Иллюминаторы завтрашних городов: ВХУТЕМАС-100. Архитектурный факультет. – Выставка в Государственном музее архитектуры имени А. В. Щусева. Кураторы: П. Ю. Стрельцова, И. В. Чепкунова. До 23 мая 2021 г.
Как известно, новое – это основательно забытое старое. Недавняя дискуссия о том, что должно увенчать Лубянскую площадь Москвы, напоминает о верности избитой фразы.
Небоскреб – это великолепное орудие для сосредоточения населения, разгрузки почвы
Самая оригинальная и решительная градостроительная идея была предложена почти сто лет назад: Несомненно, правильным решением вопроса обслуживания центральной части города будет постройка небоскреба на Лубянской пл. Благодаря высокому положению площади небоскреб будет виден со многих сторон, что обеспечивает его главное качество: ориентировочность. Для бесхарактерной в настоящем виде площади небоскреб даст тон основным строениям и повлияет на форму площади, которая должна стремиться к неравностороннему треугольнику, в одной из вершин которого и будет стоять небоскреб. На Лубянской пл., угол Мясницкой, на уч. №1 необходимо построить небоскреб ВСНХ. Проект этот был разработан в 1923 г. молодым советским архитектором Владимиром Кринским. Возведение высотных зданий было в ту пору архитектурной практикой в США, но идеологическое обоснование придумывали в Старом Свете. Познакомившись с американскими гигантами воочию и с советскими проектами – на бумаге, Ле Корбюзье уже в 1930-е годы проповедовал о новом Ренессансе. Прообраз будущего он увидел на Манхэттене – острове башен, обступивших сад. Небоскребы казались Корбюзье лестницами Иакова: Небоскреб – это великолепное орудие для сосредоточения населения, разгрузки почвы; чудесный источник улучшения условий труда, двигатель экономики, а потому распределитель богатства. Знакомство Корбюзье с советскими архитекторами-авангардистами было личным; в 1928 г. он работал в Москве над проектом здания Центросоюза. Неподалеку от места строительства, на той же Мясницкой улице, находился ВХУТЕМАС, где Корбюзье общался с архитектором Николаем Ладовским. Тот сосредоточенно изучал взаимное влияние архитектуры и людей в основанной им Психотехнической лаборатории. Ладовский проверил возможности зрительного восприятия Корбюзье на одном из своих аппаратов – прострометре, в результате чего оба специалиста не без удивления обнаружили, что Корбюзье воспринимал пространство разными глазами слишком по-разному, следовательно, не мог видеть стереоскопически и не вполне соответствовал идеалам ВХУТЕМАСа. Во всяком случае, так рассказывал историк советского авангарда С. Хан-Магомедов со слов одного из студентов Ладовского, вероятно, В. Лаврова. Несостоявшийся реформатор Лубянки Кринский был одним из сподвижников Ладовского, преподавал во ВХУТЕМАСе, занимался психотехникой.
Строительство есть биологический, а не эстетический процесс
Итак, идя по следам архитекторов-авангардистов, мы оказываемся во ВХУТЕМАСе (Высших государственных художественно-технических мастерских). Столетие этого замечательного учебного заведения, чья история уместилась в десять советских лет небольшой свободы и немалой независимости, культурные институции России намеревались отмечать в 2020 году, но сроки выставочных и иных проектов сдвинулись из-за губительной эпидемии. Выставка о всех восьми факультетах ВХУТЕМАСа заканчивается в апреле, а специальная выставка об архитектурном факультете будет открыта еще полтора месяца. Без краткого экскурса в историю учебного заведения и факультета никак не обойтись. ВХУТЕМАС был образован декретом Совнаркома РСФСР 29 ноября 1920 года в результате слияния Первых и Вторых СГХМ (Свободных государственных художественных мастерских). В свою очередь, Первые мастерские возникли в 1918 г. из Строгановского училища (ул. Рождественка, 11), а Вторые – из Училища живописи, ваяния и зодчества (ул. Мясницкая, 21). В Первых СГХМ преподавали архитекторы Л. Веснин и Ф. Шехтель, во Вторых – И. Жолтовский, А. Щусев и И. Рыльский. Во ВХУТЕМАС сразу пришли и архитекторы из Живскульптарха и ГИНХУКа – авангардисты Н. Ладовский, В. Кринский, Н. Докучаев, И. Ламцов. Таким образом, работу и педагогическую практику получили сторонники разных архитектурных течений. Свои курсы вели модернисты. И. Иванов-Шиц преподавал "Конструкцию частей зданий", И. Рерберг – "Строительное искусство", а знаменитый Шехтель подготовил цикл лекций, названный им "Сказкой о трех сестрах: архитектуре, скульптуре и живописи". Влиятельным было Академическое отделение факультета, где тон задавали А. Щусев (с 1922 г. председатель Московского архитектурного общества), И. Рыльский (декан арх. факультета в 1923–1930 гг.), Л. Веснин. Жолтовский уезжал на несколько лет в Италию (1923–1926), так что его влияние на ВХУТЕМАС было опосредованным. Самостоятельной была мастерская "Новой Академии" К. Мельникова и И. Голосова, именно ее проект произвел сенсацию на Парижской выставке 1925 года; речь идет о советском павильоне, сделанном Мельниковым.
