"Я живу в стране ОМОНа, кто не с нами, тот – убит", – заканчивает свое выступление поэт из Красноярска Сергей Цветков. Он один из участников Всероссийского поэтического слэма, который прошел 20 февраля в Центре Вознесенского в Москве.

В соревновании участвовали лучшие российские поэты-слэмеры. Каждому на выступление давалось три минуты, после чего жюри выставляло две оценки: за качество стихотворения и за исполнение. По итогам голосования, первое место заняла москвичка Анна Русс, поразившая всех своим фонетическим мастерством. Она представит Россию на Всемирном слэме в Париже.

Одним из членов жюри в этом году выбрали музыканта и фронтмена группы OQJAV Вадика Королева. Самым необычным во время слэма ему показалось собственная реакция на выступление Цветкова.

"Для меня было неожиданно, что я так подключился к политическому стихотворению. Я вообще не считаю это территорией поэзии, – объясняет он. – В начале выступления мне казалось, что эти строки нужно публиковать в комментариях к фотографиям омоновцев или в гневных статьях, но не должны они звучать в виде стихотворения. Потом понял, что, может быть, тебя сейчас волнует сильнее всего именно политика, и у тебя столько гнева и талантливой желчи во рту, что ты вот так решаешь это все выплеснуть".

В итоге за качество текста поэт из Красноярска получил от Королева четыре балла. "Для меня это очень высокая оценка", – добавляет музыкант. За исполнение он поставил Цветкову пятерку. По словам Королева, основная сложность в работе жюри заключается в выставлении оценок. Так как в слэме всего два критерия, а оценка за качество стихотворения играет такую же роль, как и за исполнение, за второй критерий приходится невольно накидывать, даже если представление не было особенно ярким.

– После окончания слэма вы сказали, что не особо интересуетесь поэзией. Как получилось, что вы решили поучаствовать в слэме в составе жюри?

– Мне написал Андрей Родионов : "Вадик, привет! Не хочешь поучаствовать в жюри?" Я ответил, что с радостью, но я тупой. Странно судить, когда ты тупой. Андрей же ответил, что тупость – сестра таланта. Так я и согласился.

– Тупость – это про то, что вы недостойны судить других поэтов?

– Нет, это другое. Оценка ведь предполагает перед нею какой-то анализ. А я в анализ поэзии не очень верю, или он мне не особо интересен. Мне надо, чтобы все сразу в тебя проникало или не проникало. Так сегодня и случалось: когда-то это была настоящая поэзия, а когда-то просто рифма. Высокую оценку я ставил, если стихи меня трогали. Низкую – если нет. Это все суперсубъективно, конечно.

– А что для вас "настоящая поэзия"?

– Это какая-то картинка, в которой ты можешь существовать, как, например, когда заходишь в комнату с 3D-лучами. Это объемно и происходит в нескольких слоях. Вот мы сейчас разговариваем, а я параллельно думаю, что нужно позвонить маме, купить цветы и вспомнить, в кого я влюблен. Все эти вещи происходят одновременно. В настоящей поэзии точно так же. Нарративная поэзия же чаще всего однослойна, и тебе заранее скучно. Тебе дают один, второй аргумент, а в поэзии нужно расслаиваться.

Низкие оценки Королев ставил как раз за нарративные стихи и за те, в которых понимал всё или не понимал ничего. "Когда ты все понимаешь, не ясно, почему этот текст назван поэзией, а не выполнен в виде тупой публицистической статьи. Когда ничего не понимаешь, тебе кажется, что тебе прочитали какую-то ахинею, но тут может быть вопрос к тебе: может, ты просто недостаточно начитан", – объясняет музыкант.

Соревнование состояло из двух туров. В первом оценки жюри сильно разнились: кто-то ставил исполнителю двойку, тогда как остальные поднимали уверенно пятерки. По словам Королева, это говорит и об искренности судейства, и о том, что у всех разные поэтические коды.

Самое сложное – поставить первую оценку, добавляет Королев. Первые три исполнителя как будто задают тон слэму: жюри пытается понять общий уровень участников. В какой-то момент у всех появляются свои любимчики.

– Насколько это вообще этично выбирать любимчиков во время судейства?

– Любимчики же появляются не потому, что ты с ними спишь, а потому, что они действительно талантливы. Это и заставляет всем сердцем к ним проникаться.

– А кто был вашим любимчиком?

– Мне очень понравились София Третьякова и Яна Полевич – не потому что мы с ней земляки, просто казалось, что там звучал настоящий стих. Во втором туре в число любимчиков вошла и Анна Русс. Она окончательно покорила меня своим фонетическим мастерством. Очень интересно, как у нее мозг работает. Я вот так не умею.

Поэзию Королев для себя делит на три типа: нарративная, поэзия с каким-то лицом и шуткой, к которой ты тут же подключаешься, и поэзия, "когда все по-настоящему происходит". Третий тип на слэме представить сложно, потому что этот формат сложнее всего переложить в соревновательную форму. Слэм же включает в себя и ее.

По словам музыканта, соревновательность добавляет как раз вторая оценка – за исполнение. "Изначально стих же не должен быть продекламирован. Его путь, в отличие от песни, заканчивается, когда он уже написан. А здесь вроде бы оценивается то, чему на самом деле учат в театральных вузах. То есть ты выступаешь и как автор, и как актер", – размышляет Королев. Вторая оценка, таким образом, зависит в первую очередь от обаяния и умения преподнести себя.

При этом декламация и добавление соревновательности – это именно то, что делает поэтический слэм таким популярным для зрителей и участников, уверен музыкант. "Мне нравится, что эта затея привлекает внимание к этому умирающему и никому не нужному жанру", – отмечает Королев.

Сам он при этом никогда раньше не следил за поэтическими слэмами. "У меня слишком много информации в голове. Я стараюсь от нее освободиться", – объясняет музыкант и через минуту добавляет: "Меня вообще редко культурные вещи интересуют, наверное, потому что практика участия в поэтических соревнованиях показывает: везде все плохо. Все везде ужасно, бесталанно и странно. Ты приходишь на фестиваль, а там из десяти поэтов только один классный, а остальные девять – мучение. Сегодня было не совсем так, хотя были, конечно, совершенно ужасные выступления для меня. Я в этом смысле фашист. Если мне что-то не нравится, я не буду политкорректным: просто не вижу в этом смысла. Все, что плохо, для меня это уродство, а я хочу, чтобы все было красиво".