Густой замес из хоругвей, крестов, лазерного шоу, танцев народов России и польских интервентов эмоционально и стилистически не помогает осознанию праздника 4 ноября. А демифологизация 1917 года пока не может преодолеть последствий канонических шедевров советского кинематографа и литературы, отшлифовавших миф о 7 ноября. Тем не менее, два смутных праздника – 1612 и 1917 – уже обретают свое ноябрьское единство. Например, в головах нынешних университетских абитуриентов. На вступительных экзаменах на журфак МГУ юной особе был задан вопрос: «Кто был вождем Октябрьской революции 1917 года?» Ответ последовал без промедления: «Минин и Пожарский».