Этими приборами были лиглазометр, плоглазометр, оглазометр, углазометр и прострометр
Наиболее радикальных архитектурных взглядов держался Ладовский со своими сотрудниками, которые создали Объединенные мастерские (Обмас). В 1922–1923 гг. временное правление ВХУТЕМАСа (4 человека, в т. ч. инженер А. Лолейт и архитектор Н. Докучаев) разработало новую образовательную схему, согласно которой дисциплины, преподаваемые на разных факультетах, группировались в три сферы – "пространство", "объем" и "плоскость" (Основное отделение). В основу дисциплины "Пространство" был взят практический курс Ладовского, обучение его было поэтапным. Сперва шли отвлеченные задания, чтобы студенты научились анализировать простые архитектурные формы; затем начинались производственные задания по проектированию небольших объектов. Группа Ладовского проводила эксперименты (в рамках Обмаса и Психотехнической лаборатории) с серией "глазометров" – приборов для отбора студентов на факультет архитектуры, для упражнений по развитию восприятия и для работы над архитектурными проектами. Этими приборами были лиглазометр (определение на глаз расстояния до предмета в соотношении с его длиной), плоглазометр (измерение зрительной оценки соотношения размеров поверхностей), оглазометр (определение соотношения размера и объема), углазометр (определение градуса отклонения линий по вертикали и горизонтали) и прострометр (измерение восприятия глубины пространства), на котором "срезался" Корбюзье. Результаты экспериментов вносились в личные карточки "архитектурной одаренности". Ладовский намеревался использовать и киноаппаратуру, для чего Эль Лисицкий должен был создать во ВХУТЕМАСе киностудию. Влияние пропедевтики Ладовского и его коллег по основному отделению не следует преувеличивать. Во второй половине 20-х годов учебные часы основного отделения сократились с двух лет до полугода. Архитектурный факультет закончили 411 студентов, но известны выполненные задания по "Пространству" только 15 из них.
Учебно-практическая деятельность в стенах ВХУТЕМАСа способствовала возникновению творческих объединений советских архитекторов. В июле 1923 года образовалась АСНОВА – Ассоциация новых архитекторов (Н. Ладовский, Н. Докучаев, В. Кринский, А. Рухлядев, М. Коржев, В. Балихин и др.), которая ставила целью создать синтетическую "рациоархитектуру", используя достижения разных видов искусств и психоаналитики. На Парижской выставке декоративного искусства и художественной промышленности 1925 года был удостоен золотой медали проект Красного стадиона на Воробьевых горах в Москве (арх. М. Коржев, АСНОВА). Члены АСНОВА ориентировались на восприятие человеком архитектурных сооружений. В 1926 году были изданы "Известия АСНОВА" в оформлении Эль Лисицкого, откуда я и взял цитату о Лубянском небоскребе. Результаты экспериментов и исследований группы были до некоторой степени собраны в учебнике 1934 года "Элементы архитектурно-пространственной композиции", написанном Кринским, Ламцовым и Туркусом.
В 1925 году возникло ОСА – Объединение современных архитекторов. Председателем стал А. Веснин, его заместителями – М. Гинзбург и В. Веснин, в состав вошли преподаватели и студенты М. Барщ, А. Буров, И. Голосов, И. Леонидов, И. Милинис и др. Объединение провозглашало конструктивную целесообразность архитектурных форм, преобладание функционального предназначения зданий, поэтому его члены называли себя конструктивистами. Их отличало пристальное внимание к строительным материалам, работе машин. В 1927 году на выставке современной архитектуры ВХУТЕМАСа был показан знаменитый конструктивистский дипломный проект И. Леонидова – "Институт библиотековедения им. В. И. Ленина на Воробьевых горах". Леонидов широко использовал геометрические фигуры, криволинейные плоскости, зонтичные перекрытия. О влиятельности конструктивизма в те годы можно судить хотя бы по автобиографии знаменитого академика А. Щусева: Принципы конструктивизма по тому времени были довольно жизненны. Строить что-нибудь сложное было трудно, а новое направление давало возможность при помощи железобетонного каркаса и почти без всякой отделки создавать новый тип здания. Ассистентом Щусева в его мастерской во ВХУТЕМАСе в 1927–1928 гг. был К. Мельников, который считал разделение на рационалистов (АСНОВА) и конструктивистов (ОСА) надуманным и спорным: Самые активные участники дискуссии просто вставали в позу, они ничего не строили. Первые называли себя "новыми" архитекторами, вторые – "современными". Из их потока слов я понимал мало что. В любом случае, архитекторы круга ВХУТЕМАСа разделяли взгляды своих коллег из Баухауса (в 1928 г. делегация из Дессау посетила Москву), директор которого Х. Майер писал: Строительство есть биологический, а не эстетический процесс. Новый жилой дом создается прежде всего как биологический аппарат для реализации человеческих потребностей, а не просто как механизм для жилья.
Лента движется в особом длинном шкафу, имеющем множество индивидуальных дверец
На выставках, посвященных ВХУТЕМАСу, можно подметить характерные черты архитектуры рационалистов и конструктивистов. Проекты коммунальных домов для рабочих на Воробьевых горах (И. Голосов) и в Хамовниках (И. Ламцов) предполагали отдельные входы на этажи, а комнаты в квартирах располагались вертикально, а не горизонтально (и здесь идея небоскреба). Вопрос питания предполагалось решать за пределами жилого пространства, по аналогии с гостиницами. Примерную и перспективную конструктивистскую столовую так описывал Н. Соколов в своем проекте курортной гостиницы в Мацесте: Столовая строится с конвейером. Из отверстия, ведущего в кухню и расположенного в данном случае посредине, поднимается лента конвейера. Она – ряд сохраняющих горизонтальное положение площадок, на которых блюда. Лента идет вдоль столов. Обойдя, с грязной посудой возвращается в кухню. Лента движется в особом длинном шкафу, имеющем множество индивидуальных дверец. Как бы закрытое бюро перед каждым посетителем. Обед заказывается жетонами. Посетитель открывает дверку своего бюро, кладет жетоны на ленту и может быть спокоен – через точно установленный срок к нему подойдет заказанное и даже сигнал предупредит о его приближении.
Советское общество, в проектировании и создании которого должны были участвовать птенцы ВХУТЕМАСа, базировалось на принципах коллективизма. Поэтому значимые усилия архитекторов сосредоточились на строительстве зданий и объектов коммунального значения. Главную их особенность подметил искусствовед Н. Пунин: Здание должно быть местом постоянного движения: последнее, что в нем можно делать, так это стоять или сидеть спокойно, – вас механически будут передвигать вверх и вниз или выносить вон, не спросив на то согласия. Наиболее амбициозными из таких проектов следует считать здания для массовых мероприятий – Храм общения народов (проекты Ладовского, Исцеленнова) и Дворец труда в Охотном ряду (проекты братьев Весниных, Мельникова, Кринского, Щусева; сейчас на этом месте находится гостиница "Москва"). Их отличительной чертой является устремленность вверх и разомкнутость вширь. Академисты, рационалисты и конструктивисты проектировали театры (Тверская площадь, Москва, театр имени Сумбатова-Южина, арх. Щусев), стадионы (Воробьевы горы, Москва, проекты Коржева, Бурова, Колли), парковые зоны (Останкино, Москва, арх. Гольц), рынки (Центральный продовольственный в Москве, арх. Барщ и Синявский), редакции СМИ ("Известия", Москва, проекты Куровского и Леонидова; московское отделение "Ленинградской Правды", арх. И. Голосов), помещения для управленцев (Госпром в Харькове, Совнарком в Самарканде, арх. Щусев), крематории (Москва, арх. И. Голосов). Сохранились и экспонируются эскизы довольно уникальных проектов. Например, ДнепроГЭС мог быть построен по плану Ф. Шехтеля.
"Город-ракета" Москва был направлен в сторону Ленинграда
Вхутемасовцы придумывали и гораздо более сложные замыслы, нежели сооружение отдельных зданий или комплексов. Им принадлежит ряд градостроительных проектов. Индустриализация влекла за собой планировку новых и быстро развивающихся городов; таковы проекты Магнитогорска (Чернышов и Семенов-Прозоровский) и Туапсе (Л. Веснин и Щусев). Пристальное внимание архитекторов было приковано к столице Советского государства – Москве. А. Щусев разработал в 1923 году план "Новой Москвы", основанный на разгрузке центра и создании вокруг него городов-садов. Н. Ладовский представил в 1929 г. концепцию "города-ракеты". Схема представляла собой параболу; центральную ось (городской центр) последовательно огибали три зоны: жилая, промышленная и аграрная. "Город-ракета" Москва был направлен в сторону Ленинграда, структурно главной магистралью предполагалась линия Тверская улица – Ленинградское шоссе. Несколько десятилетий спустя эту концепцию, уже в прагматическом виде, потихоньку реализовывала мастерская А. Меерсона (и элементами домовых проектов стали "ножки" Корбюзье и Гинзбурга). Наконец, самые отчаянные фантазеры мечтали, чтобы город-ракета летел не по земле, а по воздуху. В 1928 г. Г. Крутиков защитил дипломный проект "Город будущего"; он должен был состоять из производственной части (на поверхности земли) и жилой – парящей в воздухе. В то же время идеалистические проекты, возникавшие в достаточно свободных мастерских ВХУТЕМАСа, вовсе не исключали тоталитарной идеологии. Дипломный проект В. Попова (мастерская Ладовского) "Новый город" (1928) использовал известную еще со Средневековья круговую композицию зданий, но один элемент был новаторским: центр (восемь частей центра) был приподнят над прочими строениями. Попов перенес на градостроительную планировку архитектурное изобретение Дж. Бентама – паноптикон, разработанное для английских исправительных заведений.
И вот здесь надо сказать, что одновременно с тоталитарным поворотом в политике, произошедшим в конце 1920-х годов, в 1930 г. был расформирован и ВХУТЕМАС, основанный на принципе свободного синтеза различных искусств. Архитекторы получили отдельный институт, но формировать "нового человека" с помощью городов, комплексов и зданий политический режим им уже не позволил, оставив эти функции за собой. По отношению к обществу советская власть взяла четкий курс "кнута и пряника", который в архитектуре выражался в строительстве исправительно-трудовых лагерей и помпезных объектов, призванных прославить новый строй. Соответственно, более востребованными из вхутемасовцев оказались "академисты", тогда как рационалистам и конструктивистам пришлось уйти в тень и обуздать свои фантазии. Лидеры АСНОВА Рухлядев и Кринский проектировали "корабли" – дома городка художников на Масловке (на плане он напоминает очертания судового корпуса) и здание московского Северного речного вокзала. Последнее сооружение, законченное в 1937 г., является символом репрессивного сталинского ампира. Вокзал, сделанный как реплика Дворца дожей в Венеции (в советской экранизации "Отелло" вокзал и сыграл роль палаццо), увенчал канал Волга – Москва, сделанный во многом силами заключенных – жертв репрессий. Всегда считалось, что вокзал, как и ближайшие шлюзы, проектировали Рухлядев с Кринским, но исследовательница А. Гайнутдинова не обнаружила на архивной документации подписей Кринского; зато выяснилось участие архитектора из системы НКВД С. Бирюкова. Минувшей осенью Речной вокзал с немалой помпой открылся после долгой и не во всем удачной реставрации (превосходно склеили фарфоровые тарелки-медальоны на фасадах, но ухудшили фонтаны вокзала и варварски вырубили парк). Короткое время посетителей приманивали посещением выдуманного "кабинета Сталина", но скоро устыдились.
Незаурядный педагог и экспериментатор Николай Ладовский почти не оставил архитектурных следов о себе; без серьезных изменений остается лишь вестибюль станции метро "Красные ворота". Он незаметно умер в октябре 1941 года в Москве, когда к ней вплотную подошли части вермахта. Художник Май Митурич, отец которого получил мастерскую Ладовского, описал в мемуарах трапецию под потолком комнаты, на ней Ладовский как будто и повесился, решив не дожидаться, когда "город-ракета" сгорит в пламени войны.
Через несколько дней после выставки об архитекторах ВХУТЕМАСа я оказался на премьере оперетты "Москва – Черемушки" в Большом театре. Шостакович, авангардист 20-х годов, написал ее в конце 50-х и посвятил новой жилищной программе – сооружению безликих домов с небольшими, зато отдельными квартирами. Опереточный сюжет прославляет идеалы мещанского быта, совершенно противоположные коммунальной утопии ВХУТЕМАСа. "Москва – Черемушки" – это своего рода капитуляция русского авангарда перед советской культурой. В начальных сценах оперетты действие происходит в залах Музея истории и реконструкции Москвы. Время и обстоятельства сложились так, что и большинству проектов архитекторов ВХУТЕМАСа нашлось место лишь в экспозициях музеев.